Пока Жанетт и Шварц занимались Квидингами, которых предстояло отправить в Стокгольм под арест, Олунд с Оливией три дня оставались с Нино, Стиной и Видаром. Брат и сестра еле держались на ногах от истощения, а у Видара была температура за сорок. Еще у мальчика обнаружился порок сердца, который вполне можно было вылечить в обычной больнице в первые месяцы его жизни, тем самым сильно облегчив ему жизнь.

Но Квидинги отказали мальчику в этом, поставив себя и свои странные идеи выше здоровья собственного ребенка. Да еще оправдывались, говоря, что “избавили” детей от страданий.

Видар не выжил бы, если бы не Оливия. Всю дорогу до больницы в Эстерсунде она сидела с ним в багажном отделении вертолета и делала ему искусственное дыхание и массаж сердца.

Машины неслись, как стая хищников; когда они мчались по прямой, Олунд подался вперед, чтобы лучше видеть. Желтый борт скрежетнул по черному, гравий брызнул на металлическую ограду и ему на голую голень; “опель” занесло, он скользнул задними колесами в кювет, “сааб” вырвался вперед, и “опелю” пришлось уступить первенство. “Йес”, – подумал Олунд и сжал кулак.

– Здравствуй, дорогой.

Подкравшаяся сзади Оливия поцеловала его в шею и протянула стаканчик дымящегося кофе.

Олунд с благодарностью принял картонный стаканчик, и Оливия достала булочку в целлофановой обертке.

– Возьми. Это получше, чем сосиски.

Олунд не просил еды, но теперь почувствовал, как посасывает в желудке. Он отставил стаканчик в сторону, чтобы кофе остыл, и принялся разворачивать целлофан.

На Оливии была та же футболка, что и во дворе у сарая Туйи Хаммарстрём. Олунд еще долго будет вспоминать о том случае, глядя на эту футболку.

– Жанетт звонила, – сказала Оливия и оперлась на перила рядом с ним. Потягивая кофе, она следила за машинами на трассе. – Похоже, Мелисса отказывается видеть Томми. Мы можем показывать ей какие угодно документы. Она говорит, что никогда не признает в нем своего биологического отца.

Олунд вспомнил сцену, разыгравшуюся несколько недель назад. Томми Юнгстранд, который много лет назад решил считать свою дочь мертвой, все-таки расплакался, когда их собрали в комнате для свиданий. Мелисса же словно оледенела и не произнесла ни слова. Томми рассказывал ей, какой она была в раннем детстве, показывал фотографии дома в Бергсхамре, но Мелисса повернулась к Оливии и сказала: “Я не хочу видеть этого человека. Уведите меня отсюда”.

– Жанетт еще чего-нибудь хотела? – спросил Олунд, поедая сэндвич, вполне соответствовавший бабулиному стандарту. Булочка с маком, разрезанная пополам, была щедро намазана маслом, а в середине лежал толстый ломтик сыра. Помидоров и огурцов было ровно столько, чтобы сыр не размок.

Машины проезжали участок трассы, который не был виден с того места, где стояли Олунд с Оливией. Оливия снова взглянула на коллегу.

– Обе лаборатории ответили примерно так, как мы и ожидали. Техники связали телефон и часы с Маркусом Абелином. Шварц был прав… Это “омега”.

– А медэксперты?

– На заброшенном хуторе в земле обнаружили кости, анализ ДНК подтвердил наши опасения. Это кости Маркуса.

Машины снова появились в поле зрения, и Олунд опять погрузился в наблюдение за гонками.

“Выстрел в голову с близкого расстояния”, – подумал он, глядя, как Ольга Свитолина несется к финишу.

На пороге стоял август, обещавший еще больше дождей. Жанетт не собиралась тосковать по июньской засухе, но немного солнца и тепла после на редкость серого и сырого июля все же не помешали бы. Из тайского ресторана, расположенного наискосок от полицейского управления, она вышла с уже раскрытым зонтиком, и дождь забарабанил по ткани.

Когда Жанетт переходила улицу, у нее ожил телефон. Звонила Эмилия Свенсон из компьютерного отдела. Эмилия объявила, что ее участие в деле Квидингов окончено, ее ждет новое расследование.

