— Ароматические! — всхлипывает она. — Я сидела, ногти себе делала и зажгла палочки, для атмосферы, а потом пожарная сигнализация сработала! — объясняет дрожащим голосом. — Нас всех эвакуировали, пожарные приезжали.

— Пожарные приезжали! — зло передразнивает Дракона, стоя у меня за спиной. — Курить не надо было в комнате!

— Да я не курила! — рявкает Аня. — Это палочки! Вот они! — трясет небольшой прямоугольной упаковкой. — Я не вру! Скажи ей! Это обычные благовония!

Я тянусь и беру упаковку.

— Так, тут на китайском написано, — кручу ее в руках. — Ничего не понятно.

Однако я замечаю, что в двух кружках — на столе и на книжной полке действительно стоят палочки, причем истлевшие.

— Зато мне все понятно! — рычит Валентина, становясь перед нами. — Развели притон, вертихвостки! Наглые! Беспардонные! Откуда вы только такие берётесь шалавы иногородние?!

— Вы выражения выбирайте! — возмущенно говорю я. — Мы вам ничего не сделали!

— А ты бы помолчала! — затыкают меня. — Видела я, тебя то на одной машине привезут, то на другой заберут, — ядовитым тоном произносит женщина. — Приличным девушкам за просто так такие букеты не дарят! — резюмирует она, указывая на букет, подаренный Чемезовым.

Я задыхаюсь от негодования и чувства несправедливости.

— Да как вы можете! Вы же вообще ничего про меня не знаете! — повышаю голос на агрессивно настроенную женщину.

— Все я про вас знаю! — возражает комендант. — Не вчера родилась! Не вы первые, не вы последние! Приезжаете, заселяетесь и начинаете куролесить! Пить, курить, с мужиками крутить! А родители — ни сном ни духом!

— Ничего мы не куролесим! — снова пытаюсь ее вразумить.

— А штраф за сработку кто платить будет? Валентина Петровна?! — хрипло рычит озверевшая тетка.

— Ну давайте я заплачу! — вклинивается Аня, хватаясь за эту идею, как за последнюю соломинку. — Я найду деньги, обещаю! Скажите, сколько?! Только не выселяйте! — умоляет она.

— Я тебе сказала, вещи собирай! — отрезает Закона. — Мне наркоманы в общежитии не нужны! Покурила, значит, всполошила всех, а потом какими-то палочками тут трясет! — не унимается женщина. — И вообще… — и неожиданно меняется в лице. Ее обрюзгшая с брылями физиономия вытягивается и плывет вниз, будто вылепленная из воска. — А это что ещё такое? — Валентина Петровна даже на шепот переходит. — Кошка?

Я подавляю стон.

— В общем, да, — отвечаю поникшим голосом.

И с упавшим сердцем наблюдаю за тем, как пробует выбраться из коробки мой нелегал Тимошка.

Нарочно не придумаешь.

— Чья это кошка?! — голос Валентины снова обретает разрушительную силу.

— Моя. Но я его… — мямлю я.

— Так все, собирайтесь обе! — истошно вопит Валентина Петровна. Я было открываю рот, чтобы попытаться объясниться, но женщина меня опережает: — Обе! Я сказала! Иначе полицию вызову!

— Из-за кошки? — изумленно смотрю на нее.

Валентина багровеет. И только сейчас я замечаю в ее руках толстую папку-скоросшиватель.

— Вот, читай Устав, — трясет ею прямо перед моим носом. Я в ужасе отшатываюсь, тогда Закона сама открывает папку и, наслюнявив палец, начинает нервно перелистывать страницы в файлах, пока не находит нужное: — Вот! За хранение либо распространение алкогольных, наркотических либо психотропных веществ студент будет выселен незамедлительно. Незамедлительно! — брызжа слюной, декламирует она.

Я рычу от гнева.

Прямо разбегайся и башкой об стенку!

— Да где мы что храним?! — решительно протестую. — Вот из-за этого, что ли?! — трясу в ответ упаковкой с палочками. — Это же ерунда!

— Не хотите по-хорошему? — с яростью шипит Валентина. — Будет по-плохому. Вот я завтра узнаю, кто у вас куратор, в деканат схожу, пусть родителям вашим сообщат, что вы тут устраиваете! И про то, что на машинах вас катают, расскажу, и про то, что в комнате не ночуете, и про наркотики! Все! Все! У меня все записано! — угрожает женщина.

