Сказать по правде, я ненавижу слово “попа”. Но “ягодицы” звучит слишком сухо и анатомически, а “задница” — слишком вульгарно.

К чему это я?

Ах, да. Чемезову конец.

Как же вымораживают его собственнические замашки! И не то, чтобы мне не нравилось целоваться с ним — совсем напротив, но я не испытываю удовольствия от прилюдного выражения эмоций. Возможно, я слишком старомодная или суеверная, но недаром говорят, что счастье любит тишину. Само собой, большинству людей нет до меня никакого дела, и все же я чувствую посторонние взгляды, порой завистливые, замечаю злые усмешки или явное недоумение на лицах, типа: “Что? Чемезов теперь с ней? ОМГ”.

Да, некоторых все-таки это волнует.

Зато Тиму до лампочки чужое мнение. Пару месяцев назад я бы сказала, что таким образом Чемезов тешит свое эго размером с Австралию, но теперь я знаю, ему действительно плевать на то, что о нем подумают, что скажут. Мне, в общем-то, тоже. Нет у меня никакого комплекса деревенской девочки, оказавшейся в большом городе. Я просто не люблю повышенное внимание, но благодаря Чемезову в два счета превратилась в тему номер один для слухов и сплетен.

Мне кажется, народ в универе уже организовал что-то вроде тотализатора, где делают ставки, пытаясь предугадать, как скоро Чемезов меня кинет. Или что-то в этом духе. По-моему, никто не верит в то, что у него ко мне есть настоящие чувства. Кроме нас двоих, разумеется.

Раньше того же мнения придерживалась и Аня. Ведь именно она убеждала меня, что я нравлюсь Тиму. Но теперь мы не общаемся. На неделе у нас бывает несколько общих лекций, только — случайно или нарочно — Аня постоянно приходит с опозданием и садится подальше. И так уже несколько недель.

Правда сегодня она появилась вовремя.

Я вижу ее опущенные плечи и сгорбленную спину двумя рядами ниже. Девушка сидит особняком на самом краю ряда.

От мрачных мыслей меня отвлекает Чемезов своим дурацким сообщением.

ТИМ: Слушай, мне пришла в голову гениальная мысль. А что, если я переведусь к тебе на факультет?

Перечитав сообщение, я нервно покашливаю и набираю ответ.

Я: И чем же мой факультет провинился?

На что Тим присылает задумчивый смайл, а следом:

Да я тут подумал просто… меня вообще не вставляет гражданское и международное транспортное право.

Я: Сочувствую.

ТИМ: Я серьезно. Мне без разницы, на кого учиться. А так хотя бы будет нескучно.

Я: Нет.

ТИМ: Нет??? Почему?

Я: Нет. И точка.

ТИМ: Ну все, тогда я обиделся.

Я: Что поделать, жизнь — боль. Увидимся в буфете?

ТИМ: Давай. Если что, про перевод я пошутил.

Я: А я нет. Чтобы ноги твоей не было на моем факультете.

ТИМ: Капец, я считал, что дорог тебе.

Я: Очень дорог. Но только во внеучебное время.

Улыбаясь, как счастливая дурочка, я перевожу телефон в беззвучный режим, а потом моя улыбка гаснет. Я снова вижу поникшую фигурку Ани.

До начала пары еще остается немного времени, и я решаю выяснить, какого черта с ней происходит.

Крепко зажав ремешок сумки, встаю со стула, протискиваюсь за спинами своих галдящих одногруппников и спускаюсь по ступеням.

— Привет. Здесь свободно? — неуверенно обращаюсь к бывшей соседке по общежитию.

Подняв голову, Аня отрывается от экрана телефона и с явной неохотой сдвигается, освобождая мне место с краю.

— Нет, садись.

И на этом все.

Я молча достаю тетрадь со сменными блоками и зачем-то ее листаю. А потом чувствую, как меня кто-то щекочет пальцем по спине. Оглянувшись, натыкаюсь на приветливую улыбку Саши Брагина.

— Привет, Дина.

— А-а-а, привет, — отвечаю натянутым голосом, развернувшись к нему вполоборота.

— Классные штуки, — Саша указывает взглядом на мои митенки. — Наверное, тепло в них? — и проводит пальцем по моей руке.

— Да, тепло.

