Я пожимаю плечами.

— Все нормально. Я могу об этом говорить, — тороплюсь успокоить ее совесть. — Автосервис у него был. Ну как был, он и сейчас есть. Через наш поселок федеральная трасса проходит, братья делают простой ремонт: шиномонтаж, балансировка, тормоза и все такое — в общем, работа всегда найдётся. У нас на дороге, перед самой деревней, такая ямина на асфальте каждую весну появляется, что мы ее золотоносной дырой прозвали. Любой, кто в нее въехал, считай — наш клиент. То колесо вывернет, то диск погнет. Ее ни один ямочный ремонт не берет, прямо чертовщина какая-то. И вот однажды влетел в нее мажор один на дорогой тачке. Наш гараж, естественно, самый ближайший. Ну папа починил колесо, а мажор тот давай ворчать, сервис его, видите ли, не устраивает, кофе ему не предложили. Слово за слово, начались разборки, а потом папа психанул, того недовольного за шкирку схватил и на улицу, монтировкой припугнул, капот поцарапал и деньги ему прямо в морду швырнул. А тот полицию вызвал, сказал, что его избили, потом и свидетели нашлись, — у меня снова закипает кровь от чувства несправедливости.

— Вот засада, — с сожалением вздыхает Аня.

— Да. Пять лет папе дали за порванный воротничок и царапину на капоте. Плюс компенсация тому уроду за моральный вред. Вот, и чтобы выплатить эти деньги, брату пришлось сервис продать дяде нашему, — я рисую в воздухе кавычки. — Ну, то есть, формально, Петр — мамин сводный брат и наш дядя. А так — скотина, если честно. Нашел, на ком наживаться. Когда папу осудили, мне всего тринадцать было. Косте только двадцать исполнилось, а Ян еще школу заканчивал… В общем, братьям было нелегко. Косте и опеку над нами давать не хотели, но он у меня упертый. Мы Арсеньевы все такие, — я отвожу взгляд и умолкаю.

Вот и сейчас вместо того, чтобы уехать учиться в город, найти нормальную работу, мои братья продолжают в гараже возиться, на дядю Петю пашут. Не знаю, кому что хотят доказать. Костя все деньги копит, чтобы выкупить у дяди сервис. Папу ждет… Конечно мы все его ждем, но на то, как два моих самых близких человека забивают на свою жизнь, уже сил нет смотреть.

— Слушай, ты говоришь, ему дали пять лет. Значит, он скоро выйдет? — быстро соображает Аня.

Я киваю. Сердце волнительно подпрыгивает в груди.

— Да. Через несколько месяцев. Скорее бы…

— А мама у вас? — спросив, Аня быстро прикусывает губу.

— Мамы давно не стало. Я ещё совсем маленькая была, — мои плечи опускаются, а хорошее настроение того и гляди испарится.

Тогда Аня встает с кровати и, хватив косметичку, надвигается на меня.

— Хочешь, я тебе макияж сделаю? — внезапно предлагает она.

Я с благодарностью ей улыбаюсь.

Другая бы начала со мной сюсюкаться, жалеть, а Петрова — человек деятельный. И мне это в ней очень нравится. Да и потом, люди всякие бывают. Есть и такие, что ни за что не станут общаться с дочерью уголовника — это я еще в школе выяснила. Но Аня спокойно выслушала выдержки из моей биографии, что лишний раз доказывает, как мне повезло с соседкой по комнате.

— Ну давай. Только без фанатизма. Я не люблю, когда много косметики.

Надо сказать, что и клубы я не люблю, но сегодня у первокурсников посвящение в студенты, а это значит, тусоваться будут все — от ботаника до прогульщика.

Аня одолжила мне своё короткое темно-зеленое платье на тонких бретелях с пайетками, а сама выбрала симпатичный топ с длинным рукавом и кожаные леггинсы. Мне бы тоже было комфортнее надеть брюки, но Петрова настойчиво просила примерить ее платье и не прятать от мира такие ноги.

Какие такие ноги — я, честно, без понятия.

— Ты играешь с огнем, Арсеньева, — замечает Аня, когда из коробки за кроватью в очередной раз раздается жалобный писк. — Если Закона узнает про твоего нелегала, нам с тобой крышка, — Аня качает головой.

— Это всего на несколько дней. Потом мне обещали оплачивать каждый выход, пусть копейки, но все-таки. Дам объявление, может, кто-нибудь возьмёт на передержку, или попробую пристроить его в гостиницу для животных.

