Ж е н щ и н а и м у ж ч и н а уходят.
К а р а м а н (пересчитывает деньги, сияет от радости). Вот что значит гнуть спины, Кечо… Даже за это здесь платят.
К е ч о. А ты думал! Вот увидишь, мы разбогатеем, Каро, мы непременно разбогатеем! А тебе везет! Какой груз ты тащил на своей спине! (Целует пальцы.) Она красивее Гульчино.
К а р а м а н. Ты оскорбляешь Гульчино! Нет девушки красивее ее на всем свете.
К е ч о. Это тебе так кажется. Слушай, княжеский сын непременно привезет ее сюда. Вдруг она ходит по улицам и ищет тебя?
К а р а м а н. Тогда мой сон в руку. Но нет, я не хочу, чтобы она видела меня в таком виде! Сперва надо разбогатеть…
Возвращаются на то место, где оставили вещи, и видят, что их обувь пропала.
К е ч о. Караман, я не ослеп?
К а р а м а н. Нет, что ты!
К е ч о. Но ведь мы вот здесь оставляли наши чувяки.
К а р а м а н. Их украли! (Чуть не плачет.)
Слышится песня «Джан-тико». Идут к и н т о и х р о м о н о г и й м а л ь ч и к.
К е ч о. Ты слышишь? Они поют «Джан-тико». Эти негодяи смеются над нашими пустыми бурдюками. Пусти меня, Каро, я им покажу, как издеваться… Пусти меня, будь братом!
К а р а м а н. Ты с ума сошел. Они позовут городового!
К е ч о. Пожалуй.
Х р о м о н о г и й. Эй, вы, видно, деревенщины?!
К а р а м а н. Не твоего ума дело.
К и н т о. Должно быть, рачинцы. Узнали, что в Грузии уже сто лет нет царя, и решили занять пустующий трон. (К Кечо.) Ты хочешь быть царем, деревенщина?
К е ч о. На кой черт он мне сдался.
К и н т о. Скажи-ка! Каждый приезжий мечтает о царском троне, а ты, видно, скромник.
К е ч о. Каро, что нужно от нас этому паяцу? (К кинто.) Слушай, я могу рассердиться, поберегись!
Кинто подставляет Кечо ногу. Тот падает.
К а р а м а н (вцепился в кинто). Эй ты, чего пристаешь к моему другу?
К и н т о. С такой рожей ему нельзя красоваться на деньгах и портретах. Хочу подрисовать ему морду, чтоб походила на царскую.
К а р а м а н. А ну, прочь! Не то так разрисую твою поганую харю, мать родная не узнает.
К е ч о. Стой! Каро, да на них наши чувяки.
К и н т о (хочет бежать). Воры!
К е ч о. Ах ты, мерзавец. Снимай чувяки. Каро, держи хромоножку. Попались, жулики! (Снимает чувяки с кинто.)
К а р а м а н (хромоножке). А ну, разувайся, тварь!
К и н т о. Мы еще встретимся, вы еще узнаете, кто такой кинто! (Убегает.)
Х р о м о н о ж к а бежит за ним следом.
К е ч о. Вот повезло! Деньги заработали и чувяки вернули. Но какой тут затхлый воздух! Не надо было опорожнять наши бурдюки. Расходовали бы с умом сельский воздух, надолго хватило бы.
К а р а м а н. Может, здесь горный воздух дороже вина, как думаешь, Кечо?
К е ч о. Ну, если здесь втридорога дерут за ослиное молоко, которое мы пили на вокзале, то воздух, конечно, в цене.
К а р а м а н. Ах, если бы с неба упал мешок с деньгами. Бывает ведь такое. Прошу тебя, бог, сотвори это чудо!
К е ч о. С безбожниками вроде нас бог не захочет иметь дела.
К а р а м а н. А может, нам ограбить какого-нибудь богача, раз уж мы безбожники и разбойники?
К е ч о. На что нам ворованное добро?
К а р а м а н. Я пошутил.
К е ч о. Ой, как скучно! Давай поиграем в телят.
К а р а м а н. Давай!
Играют в телят, трутся друг о друга. Возня, смех. Входит А р т е м.
