— Но она же злится.

— Такой парень, как ты, без труда погасит ее гнев. Я даже не сомневаюсь.

— Почему?

— Потому что ты неглупый. А умные люди всегда умеют добиваться прощения.

Я допил вино, поставил стакан на умывальник, вытер руки об джинсы и облапил Витторию.

Я ей нравился, это было написан на ее лице, она меня хотела. А если женщина зовет, Леон отвечает.

Она встретила поцелуй враждебно, со сжатыми холодными губами, держа голову прямо, руки вообще никак не двигались. Я пытался угадать, что ей должно понравиться, я пробовал работать языком и так, и сяк, я даже чуть покусывал ее и наконец понял: она не желала со мной целоваться. Я решил, разумеется, сделать вторую попытку, этому всегда учил меня братец: «Если сопротивляются, значит, еще больше тебя хотят».

Она отвесила мне пощечину, от которой я весь почернел.

— Свинья.

— …

— Бесстыдник и свинья.

Припечатав меня двумя словами, она оставила меня сконфуженно стоять у ворот цеха. Рот наполнен вкусом молодого вина, сказать нечего. Блин, я что, уже утратил свою способность просекать, готова ли девочка или не готова? Или они резко все стали девушками «быть»? Все начали слать SMSки с пожеланиями спокойной ночи?

Ну, допустим, эта женщина в возрасте. Все равно я не понимал. Не иначе она лесбиянка. Лесбиянка, да еще и обидчивая, с ней бы даже лохнесское чудовище целоваться отказалось. Я подошел к ней, чтобы извиниться — может, смягчится или что, — но Виттория принялась мыть один из чанов, не удостоив меня даже взглядом.

Стефан сидел в саду среди лимонных деревьев.

Нога на ногу, как обычно, левый указательный палец на подбородке, правым придерживает страницу книги. Как же он сюда добрался? Я попытался вырвать книгу у него из рук, но Стефан сумел увернуться и спасти чтение, так что зачитать вслух последнюю строчку мне так и не удалось. В этот день у меня ни один фокус не проходит.

Я обнял его так крепко, как не обнял бы даже Пьера.

— Как ты нашел меня, засранец?

— Ты думаешь, только вы, итальянцы, умеете крутиться? Когда я понял, что ты от всех прячешься, я нашел твой домашний номер в Милане, поговорил с твоим братом, и он сказал мне, как называется это место… потом я залез в Интернет…

— Да ты монстр!

Я был рад, что Стефан приехал. Мне так нужен был кто-нибудь, кто мог показать, что я не совсем уж такой плохой мальчик, что я гавкал только потому, что не умею кусаться. Старый друг, родная душа, он понял, что мне плохо, и нашел меня. Чем я мог его отблагодарить? Друзьям «на равных» трудно сделать подарок, размышлял я и тут подумал, что дружбу невозможно втиснуть в коммерческие схемы.

Сейчас я был готов подарить Стефану весь мир. Было уже почти два часа дня, и я решил больше не появляться на винограднике, да в самом деле, пошли они все в задницу, этот вечер я проведу с моими близкими друзьями.

— Ты вчера здорово погулял, правда, Леон?

— С чего ты взял?

— Я здесь со вчерашнего вечера, хотел с тобой поужинать, но, когда приехал, ты уже где-то шатался. Я ждал тебя допоздна, было уже два, а ты еще не вернулся, и я сказал себе: «Во парень отжигает». Не правда ли?

— Верно. Проблема в том, что я не сумел тормознуться… Сегодня утром я продолжил безумства, а если бы сейчас отправился на виноградник, бог знает, чего б я там натворил. Я ужасен, да?

Стефан ничего не говорил, просто сидел и смотрел на меня, и это почему-то здорово меня ободряло. Сначала я рассказал ему всю мою историю с Джулией, затем про Витторию, я был убедителен, я был чертовски убедителен, но Стефана не проведешь, он время от времени задавал короткие вопросы, прямые, недвусмысленные, так что в скором времени загнал меня в угол.

Что касается Виттории, его приговор был жестким — «вульгарно», он меня назвал «вульгарным»! — но ситуацию с Джулией прекрасно понял, посоветовав мне извиниться перед барышней, загладить как-нибудь свою неловкость и вообще стараться использовать более деликатные подходы к двадцатилетней девушке, которая живет в глухой дыре и мечтает стать героиней комиксов.

