Поэтому, как-то надо договариваться.

По крайней мере попробовать это сделать. Вдруг Николай послушает нас? Попытка не пытка. Перед тем, как начинать войну против Скуратовых, нужно попробовать иной метод.

Мы со здоровяком Иваном сидели в столовой, тихонько обедая. У Екатерины (которая теперь моя жена, ого) и Анны Герцен были другие занятия. Я раздумывал над словами Гречихина, попивая ягодный компот.

Иван же, как и всегда, поглощал чуть ли не половину из всего, что за день готовят на кухне. Радостно чавкал.

Вдруг зазвонил телефон.

— Иисус, привет. Сейчас, одну секунду.

Оставив здоровяка одного, я поднялся из-за стола и отошёл подальше. Сел на подоконник у окна, чтобы никто не подслушивал.

— Ну, что там по поводу Евгения? Удалось подслушать что-нибудь важное?

— Да, Андрей, удалось. Вот-вот он со своим помощником сел в машину и куда-то поехал. Кажется, они собираются…

— Андрей! — из ниоткуда, как чёрт из табакерки, появилась Амосова. Её розовые волосы были чуть спутаны, стрелки, нарисованные тушью у глаз — разного размера. Да и одежда, хотя и сидящая на спортивном теле как надо — выглядела мятой.

Господи, да что с ней случилось?

— Не отвлекай меня, пожалуйста. Я сейчас сильно занят, — огрызнулся на девушку, отодвинув от себя трубку.

— Нет, я так больше не могу! — чуть ли не орала Виктория.

Да чёрт бы тебя побрал, Амосова, что в очередной раз ты от меня хочешь…

— Извини, это потерпит несколько минут? — я снова приложил телефон к уху и обратился к Иисусу.

— Ну… да, — произнёс он. — Если у тебя там что-то сильно важное, перезвоню позже.

— Хорошо, тогда давай так и сделаем.

Пип-пип-пип.

— Ну⁈ — я поднялся с подоконника и шагнул к Виктории, что, часто дыша, как-то странно на меня смотрела. — Что опять случилось?

— Ничего не случилось! — обиженным голосом ответила она.

— Эм?.. — сощурился на Амосову. — Тогда какого чёрта это всё…

— Не могу я так больше! — продолжала Виктория. — Не могу! Ты всё так же продолжаешь ходить за ручку со своей Аксёновой, а на меня никакого внимания не обращаешь…

— Ну так… может быть потому, что Екатерина теперь — моя жена? Не думала об этом?

— На больное давить вздумал? — глаза Амосовой буквально пылали от злобы. — Я для тебя кукла какая-то, что ли? Над которой издеваться можно?

— Да что ты несёшь вообще? — я тоже начинал закипать.

Вот только этой дуры сейчас не хватало, ей богу. У меня там дела повышенной важности, от которых многие и многие жизни зависят, а Амосова с какой-то ерундой лезет.

— Думаешь, мне так просто сначала целоваться с тобой при свете луны, а потом ходить, будто ничего и не было? — кажется, она сейчас заплачет.

— Эй! — я огляделся. Вроде как, из-за повышенной шумности в столовой нас особо никто не слышал. — Тише ты! — шагнул ещё ближе к девушке и взял её за локоть. — Забудь про это вообще. Я пьяный был, еле помню себя. Да и вообще, ты сама начала лезть. Навязчивая, как собачонка. Пожалуйста, больше не подходи ко мне.

— Ах ты… — из правого глаза Виктории вытекла маленькая слезинка. — Собачонка, значит… — девушка шмыгнула носом, вытерла блестящую слезинку и развернулась ко мне спиной. — Хорошо. Тогда собачонка сейчас всё разгавкает твоей бабе!

Ну и кто мне после всего скажет — что с этими существами из какого-то другого мира (то есть с девушками) можно нормально общаться⁈

— Виктория, стой! — раздражённо выпалил я и быстрым шагом двинулся за ней.

Розовые волосы назад, руки — вперёд. Амосова убегала от меня, сама не зная куда. Сказала, что направляется к Екатерине, чтобы всё той рассказать. О том, как мы случайно поцеловались с ней около недели назад.

Дерьмо!

И хотя эта чертовка сама меня заманила в комнату, накинулась, а я отказал ей — тем не менее, Екатерине всё равно мало такое понравится. По факту же я был дома у другой девушки, и правда целовался с ней при свете луны. И плевать, что всего несколько секунд, пока не очухался.