— Да мы два раза не ночевали! Мы просто гуляли, а потом на посвящении были! — зачем-то оправдываюсь я. — А остально все неправда!

— Как неправда?! — визжит Валентина Петровна. — Это тоже неправда?! — указывает коротким толстым пальцем на коробку. — Кошку? В мое общежитие?! Это же надо додуматься!

— Да это на пару дней только, я его пристрою… — все-таки хочу объяснить ей ситуацию.

— Так, все! — бесцеремонно перебивают меня. — Собирайтесь, чтобы через час духу тут вашего не было!

— Да вы не имеете права! — у меня закончилось терпение.

Эта тетка реально какая-то Баба-Яга.

— Я не имею?! — рычит она. — Вот, почитай, что я имею! Почитай! — снова наступает на меня со своим Уставом.

— Ну хоть переночевать дайте, — жалобно просит Аня.

— Ты, — мадам Гемор дергает подбородком в мою сторону, — замечание за утюг у тебя было? — хмурит брови.

— Угу, — опускаю взгляд и смотрю себе под ноги.

— Считай, сейчас предупреждение! Ещё одна выходка, и вслед за соседкой на улицу отправлю, — грозит мне пальцем. — А ты, — смотрит на Аню и пренебрежительно машет рукой, — собирайся, собирайся… И кошку, чтобы выкинули отсюда! Немедленно!

— Да куда я сейчас кота дену? Вечер уже, он же маленький еще совсем! — взываю к жалости эту удивительно толстокожую особу.

— Твои проблемы! — рявкает комендант.

Я не выдерживаю. Ну нельзя таким тупым людям быть такими категоричными.

— Вы что дура?! — вырывается у меня. — Мы ничего криминального не совершили! А вы орете, угрожаете! Разговариваете, как с…

— Кто дура?! — Дракона почти что изрыгает пламя. — Я дура?! Пошла вон! Во-о-он! — орет она, размахивая своей папкой. — Еще какая-то сопля сельская меня будет учить, как мне разговаривать!

— Да вам голову лечить надо! — парирую, сдувая со лба волосы.

— Так, все, — Валентина Петровна рвет и мечет, — у меня из-за вас, профурсеток, давление подскочило! Через час приду комнату принимать. Иначе вызываю полицию! Пусть они выясняют, что тут у вас за палочки!

На этом она царственно удаляется, а сразу после ее ухода в комнату заглядывают наши соседки.

— Девчонки, у вас тут чего? — обе таращат глаза.

Уронив на колени голову, Аня снова начинает всхлипывать.

— Давайте потом? — оглядываюсь к девушкам. — Не видите, человеку плохо?

Закрыв дверь на замок, я устраиваюсь рядом с Аней. Она сидит в той же позе.

— Меня мать убьет, — произносит упавшим голосом.

— Ань, да подожди паниковать, — пытаюсь приободрить ее, — разобраться надо!

— Не надо мне разборок, — девушка поднимает голову, — я лучше по-тихому съеду.

— Ты что всерьез собралась уходить? Из-за этой чокнутой бабки в климаксе, которой всякая хрень мерещится?! — раздраженно спрашиваю ее.

— Ты слышала, что она сказала? В деканат пойдет, а там родителям сообщат. Меня мать поймала с сигаретами летом, ору было. Она сейчас даже слушать меня не станет. А если ей скажут, что я в общаге не ночую — мне вообще не жить. Знаешь, она у меня какая строгая? — безнадежно бормочет Аня.

Я пожимаю плечами.

— Да ты, вроде, не говорила.

— Я, капец, как ее боюсь, — признается она, горько усмехнувшись. — Мы с папой у нее по струнке ходим. Думала, в универ уеду, наконец-то свободная жизнь начнется. Началась…

— Ну куда ты сейчас? Ведь темнеет уже?!

Петрова тяжело вздыхает.

— Погуглю какой-нибудь хостел, а завтра… Не знаю… — и снова на ее глазах наворачиваются огромные круглые слезы.

На меня тоже накатывает отчаяние.

— Ну не реви, Ань! — приобнимаю ее за плечи. — У тебя тут друзья, знакомые есть?

— Нет… — машет головой. — Хотя подожди, — ее глаза загораются. — Я сейчас Владу позвоню, может, он поможет…

Дальше Аня звонит Фрицу.

Вкратце описав проблему, она просит его о помощи.

Я помалкиваю.

Нашла, на кого надеяться.

Однако после разговора с Немцевым Аня больше не ревет.

— Он сказал перезвонит, подумает, как быть, — сообщает девушка.