Я старательно избегал разговоров об Аните, не имел желания, просто не знал, что говорить. Да, она вернулась ко мне, но я не был уверен, простил ли я ее, может быть, да, может быть, нет…

Внезапно Стефан встал и направился в свой номер, пригласив меня следовать за ним. Я услышал запах, который ни с чем нельзя было спутать, нет, я не мог поверить. Ну, так и есть. Стефан приготовил для меня бекон со спаржей и яичницей.

— Извини, придется разогревать. Мне сказали, что ты вернешься с виноградника только к вечеру…

— Кто это тебе сказал?

— Синьора Мена. Она помогла мне отыскать спаржу и бекон. Мена, правда, не сразу поняла, что я от нее хотел, но в конце концов мы разобрались, нашли все необходимое. Синьора Мена так любезна.

— А со старухой ты познакомился?

— Держу пари, что ты имеешь в виду донну Лавинию. Она тебя так любит, Леон. Она сказала, что твоим друзьям следует оказывать наилучший прием. Потом я погулял здесь немного и приземлился в лимонном садике.

— Чудно.

Какое фантастическое кушанье, хоть и разогретое. Господи, как вкусно, как вкусно, кухарке Мене надо еще поучиться у Стефана.

— Могу я попросить тебя об одолжении, Леон?

— Сегодня можешь просить у меня, все, что хочешь.

— Ты не против, если мы пойдем прогуляемся вместе в лесу? Здесь все так fantastique, а вечером мне надо возвращаться во Флоренцию… Или тебе надо ехать на виноградник?

— Да нет, блин, раз уж ты приехал, никаких проблем. Пойдем гулять вместе.

Зачем сказал? Как только мы покончили с едой, на меня вновь навалилась невероятная усталость, как прошлой ночью. Я попросил у Стефана разрешения поспать полчасика в его комнате, и он кивнул с абсолютным пониманием. Он спросил, не разбудить ли меня, но я отказался, я и сам могу вставать во сколько захочу.

Я открыл глаза. Солнце уже село. Стефан уехал.

Он оставил мне записку, в которой писал, какую восхитительную прогулку он совершил, даже дошел пешком до Трекуанды. Разумеется, со мной это было бы гораздо чудеснее, тем не менее ему было чрезвычайно приятно меня повидать и убедиться, что я в гораздо лучшем состоянии, нежели в прошлый раз.

Мне стало так совестно, что я сразу же позвонил Стефану, но номер не отвечал. Тогда я послал ему сообщение: «Если ты не сердишься, напиши мне последнюю фразу из книги, которую ты читал». Я ждал целую минуту, но ответа не пришло, я проиграл игру с фатумом и позвонил Аните.

В первый раз я появился на ужин к донне Лавинии свежим и отдохнувшим, впервые без опозданий, и меня встретил стол, накрытый как для самого торжественного случая. На столе было только два прибора — для меня и синьоры, Рикардо, умаявшись, спал без задних ног. Донна Лавиния встретила меня с бокалом Cenerentola в руке. Теперь я себя чувствовал как дома.

— Мне очень жаль, что сегодня с нами нет Рикардо. Он и вправду очень устал… Я знаю, вы вчера гуляли допоздна, а сегодня он весь день работал за тебя…

— Это правда. Просто ко мне приезжал из Франции мой друг Стефан.

— Очень приятный молодой человек. А ты позволил ему уйти в лес одному…

— Но… честно говоря…

— Не пытайся отрицать, Леонардо. Только не со мной. В конце концов, это твое личное дело, как ты ведешь себя с друзьями.

— Конечно, просто я устал. Мы вчера с Рикардо засиделись допоздна.

— Я знаю, тебе о наших с ним отношениях все известно.

Не отвечая, я стиснул пальцы на бокале.

— Когда ты живешь в деревне, у тебя поневоле развиваются инстинкты, и ты начинаешь понимать не только события, но и людей… Знаешь, когда душа твоего деда нас оставила, я внезапно почувствовала себя совершенно одинокой. Я не хочу говорить о твоем дедушке, полагаю, что сейчас неподходящий момент, да и не считаю уместным тебе что-либо объяснять. В моей жизни наступил такой период, когда я ощутила необходимость вновь обрести себя. Эта поездка на Кубу примирила меня с моей душой, а главное — с моим телом. Если у тебя нет детей, а у меня их нет, ты не должен отчитываться ни перед кем… Задействовать разум мне уже больше не было необходимости, а вот мое тело — тело требовало свое.