Закончив разгружать прицеп, корсары уехали, даже не попрощавшись. Тетка подошла ко мне, сняла рукавицы и протянула мне шершавую ладонь, будто в знак перемирия.

— Чао, я Виктория, заведующая винным цехом.

— Леонардо Сала Дуньяни, весьма рад.

— Ладно, не строй из себя. Что я, не вижу, что тебя Джулия зацепила?

— Какая Джулия?

— Не строй из себя идиота. Джулия, девушка, которая приходила, чтобы отдать мне документы… Она заменит тебя на винограднике… хорошенькая, правда? Дочка хозяина барре, того, что на площади.

— Барре?

— Ну, бара, как вы это называете… Там еще подают капуччино, кофе с такой белой пенкой…

Зная четыре языка, их итальянский я практически не понимал, разве что одно слово из трех, что несколько уязвляло мою гордость. Непривычность выговора, все эти «чи», которые звучали как «ши», глаголы без окончаний, прямые и агрессивные обороты рождали во мне чувство растерянности, даже какое-то оцепенение. Мне казалось, я попал в одну из реальностей, где Маризела чувствовала бы себя в своей тарелке, а вот я — нет, я не умею подстраиваться, как эти несчастные, я — тот, кто я есть. Пока по крайней мере. Леон и Джулия. Джулия и Леон. Неплохо, а? Анита, это Джулия. Беттега, а ты знаком с Джулией? Ей двадцать два, у нее офигенный третий размер, ни намека на целлюллит, попка, которая сама тянется кверху, девушка хороша и утром, и вечером, а главное, она любит меня таким, какой я есть, а не за то, что я имею (я не про личное обаяние). Господи, зачем мне всегда нужно представлять какие-то фильмы?

Виттория вернулась к своим шлангам и, казалось, больше не обращала на меня внимания. Я решил вернуться в дом и поискать какую-нибудь кухарку, которая приготовит мне завтрак. Когда я проходил под своими окнами, то увидел, как Рикардо входит в ту же самую дверь, куда в прошлую ночь заходила донна Лавиния. Мне вспомнилась еще одна глубокая сентенция моего папаши: «Все бабы шлюхи».

Закон такой, что когда тебе нужны сигареты, то они куда-то моментально испаряются. Это правило не касается только официантов ресторанов cheap — куда я вожу девушек «на равных» — халдеи не слышат, как ты их зовешь, даже если проходят в полуметре от столика. Так и здесь — чтобы поесть (первый раз за день), мне пришлось спускаться и разыскивать Мену. Кухарку я обнаружил на заднем дворе, за часовней — она шла развешивать белье. Мена сказала мне, что сейчас все сделает, «милый мой Грандукинчик», а если я еще и помогу ей управиться с бельем, то она скорее окажется у плиты.

Я поразмыслил немного и решил помочь ей. Основной причиной был голод, а может, неожиданность предложения, не знаю, но я вдруг оказался с бельевой корзиной в одной руке и сигаретой в другой. И опять оливковые деревья. И вечные кипарисы. Мы, тяжело дыша, поднимались по бесконечным лестницам и дошли наконец до лужайки, на которой была растянута проволока с прищепками. Мне вспомнился один фильм, который нравился моей маме, какой-то особый сюжет, особая любовь, я точно не помню, там играл еще Мастроянни и другая актриса, ну, такая, с юга, очень красивая, они там среди развешанного белья, и девушка обращается к Мастроянни на «вы».

Мена стала подавать мне мокрые полотенца, и я пожалел, что никогда не смотрел, как это делает Маризела в нашем доме в Аграте.

— Если ты не против, продолжай развешивать белье сам, а я пойду домой готовить тебе завтрак… Донны Лавинии все равно нет.

— Ты принесешь мне завтрак в мою комнату?

— Нет, здесь так не принято… Это все для богатых! А нам нравятся люди, которым не лень оторвать задницу от стула.

— …

— Хочешь яичницу с беконом, как англичане?

— Фантастика!

— Закончишь и приходи есть. А корзину оставь здесь, я потом скажу Рикардо, чтобы он захватил.

Вот так я и остался один с корзиной, наполненной белыми полотенцами, каким-то тряпьем и парой простыней, которые я, разумеется, уронил на землю, одну за другой. На простынях было вышито с одной стороны «L», с другой «G».

Работа, ручной труд, понимаете ли. Короче, я работаю. Работаю.

Я огляделся вокруг в страхе, не видит ли меня кто-нибудь из знакомых. Меж простыней и облаков я увидел с одной стороны склон холма с виноградниками, с другой стороны мое внимание привлек бассейн, вокруг которого в тени расположились тихие тучные туристы. Для первых дней сентября было довольно жарко, воздух был сухой, чистый, без тягостной городской дымки.

Я не знал точно, который час, но голод давал о себе знать. Я попрыгал вниз по ступенькам как мальчишка, держа ноги вместе, и оказался в дворике перед дверью с табличкою «Бюро», за которой, как я помнил, был проход на кухню с кабаньей головой. Я уже было вошел в дом, как заметил этого кубинского жеребца, делавшего вид, будто несет горшок с лимоновым деревом.

— Как дела, Леон? Хорошо поспал?

— Отлично, даже сны снились… А ты?

— О, да… буэна ноче. Очень хорошо, си…

— Да уж, я слышал в своей комнате, как вы там развлекались.

— ???