А р т е м. Эй вы, рачинцы! Что привезли с собой? Нет ли в ваших хурджинах знаменитой рачинской ветчины? Очень уж она вкусная.
К е ч о. Вот поэтому мы и не довезли ее до города.
А р т е м. Работу ищете?
К а р а м а н. Конечно, уважаемый.
А р т е м. Хотите печь хлеб?
К е ч о (восторженно). Конечно! По крайней мере с голода не умрем, хлеб всегда будет!
А р т е м. А тесто месить умеете?
К е ч о. Ах, уважаемый, лучше месить тесто, чем грязь на улицах.
А р т е м. Хорошо, молодец. Меня зовут Артем.
К а р а м а н. Не тот ли ты Артем, чей хлеб излечивает сорок болезней?
А р т е м (напыжившись). Ага! Даже до вас, рачинцев, дошел этот слух?.. Да, да, я выпекаю самый знаменитый хлеб в Грузии. Да, он лечит любые болезни. У меня столько покупателей, что не успеваем печь хлеб.
Раздается пушечный выстрел, Караман и Кечо падают на землю.
Испугались?
К е ч о (дрожит). Дождь прошел, туч нет, откуда быть грому?
А р т е м. Настал полдень, и пушка извещает людей о том, что наступила середина еще одного дня быстробегущей жизни.
К а р а м а н. Кечо, положи руку мне на сердце.
К е ч о. Что такое, Каро?
К а р а м а н. Бьется ли оно?
К е ч о. Как молот.
К а р а м а н. А мне покаталось, что оно лопнуло. Ох, чего только не бывает в городах.
К е ч о. Смех! Будто здесь не знают, что полдень наступает, когда солнце стоит прямо над головой. Так нет, им надо стращать людей пушками.
А р т е м. Хватит болтать! Пошли, нас ждут покупатели.
Раздается звон часов.
К а р а м а н. А это что? Какая красивая музыка!
А р т е м. Это звонят городские часы.
К е ч о. Тоже подсказывают здешним, что наступил полдень?
А р т е м. Да, конечно.
К е ч о. И чего только люди не выдумают!
Уходят с веселой песней.
ВЫБИТЫЕ ЗУБЫ
Большая, круглая, до половины всаженная в землю печка-тоня. Корыто, мешки муки. К тоне прислонена палка с железным острием наподобие вилки. К а р а м а н в белом переднике замешивает тесто, читая одновременно книгу, лежащую на мешке.
К а р а м а н (откидывая назад мокрые от пота волосы). Тебе весело, Кечули? А у меня руки отваливаются. Ни сна, ни отдыха!
К е ч о. От работы еще никто не умирал.
К а р а м а н. Ем я хлеб, который излечивает сорок болезней, а на меня от него такие болячки навалились, каких сроду не было. (Шепотом.) И я не встретил еще ни одного больного, которого бы вылечил хлеб нашего хозяина.
К е ч о. Но ведь ты сам целыми днями бегаешь по городу и горланишь: «Покупайте целебный хлеб пекаря Артема!»
К а р а м а н. Вот в этом и соль. Кто-то обманывает нас, а мы обманываем других. Нечистое это дело, Кечули, не для нас оно.
К е ч о. Люди не глупее тебя, почему же они покупают этот хлеб?
К а р а м а н. А черт их знает.
К е ч о. Это книга портит тебя, Каро. Не понимаю: ты бросил школу, потому что не любил книги, а тут вдруг…
К а р а м а н (горделиво). Это драгоценнейшая книга, Кечули. Это лечебник. Тут написано о всех лекарствах от всех болезней. Вернусь домой, стану доктором. Вот твой отец жалуется на грыжу…
К е ч о. Давай, давай! (Свешивается в тоню и чуть не падает туда.) Ой!
К а р а м а н (хватает его за ноги). Чуть не сгорел…
К е ч о. А если бы я сгорел? В этой книге не сказано, как воскрешать мертвецов?
К а р а м а н. Сгоревшего в тоне надо завернуть в бумажные деньги, и он тут же воскреснет.
Оба хохочут. Входит А р т е м.
А р т е м. Эй, лежебоки, поторапливайтесь, покупатели ждут хлеба.
К а р а м а н. Мы и так еле стоим на ногах. Такая работа и ослу не под силу.
