— Болел ли еше живот или поясница?

— Конечно. Я работаю почти каждый день.

— Почти каждый день? — в шоке вскрикнул Рома. — Милена, ты совсем, что ли?!

— Мне нужно было зарабатывать на жизнь. Не все умеют быть крутыми бизнесменами.

Машина качнулась вправо.

— Больше без УЗИ сказать невозможно. Клиника уже скоро. Терпите.

Боль не отпускала. Она была настолько сильной, что временами ей казалось, будто я умираю. Но нет, не умерла. Я просто потеряла сознание. Когда она пришла в себя, то почувствовала, что кто-то осторожно трясет ее за плечо.

— Как вы, Милена? — спросил молодой врач, сидя рядом с моей больничной койкой. Ромы рядом не было. И это ударило по мне первым делом.

— Где Роман? — почти что кинулась я, но рука врача в халате не позволила и шевельнуться. — Где он?!

— Он рядом. Не беспокойтесь.

Тут же, в окне, я заметила его. Уставшего, разбитого, потрепанного из-за меня. Он не отходил ни на шаг весь вечер, знал, как это важно для нас с малышкой. Но сейчас нервно разговаривал с кем-то по телефону.

Черт возьми. Их делегация улетала сегодня в Москву. Он говорил об этом с самого начала. Но теперь… Теперь у Ромы есть очень трудный выбор: следовать за карьерой или остаться с девушкой, которая была под угрозой.

И было очевидно, что собеседник явно не рад перспективе, что Рома останется в Омске. Недопустимо для них. Кто будет вести переговоры? Подписывать бумаги? Зарабатывать баснословные деньги?

Дмитриевский пытался докричаться до него, но по ту сторону телефона будто никто не слышал криков. Ни его, ни моих.

— Милена Игоревна, — привлек мое внимание врач, разбирая капельницу. — Прекратите переживать. Ребенку от этого хуже.

— Я знаю. Но это все из-за меня…

— О чем вы, Милена?

— Из-за того, что я… я не смогла защитить его. Не берегла себя.

— Неправда. Вы сделали все, что могли. И даже больше.

— Нет! — с досадой воскликнула я. — Вы не понимаете! Я не хотела, чтобы так вышло. И теперь я жалею, что моей малышке плохо от того, что я бездарная мать. Я волновалась за Рому, не за себя…

Я зажала себе рот рукой, пытаясь сдержать рыдания.

— У вас растет дочка, — жестко перебил меня врач, — И остальное просто смысла не имеет. И вы должны думать о ней, а не о том, что будет с вашим мужем. Перестаньте истерить.

Я вжалась в основание кровати, чувствуя, как в горле образовывался плотный комок из слез. Врач бросил на меня укоризненный взгляд и снова принялся за свое дело.

Сил не было даже на то, чтобы плакать. В какой-то момент я почувствовала, что в палате повисла тишина. Тишина и пустота. Я не могла поверить, что все это происходит со мной.

— Слушайте внимательно. У ребенка гипоксия. Из-за ваших нагрузок и нервов, плоду не хватает необходимого количества кислорода. И из-за этого возникла угроза и для его жизни, и для вашей. Если вы и дальше будете отходить от правил, ребенок может погибнуть.

Звуки размытые, неясные. Будто меня поместили под огромную волну ледяной воды, что оглушала своей мощью.

Он взял у меня болючий анализ крови, сделал укол. Он не сказал ей ни слова. Я не знала, сколько времени пролежала так, не двигаясь и не шевелясь.

— Вы сейчас не в состоянии думать о том, что делаете. Вы должны лежать и отдыхать. Я могу провести вам полный курс лечения — и тогда мы спасем вашего ребенка.

— Я согласна на все. Делайте.

— Ребенку нужна срочная операция. Внутриутробно. Сейчас. Немедленно. У нее будет еще один шанс.

— Если мы не сделаем операцию… — я заикалась от страха.

— Нет никаких гарантий, что она выживет.

Я была в ужасе. Я была готова на все, лишь бы спасти ее жизнь.

— Мне… нужно посоветоваться с мужем.

Дверь отворилась. Рома, с красными глазами и взъерошенными волосами, устремился ко мне, сев на край койки.

— Как она, доктор? — уставшим голосом произнес Ром, крепко хватая меня за руку.