– А какое? – спросила Жанетт, обходя квартал.

– Посмотри мое последнее сообщение во внутренней сети.

– Обязательно.

Они распрощались, и вскоре Жанетт уже сидела за компьютером у себя в кабинете.

На экране перед ней была фотография сорокасемилетнего жителя Соллентуны. Типичный швед средних лет: коротко стриженные светлые волосы, намечающаяся лысина, очки. Мужчина был под следствием из-за того, что несколько лет шантажировал и проявлял повышенный сексуальный интерес к в общей сложности двадцати пяти женщинам, из которых девять заседали в риксдаге, а три служили в полиции на руководящих должностях. Расследование быстро передали СЭПО, поскольку некоторые из пострадавших находились под защитой полиции безопасности.

Разведенный отец троих детей, он работал на складе продуктового магазина. Жил один и бо́льшую часть свободного времени, включая перерывы на работе, посвящал ненависти и харассменту, для чего использовал около двадцати незарегистрированных предоплаченных карт. Полиция безопасности сумела связать все эти номера с определенным телефоном, а однажды мужчину засняла камера видеонаблюдения: он как раз переводил деньги на такую карту.

“Почему люди вообще это делают?”, – думала Жанетт, щелчком мыши открывая файл, предназначенный для пресс-секретаря.

Весь последний месяц она как руководитель следствия по делу Квидингов целыми днями отвечала на телефонные звонки и электронные письма, составляла пресс-релизы и уточняла информацию у прокуроров и адвокатов. Главным же образом они с Шварцем допрашивали Квидингов в тюрьме предварительного заключения. В последние несколько дней Пер и Камилла стали разговорчивее. Поначалу они молчали, но потом сообразили, что молчание им скорее вредит, чем помогает.

К счастью, утечку большей части подробностей Жанетт удалось предотвратить. Такой громкой новости в СМИ не было последние несколько лет; за границей тоже всполошились, поскольку книги Квидинга выходили больше чем в семидесяти странах, на сорока языках. За то, что новость об их взятии под стражу стала достоянием общественности, Квидингам следовало “благодарить” самих себя: это им пришла в голову дурацкая идея выступить через звездного адвоката с длинной защитной речью. Речь опубликовали все крупнейшие газеты. Издатели в Швеции и в некоторых других странах приостановили выпуск книг Квидинга до лучших времен, да и сам его талант был поставлен под сомнение.

Теперь обвинение наконец было сформулировано, и Жанетт еще раз проверила, все ли в сообщении для пресс-секретаря изложено верно.

Обвинение против Пера содержало пятнадцать пунктов, обвинение против Камиллы – одиннадцать. Самые серьезные касались обоих: пособничество в убийстве Лолы Юнгстранд, пособничество в убийстве Маркуса Альбелина, похищение и пособничество в похищении Мелиссы Юнгстранд и Нино Ховланда, а также в подготовке и попытке похищения Клары Бундесон.

Кроме того, длинный ряд пунктов обвинения касался обращения с детьми, и Жанетт исходила из того, что по результатам предварительного расследования обвинение изменится.

А еще был Видар, младший брат Стины – именно так девушку называли в материалах следствия, хотя официально ее звали Мелисса. Видара единственного из детей можно было не считать жертвой преступления. Он родился в Витваттнете, Пер и Камилла были его биологическими родителями.

Видар страдал врожденным пороком сердца – недугом, не в последнюю очередь “благодаря” которому он едва не умер там, в горах.

“Синдром Дауна”, – подумала Жанетт, и тут в дверь постучали.

На пороге стоял Ларс Миккельсен.

– Мы закончили анализ материалов вскрытия, – сказал он, протягивая ей папку. – Если коротко, то там травмы матки и анального отверстия. Вероятно, Аста лет в тринадцать-пятнадцать подверглась изнасилованию. Но есть и более свежие травмы, которые указывают… – Лассе вздохнул. – Если не на изнасилование, то в любом случае на крайне болезненное проникновение.

Лассе выглядел усталым.

– Как ты? – спросила Жанетт.