Рикардо, весь смущенный, буквально окаменел, не смея вымолвить ни слова. Короче: спалился вчистую. И еще короче: Беттега сволочь. Таким образом, Рикардо здесь, чтобы ублажать синьору: сунет ей пару раз, и пожалуйста, вот тебе и стол, и дом, и зарплата, и по барабану страдания далекой родины. У меня, бывало, не вставал даже на этих кобыл из Люцерны. Как у этого парня с Карибских островов получалось, фиг его знает. В общем, Рикардо был смущен ужасно, а может, это я был смущен, но тут я спросил по ходу:

— Ты можешь после обеда отвезти меня на виноградники? Мне интересно посмотреть, как там на сборе.

— Те густа Джулия, да?

— Какая Джулия?

— Джулия, дочка хозяина барре.

— А ты откуда… кто… блин, как вы тут все про всех всегда знаете?

— Добро пожаловать в Колле, Леон. Сейчас иди завтракать, а то Мена будет ругаться. Я зайду за тобой попозже, и мы поедем в Подджоне, если те густа…

Я взбежал по лестнице весь офигевший — еще одно сексуальное словечко, «офигевший», — от скорости, с которой в здешних местах распространялась информация. Мне уже начало казаться, что все прекрасно осведомлены, как я хорошенько вздрочнул накануне вечером, перед тем как лечь спать. Когда Мена ставила передо мной на стол тосты, ее лицо, казалось, говорило: «Ну, что, старый дрочила, ты разве не знаешь, что от онанизма можно ослепнуть?».

Бог мой, что за наваждение. Наваждение. Наваждение. Однако яичница с беконом, яйца, ореховый торт и апельсиновый сок зарядили меня энергией. Я и представления не имел, который же на самом деле час, но сейчас никак не могло быть меньше двенадцати. Мена чего-то пробормотала, я не понял, может, из-за ее акцента, может, из-за того, что я был занят мыслями о Джулии и о том, что все мгновенно узнали, что она мне понравилась.

Сыто отрыгиваясь, я вернулся в свою комнату и с удовлетворением оглядел привычный беспорядок. Час или два я занимался тем, что вытаскивал свои вещи одну за другой из чемодана всего лишь для того, чтобы с удовольствием уложить их обратно. Тут мой взгляд упал на мобильник, на мой Daytona’93, и я поторопился включить его, предусмотрительно отойдя в угол у окна.

Телефон чудесным образом работал, и мне, оказывается, пришли даже два SMS. Я ничуть не разволновался, потому что уже ни на что не надеялся и ничего ни от никого не ждал, даже от своего брата. Так и есть, один из месседжей был от «ТИМ-Информа» — да кто вас просит меня о чем-то информировать? — другое сообщение о непринятом звонке с какого-то швейцарского номера.

Я смотрел на номер, пытаясь вспомнить, чей это, как вдруг он сам дал о себе знать, шумно нарушив знойную сентябрьскую дремоту.

— Мама… А ты с какого телефона звонишь?.. Ах, ты поменяла номер… Много звонков, понимаю… Не бойся, я его никому не скажу! Я не повышаю голос… Не знаю, я давно его не видел… Оставим это… Ну, да, он подлец… Алло, мама?.. Знаю, это правда… Ты права… да… конечно… разумеется… Ну, хорошо, что ты ему сделаешь?.. Вообще-то он всегда так поступал… Ну, ты же тоже пьешь!.. Одно дело стаканчик время от времени… Чем по бутылке каждый день… Мы хорошо устроились… Я ни на что не намекаю… Извини, пошутил… Ты молодец, так и держись, малыми дозами… Нет, я ничего никому не рассказываю… Я не знаю, когда вернусь в Портофино, я сейчас в Тоскане… При чем тут, что ты хотела съездить в Пунта-Ала? Я совсем в другом месте… В Трекуанда, на Фаттории-дель-Колле… Я знаю, она уже не наша, но мы можем сюда приезжать… В завещании… Да, мы с ней познакомились… Мама!!! От тебя такие выражения… Мне она показалась приличной синьорой… Строгая, блин… ой, извини… Дедушка имел право делать все, что ему вздумается, и потом, он уже не был твоим свекром… Ладно, ладно, не плачь… Я знаю, что вы с ним не ладили… Я знаю, что они тебя никогда не понимали… Зато мы понимаем, да… Ничего я над тобой не смеюсь… Да, он мне как отец… Как Лола?.. Почему ты прячешь от нее фей «Винкс»?.. Пока сама не попросит… Но это же издевательство… зачем?.. А что ты от нее хочешь, если она никогда не станет солисткой балета?.. Ах, ты ей посоветовала современные танцы… Я тебе говорил… Но не дави на нее, у Лолы вся жизнь впереди, еще насидится на диетах… Я не повышаю голос… Ты сама меня провоцируешь и сама же потом извиняешься… Да ладно, съешь еще один… Ах, ты уже пять штук съела… Ну, если это Weight Watcher’s… В шоколаде?.. Ну смотри сама… Да, конечно… один только разик… Солнце, все чудно… Прямо лето… Может, займусь сбором винограда… При чем тут испачкать руки… Просто посмотрю… Что, неужели нельзя просто чем-нибудь заинтересоваться?.. Ты же знаешь, я ненавижу гольф… В смысле, мне не нравится… Несколько дней, недельку… мам, не знаю… Я здесь не для того, чтобы специально тебя позлить, честное слово… Подарок в память о дедушке… Алло, мама? Пропадаешь… Да, скоро перейду на «Свисском»… Мне кажется, это глупо — жить в Италии и набирать через международный код… Я не по-пролетарски рассуждаю, а по здравому смыслу!.. Знаю, извини, я просто устал немного… Да, я тебе позвоню… Да никому я твой номер не дам… Я тебя тоже люблю.