— Вам стоит обсудить это вдвоем.

По щеке скатилась слеза, но Рома тут же смахнул ее, поддерживая.

— Милена, что произошло? Прошу, только не молчи.

— Дочке нужна операция. Срочная.

Рома посмотрел на меня иными глазами. В них не было жалости и сочувствия, только тревога и страх. Я знала, что он сейчас чувствует. Я ощущала на сердце ту же боль, что и он.

— Чего ты противишься? Нет денег? Я дам. Сколько угодно, это не имеет значения.

— Нет, Ром. Я боюсь остаться тут одна. Ты должен уехать этой ночью, бросить меня одну. Я к этому не готова.

Взгляд стал внимательным и напряженным. Он сжал мою ладонь, как бы успокаивая. Я прижала к себе его голову, будто хотела удержать в своих объятиях. Но Рома отстранился и посмотрел мне в глаза. Я поняла, что он не шутит. Что все это всерьез.

— Ты боишься, что я оставлю тебя одну? — его голос похолодел.

— Да. Заставлять делать выбор очень эгоистично, я прекрасно это понимаю.

— Нет никакого выбора. Для меня здесь только один верный вариант.

Я посмотрела на него с надеждой.

— Расскажи об этом мне. Что ты будешь делать? Я пойму, если деньги окажутся важнее…

— Глупость. Как ты могла допустить даже мысль, что эти идиоты и их бессмысленные бумажки окажутся мне дороже вас? — он поцеловал мою кисть рук, погладил. — Мне плевать, что будет с ними или со мной. Разницы нет никакой. Но я никогда не допущу, чтобы страдал кто-то из вас. Запомни это.

Его губы были в сантиметре от моих. Мягкое прикосновение, полное нежной заботы. Он боялся за нас. И был готов на все.

— Вы решили? — дверь снова открылась. Врач последовала ко мне. — Времени мало.

— Готовьте лучшую палату. Ведите самых квалифицированных врачей, — голос Ромы стал жестким, бескомпромиссным. — Чтобы все было на высшем уровне. Деньги я перечислю на счет больницы.

— Вы согласны с операцией? — врач обратился ко мне.

— Да. Согласна на все.

***

Меня привезли в отдельное помещение. Операционная выглядела так же, как было в кино. Все стерильно, бегали медбратья, медсестры, врачи. А я лежала на столе с обнаженным животом.

— Милена, во время операции вы будете в сознании. Но чтобы боль не была ощутима, мы введем вам анестезию.

Сначала мне сделали укол, потом ввели в вену иглу. Медсестра вставила в нее длинную гибкую трубочку, через которую мне вводили различные растворы.

— Пока что можете закрыть глаза, отдохнуть, — сказал мне врач.

Их голос прозвучал глухо. Я не понимала, что происходит, мне было страшно. Я даже не могла толком понять, где нахожусь, и что со мной делают. В голове у меня все перемешалось и перепуталось.

Я согласилась. Меня начали готовить к операции. Оставались считанные минуты.

Расслабилась, дыхание стало ровным. Медсестра ввела мне в вену лекарство. Я чувствовала, что теряю сознание, но боль при этом не усиливалась, а наоборот, отступала.

За стеклом я увидела почти поседевшего Рому. Его глаза метались в ужасе по палате, а медсестра приводила его в чувства.

— Поверьте, Роман Матвеевич, в этой клинике работают профессионалы!

— Да хоть сам Господь Бог, — он затряс ее плечи. — Если с моей Миленой случится хоть малейший огрех… Хоть волос упадет. Я клянусь: от вашей клиники останется серый булыжник. Я ясно выразился?

Медсестра тяжело сглотнула, но все же высвободилась из его рук.

Как же он переживал, Господи.

— Начинаем операцию…

Все вокруг стало таким нереальным. Я не слышала, что мне говорили, не понимала, что они делают, но и не чувствовала физически. Будто это небывалый сон или отрывок из голливудского фильма.

***

Когда я пришла в себя, то увидела, что лежу в какой-то комнате. Я была полностью раздета, а мою голову окутывал теплый кислород.

Я повернула голову и поняла, что нахожусь в своей палате. Меня за руку держал Рома, хоть и за окном уже было светло. Он пробыл ночь без сна.