Вчера на автобусной остановке кто-то оставил коробку с пищащим от голода и холода комочком серой шерсти. Я не могла пройти мимо. У нас и дома с братьями целый зоопарк: безымянные куры, коза по кличке Василиса, два кота — Гопник и Царь, а еще Найда — девочка-алабай, моя любимая красавица.

— Найти работу, а потом спустить зарплату на бездомную кошку — очень предприимчиво, — подкалывает меня Петрова.

— Это не кошка, а котик. И гостиница нужна всего на пару месяцев. Я потом, после сессии, как домой поеду, увезу Тимошку.

— Ты ему уже и имя придумала. Что-то оно мне напоминает, — с ухмылкой произносит Аня.

Я хлопаю глазами.

— Понятия не имею, о чем ты.

И только сейчас понимаю, что Аня имеет в виду. Я назвала котенка Тимошкой. Вот же черт.

— Да-да, рассказывай, — Аня продолжает гнуть свою линию, многозначительно поигрывая бровями и рисуя мне стрелку.

— Ты мне глаз сейчас выткнешь, хватит болтать, — бормочу, замерев с поднятым вверх лицом.

— А тебе хватит бегать от Тима. Вас же тянет друг к другу, только слепой не заметит. Зачем ты его изводишь? — Петрова отступает и придирчиво смотрит на меня.

— Я ему не верю. И предпочитаю хороших парней, простых, понятных, а Чемезов — их полная противоположность.

Удрученно вздохнув, Аня закатывает глаза.

— Он тебя, что замуж зовет, дурочка? Конечно с такими парнями, как Тим или Влад, не построишь нормальных отношений, но именно такие парни нам и нравятся. Он может стать для тебя самым незабываемым опытом, понимаешь, о чем я?

— Отстань! — я решительно отметаю все ее пошлые намеки.

— Ну он же тебе нравится, Динка! Я знаю! — не отстает соседка.

— Да, нравится, вопреки всему, — нехотя признаюсь. — Но кличка кота тут ни при чем. Клянусь. Просто это первое, что пришло на ум.

— И ладненько. Кому от этого хуже? Так что с Тимом решила?

Я качаю головой.

— Я не знаю, Ань. Из этого ничего хорошего все равно не выйдет, какой смысл начинать?

— А разве в любви есть смысл? — замечает Петрова.

— Стоп, я не говорила, что влюблена в Тима! — мгновенно возражаю. — Да и как его можно полюбить? Чемезов наглый и вечно меня провоцирует. А эта его улыбочка, как у клоуна? Совершенно непонятно, какой он настоящий. Его из универа выперли, значит он там что-то такое натворил…

— Съел девственницу, — хихикает Аня. — Ну или соблазнил декана. Декана-женщину, — уточняет она.

— Нет. Уж лучше двух деканов-женщин, — подхватываю ее легкомысленный тон, — а потом они подрались из-за него, и их обеих увезли в полицию. Как итог — забастовка преподавателей по всей стране и новая образовательная реформа.

Закинув голову, Аня громко смеется.

— Ух ни фига ты завернула!

А вот мне совсем не смешно, потому что Аня права. Меня тянет к нему.

Сегодня у расписания я видела Тима с какой-то девушкой. Со скучающим видом тот слушал ее, но, как только увидел меня, сразу разулыбался и даже подмигнул мне. И так всю неделю. То в буфете подойдет, то по дороге на остановку подкараулит. А эти его взгляды? Разве парни могут так смотреть на девушек без причины?

Я не понимаю, что происходит.

До той ночи, когда Аня позвала меня на автомобильную тусовку, я не замечала Чемезова. Теперь же он был повсюду — постоянно мелькал перед глазами, светил своей белоснежной улыбкой. Он, как преступник, прокрался в мои мысли, а сегодня даже приснился…

— Дин, у тебя щеки красные, — мои размышления прерывает голос Ани. — Ты не заболела? — проверяет мой лоб тыльной стороной ладони.

— Я? — бормочу, убирая ее руку. — Нет. Что-то душно в комнате стало, — воспользовавшись моментом, подхожу к окну и открываю на микропроветривание.

Щеки действительно пылают, дыхание учащается, а в животе от волнения порхают бабочки, ведь во сне Тим целовал меня, и это было так восхитительно и нежно, что я до сих пор нахожусь под впечатлением.