Она в своем собственном мире, поглощена наслаждением своим угощением. И я поглощен наблюдением за ней.

Знает ли она, что мучает меня каплей заварного крема, в уголке ее рта? От того, как она вытирает его пальцем и слизывает, у меня пересыхает в горле.

Свежий утренний ветерок развевает ее волнистые каштановые волосы и рассыпает оранжевые листья по земле вокруг нашего столика. Мой пончик свисает с кончиков моих пальцев, частично забытый из-за того, что я изучаю ее, пока она ест. Это мило. Мы не разговариваем, но я не возражаю против тишины. Возможно, я ее еще едва знаю, но в этом есть задатки того же типа комфортной тишины, что и у меня с Кэмероном и ребятами.

Это идет рука об руку с инстинктивным чувством доверия. У меня не со многими людьми бывает такое. Определенно не с большинством девушек, которых я знаю, за исключением Рейган из Лэндмарка. Только по этой причине я знаю, что должен узнать ее поближе.

Она выводит меня из транса, когда проверяет свой телефон и неохотно бормочет проклятие.

— Спасибо за пончики. Я лучше побегу.

Я смотрю, как она складывает салфетки в крошечные квадратики и встает, собирая свои вещи.

— Ты уходишь? — спросил я.

— Если я не уйду сейчас, я опоздаю на урок более чем на десять минут. К счастью для меня, профессор появляется только через двадцать минут после начала лекции. Он более снисходителен к посещаемости.

— Это удача. Не могу сказать то же самое. Все мои профессора сурово относятся к нам, даже к студентам-спортсменам.

Я запихиваю в рот остаток пончика, прежде чем встать, чтобы забрать ее маленькую коллекцию мусора для оригами. Я кладу его рядом со своим, затем иду с ней в том направлении, в котором она начинает.

— Ты надеялся на легкую поездку? — насмехается она.

— Нет. Я не против тяжелой работы. Это помогает мне сосредоточиться. — Я вытягиваю руки над головой, замечая, что это движение привлекает ее взгляд к моим бицепсам. Ее глаза отводятся, когда она понимает, что я поймал ее на том, что она разглядывает меня. — Я не за то, чтобы расслабляться или срезать углы.

— Сказано как у любого хорошего капитана, — говорит она.

Гордость переполняет мою грудь. Я хочу быть мужчиной, которым гордился бы папа. Кто-то, способный заботиться о других, и для меня это включает в себя руководство моей командой в качестве капитана.

— Приходи на другие матчи. Ты увидишь мою трудовую этику в действии.

Она играет с ремешком своей сумочки.

— Я так не думаю.

— Тогда позволь мне пригласить тебя на свидание.

— Этого не произойдет. — Она поднимается по ступенькам здания, в котором, как мне кажется, в прошлом году у меня был урок социологии. Через несколько шагов она оказывается на одном уровне с моим ростом, когда поворачивается ко мне лицом. — Тебе придется стараться сильнее. Пока, красавчик.

Я ухмыляюсь, как идиот.

— Думаю, я так и сделаю. Встретимся позже, Майя.

У меня в кармане пару раз жужжит телефон. Вероятно, ребята из нашей группы переписываются, задаваясь вопросом, где я, черт возьми, поскольку мы все покинули тренажерный зал примерно в одно и то же время. Я слишком занят, наслаждаясь видом, пока Майя не исчезает внутри здания.

МАЙЯ

В пятницу рано, когда я просовываю голову в комнату Рейган, она все еще без сознания в коконе из покрывал. Между нами двумя, я ранняя пташка.

— Уже почти девять.

Она слабо стонет.

— Несправедливо рано.

— Я иду в Часовую башню. Хочешь кофе?

Ее спутанный со сна клубнично-блондинистый пучок еще больше выглядывает из-под груды покрывал, когда она чаще просыпается.

— Кофе? Ладно, это волшебные слова.

— Ммм. Так я и думала. Я этим занимаюсь.

Там скоро начнется оживление, и я хочу кофе перед моим единственным уроком на сегодня. Я отталкиваюсь от ее дверного косяка и беру свою сумочку со стойки на мини-кухне, примыкающей к гостиной.