Я убираю руку с его стола и неторопливо стягиваю одну митенку, затем другую, ощущая на лице Сашин взгляд. Мне не по себе от того, как он на меня смотрит, ведь теперь я с Тимом. Но Брагин либо слишком упрямый, либо тупой — он словно не замечает этого, продолжая каждый день оказывать мне знаки внимания: то шоколадкой угостит, то подарит классную ручку, то место в аудитории займет. И все так ненавязчиво, искренне, что у меня язык не поворачивается отказать ему.

Вот и сейчас. Он, вроде бы, ничего противозаконного не сделал, но от того, как звучит его голос, от его выразительного взгляда, невинных прикосновений я чувствую себя какой-то вертихвосткой, которая флиртует с другим, пока ее парня нет поблизости.

К счастью, в аудиторию заходит преподаватель, и я просто отворачиваюсь от Брагина. Начинается лекция.

На протяжении всего занятия я поглядываю на сидящую рядом Аню. С отсутствующим взглядом она смотрит прямо перед собой. В ее тетради даже тема не записана. В какой-то момент Петрова все же замечает, что я за ней наблюдаю, отчужденно смотрит мне в глаза и снова отворачивается. Оставшееся время я сижу как на иголках.

А, когда пара заканчивается с упавшим сердцем вижу, что Аня поднимается со стула и проходит мимо меня. Я быстро кидаю свои вещи в сумку и бегу ее догонять.

— Ань, можно с тобой поговорить? — осторожно тяну ее за локоть.

Петрова пожимает плечами.

— Ладно, давай.

Мы пропускаем поток студентов и отходим к исписанной мелом доске, где препод объяснял нам структуру мировоззрения.

— Я тебя чем-то обидела? — прямо спрашиваю девушку.

— Нет, — Аня качает головой.

— Тогда почему ты меня избегаешь?

— С чего ты взяла? — ее лицо ничего не выражает, однако в голосе Ани звучат странные нотки — раздражение и досада.

Мы не были особо близкими подругами, да и знакомы всего три месяца, но я считала, что у нас с Аней теплые доверительные отношения, и есть, что вспомнить. Только теперь она как чужая, а я совершенно растеряна. И мне даже немного обидно.

Следует длинная пауза, после которой я говорю:

— Понятно. Ладно. Не буду приставать.

— Динка… Подожди, — на этот раз Аня удерживает меня за локоть. И голос ее звучит иначе.

Повернувшись, я беру ее за руку, она у нее ледяная и влажная, и тяну ближе к доске, чтобы проходящие мимо не могли нас ненароком подслушать.

— Это все из-за того, что я у Чемезова осталась, да?

Аня удивленно смотрит на меня.

— Конечно нет, что за глупости?

— Ну тогда что, Ань? Мы же за этот месяц ни разу толком не поговорили. То ты мимо проходишь, как будто в упор не видишь, то отвечаешь недовольно. Я уже голову сломала, честное слово. Не люблю я неопределённость. Если я тебя чем обидела, и ты не хочешь общаться, ты так и скажи!

— Дин, да ты тут ни при чем. Обещаю, скоро все будет, как раньше.

— Да случилось-то?! — повышаю голос.

Аня опускает голову и еле слышно произносит:

— Я беременна.

У меня даже рот от шока открывается.

— Песец…

— Он самый, — Аня тяжко вздыхает.

— Влад знает? — тихо спрашиваю я.

— Знает… Уже две недели меня за километр обходит, — ощетинивается девушка. — Просто цирк какой-то!

— Вот подонок! — меня распирает от гнева и обиды за девушку.

— Угу, — кивает Аня.

Ее потерянный вид разрывает мне сердце.

— Ну а ты что будешь делать?

— Что-что… На аборт записалась, анализы сдавала вот. В четверг пойду. Уже срок поджимает, дальше некуда тянуть.

— Понятно.

— Осуждаешь детоубийцу? — горько усмехается Аня.

— Нет! — я трясу головой. — Ничего подобного! Это твое решение. Может, тебе помощь нужна? Деньги или… я не знаю.

— Нет. Папа мне кидает на карту, жилье оплачивает. Я не голодаю. Квартира хорошая. Только скучно одной. Постоянно вспоминаю, как мы с тобой в общаге жили…

Улыбка Ани наполняется грустью.

— Да. Кто бы мог подумать, что все будет… вот так.

— Я смотрю, у вас с Тимом все серьезно?

— Похоже на то, — я снова опасаюсь называть вещи своими именами.