– Слушай… Есть минутка?

В дверях стояла Жанетт. Когда Олунд кивнул, она вошла и села на стул для посетителей.

– У меня вопрос, – начала она. – Личный.

– Так? – Олунд ощутил, как покалывает в животе. – Что-то случилось?

Жанетт загадочно улыбнулась.

– Перейду прямо к делу. Когда я вчера забирала вас с Оливией, у тебя был слегка беспокойный вид. И еще от вас обоих пахло одним и тем же шампунем.

В животе больше не покалывало; там завязался тугой узел.

– У вас с Оливией отношения?

Олунд ощутил опустошение. Из головы словно выдуло все мысли, внутри разверзлась дыра, прикрытая тонкой пленкой. Понять по взгляду Жанетт, что она думает, было невозможно.

– Отвечать не обязательно, – сказала она наконец. – Но если у вас взаимная любовь, я, наверное, дам Оливии возможность работать с другим напарником.

Олунд сделал глубокий вдох, и в образовавшуюся внутри дыру полился живительный кислород.

– Нет у нас никакой любви. – Олунд сам подивился, как легко он это произнес. – Один раз было, и все. Ошибка. Мы с ней поговорили. Больше не повторится.

Несколько немыслимо долгих секунд он смотрел Жанетт прямо в глаза. Наконец та улыбнулась и сказала:

– Ладно. Тогда продолжаем работать. А я тут поболтала с Пером Квидингом.

В результате разысканий Олунда кипы документов на его столе сложились в трудно постижимую систему, разобраться в которой, по мысли Жанетт, мог только сам Олунд.

Жанетт не была уверена, что Квидинг заглотил наживку, закинутую во время телефонного разговора, однако Олунд заметил, что она улыбается краем рта.

– Кажется, твое вранье заставило Квидинга занервничать, – заметил он.

Жанетт кивнула и стала рассказывать, как подтвердила, что письмо написала Лола Юнгстранд, как Квидинг попросил показать это письмо и как струсил, когда она отказала, сославшись на конфиденциальность.

В конце разговора Квидинг объявил, что у него очень плотный рабочий график, и попросил разрешения перезвонить, как только найдет свободную минуту.

– Что-то я сомневаюсь, что он перезвонит, – сказала Жанетт. – Но если перезвонит, я выдам ему еще одну порцию вранья.

– Например?

– Ну, скажу, что никакого следующего интервью не будет, потому что dinbok.se сдох на финишной прямой. Или что великий Боб Дилан отказался, или что с финансированием возникли проблемы.

Олунд сдержанно улыбнулся.

– Теперь нам хотя бы известно, что Квидинг знает, кто такая Лола. К тому же Камилла с тысяча девятьсот девяносто девятого по две тысячи пятый была соседкой Юнгстрандов, так что Пер мог бывать там, и не раз.

Жанетт поразмыслила.

– Если верить Квидингу, Лола была сталкершей. Преследовала Квидингов, жить им не давала.

Олунд покачал головой.

– А вот другой сценарий: все было наоборот. Камилла считала, что лучше знает, как Лоле и Томми воспитывать Мелиссу. Камилла лезла к ним уже даже после исчезновения Мелиссы, и Томми в конце концов пригрозил ей. По поводу угрозы она и заявила в полицию. Когда мы упомянули об этом, Томми не стал отпираться.

Олунд постучал пальцем по стопке документов.

– Следствие по делу о нанесении побоев прекращено за отсутствием улик. Слово против слова. А царапин на щеке у Камиллы оказалось недостаточно, чтобы привлечь Томми к ответственности.

Жанетт кивнула. Да, Олунд подготовился как следует.

– После исчезновения Мелиссы Камиллу должны были допрашивать. Ты что-нибудь нашел?

Олунд повернулся к компьютеру и пару раз щелкнул мышкой, после чего развернул монитор к Жанетт. На экране был полицейский отчет от 16 декабря 2004 года.

– Следователь был у Камиллы, поговорил с ней пару минут. Вот, читай…

Эта часть отчета носила название “Допрос соседки, кв. 29”. Жанетт стала читать.