Наша квартира — это то, что Рейган любит называть изысканным. Апартаменты за пределами кампуса больше, но ни одна из нас не может себе этого позволить. По крайней мере, апартаменты с двумя спальнями больше, чем наша общая комната из обувных коробок на первом курсе. Мы могли бы легко разместить эту комнату в одной из наших спален, и у нас еще осталось немного места для музыкального оборудования Рейган.

— Я говорила тебе недавно, что люблю тебя? — спрашивает она сонно.

— Возвращаю тебе, — мой телефон звонит точно по расписанию, когда я выхожу из здания. — Привет, мам. Как прошла сегодняшняя встреча?

— Хорошо. Он устал, но выполнил все свои физкультурные упражнения. Тренер был доволен тем, что он сделал.

— Не обращайся со мной как с инвалидом, — слышу я ворчание дедушки. — Я все еще здесь, ты знаешь.

Я смотрю на небо, рот изогнут.

— Могу я с ним поговорить?

На линии раздается его скрипучий голос.

— Привет, цыпленок. Как дела в школе?

Любовь расцветает в моей груди от его прозвища для меня.

— Привет, дедушка. Все хорошо. Как ты себя чувствуешь?

— О, на вершине мира. Как будто я мог бы станцевать с ней одну из джигитовок моей матери, упокой господь ее душу.

Он никогда не теряет чувства юмора, даже когда чувствует себя не лучшим образом. По напряжению в его голосе я могу сказать, что он чувствует возраст своих костей. Он упрямый мужчина, который ненавидит то, что ему приходится полагаться на моих родителей и остальных членов нашей семьи в заботе о нем, когда всю жизнь заботился обо всех нас.

— Не могу дождаться, когда увижу тебя на Рождество. — Слова выходят слегка натянутыми. — Я проведу все выходные с тобой. Мы можем сделать все, что ты захочешь.

— Тебе не обязательно приходить ко мне, цыпленок. Сходи куда-нибудь со своими друзьями.

— Ни за что на свете. Я хочу потусоваться с тобой.

— Ах, что ж, в таком случае отвернись, Розали. Если Майя придет навестить меня, мне нужно снова быть в состоянии ходить на своих двоих, а не ковылять с ходунками.

— Успокойся, — говорю я, подходя к кофейне. — Ты знаешь, что тебе не обязательно выпендриваться передо мной.

Внутри многолюдно, очередь тянется до самой двери.

— Разве это не было бы здорово? — Он замолкает на несколько секунд.

— Мы почти дома, Майя. Нам нужно идти, — говорит мама.

— Хорошо. Люблю вас, ребята. Я поговорю с тобой позже.

Я говорю тихо, чтобы не беспокоить других клиентов. Пока я отвлекаюсь, чтобы попрощаться, я случайно сталкиваюсь с парнем, стоящим впереди меня в очереди.

— Извините меня, — говорю я, убирая телефон в сумочку.

Ответа нет, пока я не поднимаю взгляд и не сталкиваюсь лицом к лицу с Истоном Блейком в темно-синей хоккейной куртке Хестон Ю и серых спортивных штанах. Они подчеркивают его мощные бедра и впечатляющую выпуклость — я поднимаю глаза, обводя взглядом уютное кафе.

Трахни меня.

— О, — выдыхаю я. — Извини за это.

Уголок его рта приподнимается.

— Все нормально. Ты можешь натыкаться на меня, когда захочешь.

— Да, я уверена, тебе бы это понравилось. — Я бормочу это, прежде чем подумать, больше для себя, чем для него.

— О, без сомнения, — он подмигивает, отступая назад, когда линия перемещается, чтобы ему не приходилось прекращать разговор со мной.

— Ты не опаздываешь на тренировку?

— Игра на выезде, — он кивает на свою объемистую спортивную сумку у двери. — Я должен отправиться на каток, чтобы сразу после этого сесть на автобус.

Я ухмыляюсь.

— Сегодня в кампусе без хоккеистов? У Лэндмарка не закончатся крылья.

Он издевается.

— Это случилось всего один раз.

Я отмечаю на пальцах, сколько раз с тех пор, как я здесь, хоккейная команда несла прямую ответственность за то, что я съела все крылья в те несколько раз, когда отважилась зайти в спорт-бар.