М а р и а м. Ему удалось бежать?
Т е д о. Да.
М а р и а м. За ним гнались?
Т е д о. Да. С собаками.
М а р и а м и А н и к о (вместе). Их поймали?
Т е д о. Не-ет!..
А н и к о. Вы точно знаете, что его не поймали?
Т е д о. Коли бы поймали — их бы повесили прямо перед нашим бараком.
М а р и а м. Верится с трудом.
Т е д о. Охрана нашего лагеря его не поймала. Это я знаю точно…
М а р и а м. Расскажи мне еще о Леване.
Т е д о. О каком Леване?
М а р и а м. О моем сыне. Разве его не Леваном звали?
Т е д о. Нет, его звали Габро. Габриел.
А н и к о. А фамилия?
Т е д о. Канделаки.
М а р и а м. Ох, значит, это не он…
А н и к о. Левана фамилия — Джапаридзе.
М а р и а м. Зачем вашему Габро Канделаки моя карточка?
Т е д о. Габро часто показывал мне эту карточку. Я держусь только благодаря этому. — говорил он, — иначе не выживу.
А н и к о. Габро был похож на этого?.. (Показывает на портрет Левана.)
Т е д о. Нет. Я хороню помню Габро. Он был очень худой, чернобородый… Правда, война так меняет человека, что своих не узнаешь. Вот глаза похожи.
А н и к о. Глаза у человека изменяются меньше всего.
М а р и а м. Нет, нет! Я уверена, что это был мой сын… Но почему он переменил имя?
Т е д о. Когда его взяли в плен, то допрашивали в штабе, а потом отправили в тыл. По дороге он бежал, но его поймали. Может быть, на допросе он скрыл свое настоящее имя… Будем надеяться… Спокойной ночи! (Уходит в соседнюю комнату.)
М а р и а м. Эх, гость мой, гость! Не пойму, добрый ты вестник или злой! Анико, доченька, ложись…
А н и к о. А вы как же?
М а р и а м. А я побуду одна. Ты еще мала, чтобы не спать из-за чужого горя…
Анико ложится.
(Гасит свет, смотрит на фото, высветленное лучом.) Сынок, сынок, где же ты?
А н и к о. Говорят, некоторые пленные попали в американскую зону…
М а р и а м. Спи, спи… Вот и я закрываю глаза…
Сверкает молния, гремит гром. Затем все стихает. Комната наполняется тихой мелодией колыбельной.
(Вскрикивает.) Стойте! Не отдам!
А н и к о. Тетя Мариам, что случилось?
М а р и а м. Я вроде не спала, а увидела сон. Словно укачиваю ребеночка, то ли Левана, то ли его сына… Потом мне показалось, что кто-то черный его отнимает…
Г о л о с Т е д о. Мама!.. Мамочка!.. Ай! Горим! Помогите!
М а р и а м. Слышишь? Вот несчастье. Для него война действительно еще не закончилась…
Доносится веселое пение.
А н и к о. Радио?
М а р и а м. Уже поздно для радио. Это пируют у Елены.
А н и к о. Да-а! Как вы говорили: когда заболит палец — сердце чувствует, а боль сердца — никто не чувствует.
М а р и а м. Людям веселиться не запретишь. У них радость!
А н и к о. Можно было бы подумать о соседях…
М а р и а м. О соседях! Она и раньше меня терпеть не могла. Все завидовала. А сейчас-то чему завидовать, не понимаю?
А н и к о. Да, я слышала, что тетя Елена вас ненавидит…
М а р и а м (о своем). А сыновья наши дружили, вместе и на фронт ушли. Да вот один живой вернулся, а другой…
Пауза.
В голубой дымке появляется с и л у э т маленького Л е в а н а.
Р е б е н о к. Мама, у всех детей есть папа. А у меня?
М а р и а м. И у тебя был. Смотри…
Луч скользнул по портрету Константина.
Р е б е н о к. А где он?
М а р и а м. Его убили.
Р е б е н о к. Я его не помню.