Узнать такое на следующий день после того, как расписался с человеком — мрак.

— Ну и куда ты собралась? Стой, говорю! — без проблем догнав Амосову, схватил ту за локоть и отвёл за угол. Порыскал глазами и нашёл чуть приоткрытую дверь. Отлично. — Сюда!

Девушка пыталась вырваться, истерила, плакала, но я не поддавался. Захлопнув за нами дверь и оказавшись в тёмном тесном помещении, попытался включить свет.

Щёлк!

Выключатель оказался за спиной Виктории, и я случайно задел её рукой. Девушка что-то рявкнула и толкнула меня назад. Я не больно ударился спиной о стену.

— Слушай, завязывай, — пригрозил ей пальцем. — Давай как взрослые люди поговорим, не доводи до греха.

— Ненавижу тебя! — попыталась ударить снова, но я вовремя перехватил руку, а потом вторую. Далее развернул Викторию спиной к себе, чтобы не получить ногой по причинному месту, и сжал её, обездвижив.

— Успокойся, пожалуйста, — стараясь держать себя в руках, произнёс я.

— Идиот, отпусти меня! Отпусти! — не унималась Амосова, продолжая кричать.

Ну, что ж…

Высвободив одну руку, я прикрыл её чересчур громкий рот. При всём при этом старался девушке не навредить. И это было сложно, потому что та брыкалась, будто взбесившаяся лошадь.

— Отпущу, если пообещаешь не кричать и не убегать от меня!

— Уаыаыуаыа, — ответила Виктория.

— Что? — приоткрыл ей рот.

— Пошёл ты! Кретин! Уауыаыау!

Да что ж с тобой делать, неугомонная?..

— И всё-таки, я настаиваю. Нам нужно поговорить!

Несмотря на всю свою прыть, Виктория, всё-таки, стремительно уставала. Бубнёж сквозь мою ладонь затихал, а движения замедлялись.

И слава Богу… ведь я сам уже еле сохраняю ресурсы, чтобы удерживать этот розовый ураган.

— Опупи! — уверенно, но неразборчиво произнесла Виктория. — Быо опупи!

Подозреваю, что это просьба её отпустить…

— Хорошо, — отвечаю я и ослабляю хватку. Девушка тут же разворачивается ко мне лицом и отступает к противоположной стенке. Буквально испепеляет меня взглядом. Складывает руки на груди и тяжело дышит.

— Какой же придурок, я чуть не задохнулась! — говорит Амосова, и я замечаю, как дрожит её подбородок. Но, сомневаюсь, что это из-за нашей игры в «поймай буйного». Она ещё не успокоилась после разговора в столовой.

— А что я ещё должен был делать? Ты кричишь, как резанная, и дерёшься.

Виктория хотела было сказать что-то оскорбительное, но осеклась. Продолжила по-другому:

— Значит причины есть!

— Ну вот и отлично. Наконец-то перешли к конструктивному диалогу. Расскажи мне об этих причинах.

— Эй, ты чего мне тут — сеанс психотерапии устроить решил? Уверен, что время и место подходящие? — Амосова окинула взглядом тесную комнатку, захламлённую какими-то коробками, швабрами, вёдрами.

— Не совсем, но другого выбора у нас нет. Ну так что?

Отведя от меня наполненный страстями взгляд, Виктория буркнула:

— Придурок…

— Хорошо, — почесал затылок. — Если не хочешь раскрываться сама, сделаю шаг навстречу… ты что-то ко мне чувствуешь, но не получаешь в ответ никакой отдачи, и потому расстраиваешься. Я прав?

— Вот же… — вздыбилась Амосова, будто в её тело вдруг вдохнули гневного воздуха, но довольно быстро она сдулась обратно. — Да! — выпалила девушка. — Да! Ты прав! Доволен? Я влюбилась в тебя, а тебе абсолютно наплевать. Влюбилась, а ты уже расписался с Аксёновой. И мне… — подбородок её затрясся в усиленном темпе, глаза снова наполнились жидкостью. — Больно. Очень больно… — по щекам потекли ручейки слёз, и Виктория отвернулась к стене, стала всхлипывать на всю каморку.

Вот чёрт… как не люблю, когда плачут девушки. Я понимаю, что это самая простая из всех манипуляций, что только можно придумать — подобное практикуют даже маленькие дети. Но… каждый раз ничего не могу с собой поделать.