“Допрос Камиллы Юльберг (КЮ), проживающей в кв. 29. Допрос проводился инспектором БВ 16 декабря 2004 г., время – 08.00–08.05. Вечером и ночью 14–15 декабря КЮ не заметила ничего необычного, за исключением того, что дверь в квартиру ТЮ/ЛЮ в 17.00 (14 декабря) была открыта «настежь», что, по словам КЮ, ранее случалось «неоднократно». Далее КЮ подтвердила показания других свидетелей о том, что Юнгстранды устраивали шумные вечеринки, чем мешали соседям, и что ТЮ прилюдно кричал и ругался на дочь. По словам КЮ, осенью это произошло как минимум дважды: один раз на лестничной площадке, а в другой – во дворе”.

– И все? – спросила Жанетт.

– И все.

Олунд повернул монитор экраном к себе: из динамиков донесся звук, сообщивший о входящем письме.

– От компьютерщиков, – сказал он. – Тут списки телефонов и электронных адресов, по которым звонила и писала Лола. Подожди-ка…

Жанетт наблюдала, как движутся слева направо глаза Олунда: он читал написанное, одновременно прокручивая список. Внезапно в глазах у него появился огонек.

– Лола звонила на номер АО “Квидинг” тринадцать раз. Большинство разговоров длились всего с полминуты, зато последний продолжался семнадцать минут двадцать шесть секунд.

– Когда?

– Седьмого июня в девять часов вечера.

– За несколько дней до того, как ее нашли мертвой, – заметила Жанетт.

Олунд сосредоточенно смотрел на экран.

– Спецы пишут, что в электронной почте Лолы в основном спам и реклама, письма от союза квартиросъемщиков, из школы, которую посещают мальчики, и от свекрови. Исключение – письмо, которое Лола написала в начале апреля в издательство, выпускающее книги Квидинга… Минуту.

Секунд десять-пятнадцать Олунд читал что-то на экране, после чего разочарованно откинулся на спинку стула.

– Книжку выпрашивала, – сказал он и кивнул на экран. – Лола описывает себя как страстную почитательницу Пера Квидинга и просит издателя прислать ей пилотный экземпляр “Жизни и смерти Стины”. Издатель соглашается с некоторыми оговорками, так как пилотные экземпляры предназначены в основном для журналистов и книжных блогеров. – Олунд пожал плечами. – Ну, теперь мы хоть знаем, как она раздобыла книгу. И какая нам польза от этой информации?

– Она делает образ сталкера еще достовернее, – заметила Жанетт.

Олунд покачал головой.

– А зачем разговаривать со сталкером семнадцать минут двадцать шесть секунд?

На этот вопрос у Жанетт ответа не нашлось, и они некоторое время сидели молча. Наконец у Олунда зазвонил мобильный. Олунд положил телефон на стол и включил громкую связь.

Сквозь шум машин послышался голос Шварца:

– Я закончил в Худдинге и еду в Мэлархёйден, поговорить с Кларой Бундесон.

– Как там Беса?

Шварц коротко рассказал о визите в больницу и изложил слова Бесы о том, как она стала свидетельницей разговора между Кларой и Владимиром, звавшим девочку с собой.

Покататься в его автобусе.

– Послушаем, что скажет Клара, – закончил Шварц. – Если она подтвердит, что такой разговор был, то это попытка похищения. Я подумал, что автобус мог попасть на камеры видеонаблюдения, и засадил одного из наших еще раз проверить записи с камер, расположенных на Кварнхольмене.

После разговора Олунд вопросительно взглянул на Жанетт.

– Ну что, предъявим публике фотографию Владимира? Или сначала покажем ее Каспару?

– Думаю, лучше подождать, – ответила та. – А если с Каспаром ничего не выйдет, то подумаем, не разослать ли фотографию в газеты.

Олунд, кажется, сомневался в правильности этого решения.

– Ну… Вдруг этот Владимир в результате затаится. Да так, что мы вообще никогда его не найдем. Стоит ли рисковать?

Один из надзирателей забыл в допросной очки. Каспар прихватил их с собой в камеру, разбил и осколком глубоко порезал себе предплечье. Врачи никак не могли решить, в ведение которого из них попадают поврежденные кровеносные сосуды, осложнения от кровопотери, дисфункция почек, аномалии в деятельности мозга и прочие проблемы Каспара. Медицинская карта молодого человека переходила от специалиста к специалисту со скоростью горячей картофелины.