- Более-менее.

- Это выбор Обезьяньей лапы.

- Ты сказал так, будто я понимаю, о какой хрени ты говоришь.

- Это рассказ, написанный три столетия назад неким У.У. Джейкобсом. "Обезьянья лапа". Три желания - три шанса согнуть судьбу по своей воле - и каждое приносит лишь ужас. Изменяя судьбу, лишь делаешь ее хуже.

- Верно. Вот только судьба - дерьмо собачье, а что хуже - зависит от того, кого спросишь.

- Понимаю, почему тебе хочется верить в это.

- И это всё к нашему делу каким херовым местом?

Дункан невольно соглашается, что напутал. - Разумеется. Только лишь... я подозреваю...

Голос затихает, он опускается на кипу мехов и шкур у костра. Он замерз. Слабость крадется по ногам и рукам, левая рука дрожит, он не может говорить - глаза открыты, и он закрывает их, чтобы спрятаться в темноте.

- Я только хочу знать, - говорит он очень, очень мягко, - что это реально. Что это верно. Если я решусь... вернуть... такое может произойти?

Закрытые глаза зудят. Слезы текут по щекам. - Вот и всё. Всё, что хочу знать. Всё, что нужно знать. Если я решу изменить, оно... изменится?

- Возможно.

- Возможно? И ...больше ничего? После всего? Ты можешь выдать мне лишь "возможно" ?

- Дункан... Я думал, что выразился ясно. Похоже, что нет.- Голос Кейна тих и как будто полон сожаления. - Не перемена рождает непредсказуемые последствия. Сам выбор. Одно из возможных последствий выбора в том, что... возможно... перемена случится. Вот и всё, что я могу дать. Вот и всё, что у меня есть.

- И ты говоришь, что мой выбор может уничтожить вселенную... без пользы?

- Не без пользы.

- А, вижу. Конечно. Эрудиция меня подвела. - Слезы льются сильней, хотя голос сосредоточен и отстраненно спокоен, как у профессора, читающего лекцию, хотя погружен в самые сладкие сны наяву. - Это не волшебная сказка.

- Хотелось бы.

- Тебе легче, - бурчит он. - Ты никогда не знал мира без магии.

- Так как это всё к нашему делу...

- Не важно. И не думаю, что могу тебе объяснить. - Он глубоко, прерывисто вздыхает. - Это точно простой выбор. Вещь в себе.

- Ага. Рискнешь ли ты вселенной ради одной перемены?

- Помоги мне Бог... - Спокойствие голоса Дункана плохо сочетается с всхлипами. - Ты не можешь... Я обычный человек. Ты не смеешь просить выбора. Нет, если всё это по-настоящему...

- Вот только что посмел.

- ...боги... - Он понимает, что просит пощады словами из чужого воображения. - Смилуйтесь...

- Нет здесь богов, Дункан. Только ты.

Голова поникла. Здесь нет места лжи.

- Тогда... да.

Истина похожа на шепот.

- Да, я решился бы. Ради шанса. Ради надежды на шанс.

- Окей. Спасибо, Дункан. Признателен за помощь. Прости, что так получается, но ты единственный человек во всех вселенных, от которого могу ждать хорошего совета.

- Что? Совета? - Глаза открываются. - И всё?

- Нет.

Кейн держит меч обеими руками. Если ладони сожжены межзвездным холодом, он не дает знака.

- Хэри?.. Хэри, что такое? Что ты делаешь?

- Я сказал.

Кейн делает выпад с небрежным, брутальным мастерством. Лезвие пронзает грудину Дункана, рассекая сердце пополам, и тьма падает на его жизнь, и он слышит лишь:

- Я больше не отзываюсь на это имя.

В этот раз они сидят на скамье Полустанка, самого большого здания Тернового Ущелья и штаб-квартиры компании "Грузовые перевозки Забожья".

- Всё потому, что я собираюсь заключить сделку с твоим богом.

- Моим богом? Ма'элКотом?

- Нет. С богом Черных Ножей. Там, в Бодекене. Не думаю, что у него есть имя.