М а р и а м. Ты был совсем маленьким. Когда его хоронили, ты расплакался, потому что твоего щенка кто-то прогнал со двора. Потом ты стал кричать, чтобы тебя вместе с отцом в красном ящике покатали.
Р е б е н о к. Почему его убили?
М а р и а м. Вырастешь, узнаешь.
Р е б е н о к. Мам, у всех есть братья и сестрички. А я один.
М а р и а м. Я куплю тебе, куплю.
Р е б е н о к. Когда?
М а р и а м. Вот поеду в большой город…
Р е б е н о к. Тетя Елена сказала, что если я хочу сестричку, ты должна выйти замуж… Мама, выходи замуж…
М а р и а м. Нет, сыночек. Лучше тебе сиротой быть, чем пасынком.
Р е б е н о к. Не понимаю.
М а р и а м. Подрастешь, поймешь. Иди, побегай…
С и л у э т р е б е н к а исчезает. Слышен гомон детских голосов, выкрики: «Леван атаман! Серго атаман! Начинаем!» Звучит зурна, грохочет барабан. Голоса: «Леван победил! Вах, Серго не коснулся земли! Пусть еще схватятся!»
Пауза. Луч освещает фото Левана-юноши.
Леван, сын мой, где ты?!
Г о л о с Л е в а н а. В твоем сердце, мама.
М а р и а м. В сердце моем ты всегда. Но где ты сейчас, Леван?
В голубой дымке возникает силуэт Левана, протягивает к матери руки.
Какие у тебя красные руки, сынок…
Леван опускает руки. Исчезает.
Почему ты уходишь? Я же твоя мама! Где ты, Леван?
Силуэт Левана появляется с другой стороны.
Л е в а н. Я здесь, мама.
М а р и а м. Кто ты? Я тебя не знаю!
Л е в а н. Горе не красит человека.
М а р и а м. Подойди, обними меня…
Силуэт Левана снова протягивает руки.
Руки твои в крови, Леван…
Л е в а н. Нет, это солнце так освещает.
М а р и а м. Леван, дома ты курицу зарезать не мог. А там убил человека!
Л е в а н. Иначе нельзя было.
М а р и а м. Ты грех на себя взял!
Л е в а н. Это кровь не человека, а предателя. Я убил змею в облике человека!.. Мама, тебе все еще кажется, что руки мои в крови?
М а р и а м. У тебя на душе кровь…
Л е в а н. Кровь злодея не может запятнать души человека.
Силуэт Левана удаляется.
М а р и а м. Куда же ты уходишь, мальчик мой? Не бросай меня!
Л е в а н. Я убил по справедливости! Не зови меня!.. (Исчезает.)
М а р и а м. Ушел… Но он услышал, что я зову его. Если остался честным, он вернется вместе с солнцем. Если лжет, то пусть вползет темной ночью. Все равно. Леван, я приму тебя…
Г о л о с Т е д о. Земля горит!.. Караул!.. Помогите!..
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Та же комната Мариам спустя несколько лет.
Вечер. М а р и а м лежит в постели. А н и к о поправляет букет роз в вазе на столе.
А н и к о. Тетя Мариам, откуда розы?
М а р и а м. Мои семиклассники принесли…
Входят С а л о м е и С е р г о. Он без погон, на груди звезда.
С а л о м е и С е р г о (вместе). Здравствуйте! Как вам, получше?
М а р и а м. Что-то грудь давит… Анико, предложи гостям стулья.
С а л о м е. Вот лекарство, Мариам… Хотя лучший врач вам сейчас покой и тишина…
А н и к о. Серго, почему ты так резко говорил со скульптором? Ведь твой бронзовый бюст не для тебя, а для потомков останется как память.
С е р г о. Откуда ты знаешь про скульптора?
А н и к о. Слухами земля полнится. От народа ничего не скроешь.
С а л о м е. Слышишь, Серго? Я же тебе говорила. Излишняя скромность хуже гордости. Люди смеяться будут.
С е р г о. Не вижу ничего смешного.