- И? Ты сказал собираешься, да? Так не надо. Нет задумки, нет проблем.

- Не так это просто, собачина.

Обычно юный огриллон нежится на скамье, одной ногой упершись в колонну, вторую положив на тюк с вещами. Обычно человек сидит, опершись на локти, глядя куда-то сквозь дымную копоть в свете зеленоватых круглых газовых фонарей, говорит голосом тихим и равнодушным, чтобы не привлекать внимания пассажиров. А те вяло проходят мимо или сидят рядом в ожидании "Тернового Сокола", экспресса, что ходит в Анхану и назад дважды в день.

Обычно. Не всегда.

В прошлом этот разговор иногда имел место под мелким дождем около посольства Монастырей в нижней части Ущелья. Несколько раз он происходил среди огромных штабелей пропитанных креозотом бревен, которые перевозили к Бранному Полю, на постройку Шпиля. Однажды это было на краю утеса, ночью столь темной, что горы не были даже тенями; разговор мог идти в нигде, если бы не сладкий медный запах свежепролитой крови.

- Сделка не проблема, - говорит человек. - Но вот решение...

- И?

- И оно может взорвать треклятую планету. Или хуже. Или вообще ничего, или что-то среднее. Не знаю. Не могу знать.

- Ты слишком много говоришь о незнании, братишка.

- Как и все. - Скрежет невеселого смеха. - Разница в том, что я знаю, что не знаю. Остальные не заметят пожара, даже если дым уже валит из зада. Видишь ли, дело в том, что я вроде бы не должен быть способным заключать сделку. С богом. Особенно с этим богом. Но я так и сделаю. Уже. Хотя этого еще не случилось.

- Вот тут я перестаю тебя догонять. Каждый раз.

- Ага, здесь смертный разум и утыкается в загадочную жопу. В Монастырях есть особенный жаргон и так далее, но даже знание правильных слов не помогает. Смотри, при Прорыве - ну, при Ужасе - случился некий поворотный пункт. Не знаю, как еще его назвать. Ваши парни нас пленили и занялись привычным делом - пытками до смерти. Это приношение вашему богу, ведь Черные Ножи поклонялись демону, Связанному в вертикальном городе. Связанному вертикальным городом.

- Демону? Ты только что говорил о боге.

- Одно и то же. Ну, не совсем, но нет времени повторять весь аббатский курс Введения в Прикладную Деологию. Слушай же. Главные самки прибили меня к кресту, а это медленный и скверный способ умирать, и делали еще кое-что, столь же нерадостное. И я должен был умереть там. Как и все мы. Но я сбежал.

- Сбежал? Прибитый к кресту? Забавный трюк.

- Чертовски невозможный трюк. - Человек опускает голову, вздыхая. - На самом деле главная сучка спустила меня сама. Затем я убил ее и Студия меня вытянула. Остальное ты знаешь.

- Что, она позволила тебе уйти? И стояла, пока ты ее убивал? Как такое устроить?

- Это был ответ на мои молитвы.

- Ты молился? И что, Тишалл вдруг размяк и пустил слезу?

- Нет. Я молился вашему богу.

Серая кожа бугра, что сходит у огриллонов за брови, морщится волнами и узлами. - И с какого рожна бог Черных Ножей поглядел на тебя?

- Это один вопрос. Но есть еще, более важный. Реальный вопрос - как. Не почему. Бог как-то заставил главную сучку исполнить мои мольбы. Это Монастыри зовут Вмешательством, и это считается невозможным. Именно это и должен предотвращать Завет Пиришанте.

- Что? Богам не дозволено творить чудеса?

- Именно. Именно. Власть бога может выражаться только посредством живого существа. Это фундаментальный принцип Завета: бог может даровать силу или забрать ее когда пожелает. Опять-таки это сложно - Монастыри называют это теофанической настройкой, в ней хренова тележка вариаций, но обычно чем более ты соответствуешь идеалам и желаниям бога, тем больше силы можешь провести. И богу даже не нужно тебе говорить, как использовать силу, ведь ты получаешь силу именно потому, что ты особа, склонная действовать так, как угодно богу. Понял?