Роман Матвеевич пустился в размышления, а я сидела, почти засыпая, думала о мотивах его поступка с Леной. Да, она невоспитанная двоечница, но чтоб не допускать к зачету… Это слишком жестко. Ее могли и исключить. Зачем он встал на мою защиту? Делать больше нечего? Или авторитет не хотел ронять?

— Дягерева, сколько раз я должен к вам обратиться, чтобы вы перестали считать ворон на моей паре?

— Ну, я… — начала было, но, заметив грозный взгляд преподавателя, передумала ему язвить. Он все-таки спас меня перед неадекватной сегодня.

— Получаете лебедя за сегодня, Милена. Зачетку на стол. Какой сегодня урожай плодотворных студентов, друзья! — Роман Матвеевич, несмотря на неудачное начало пары, продолжал быть в нормальном расположении духа. Не орал, не оскорблял по-черному. Был странным, потому что адекватность превышала остальные черты.

— Да пожалуйста, — добродушно улыбнулась я, а брюнет недовольно хмыкнул. Видимо, он не ожидал, что после его показательного подвига я осмелюсь что-то вякнуть.

— В вас слишком много самомнения. С таким подходом вы долго не протянете. По крайней мере, на моем предмете.

А, нет. Показалось. Он такой же самовлюбленный дегенерат, как и все. Вот и что он о себе возомнил? Ходил весь из себя такой строгий и хмурый, будто бы вся злоба мира скопилась в нем одном, вечно указания какие-то дает, да еще и после пар оставил. Господи, что за кретин попался.

А еще считался самым молодым преподавателем на нашей кафедре, да таким, о каком мечтали все студентки. Хотя было бы о ком мечтать…

Окончания пары я ждала, как манны небесной. Оставшееся время я только и делала, что думала об индивидуальном разговоре, который мне назначил Дмитриевский. И что он мог со мной сделать? Запугал бы до полусмерти? Двойками завалил? Пф, нашел больное место. Когда наконец-то он закончил, все начали со спешкой собираться, и я попыталась сделать так же.

— Задание будет прикреплено на портале. Можете быть свободны. Дягереву попрошу остаться.

Ну какого черта? Не получилось смыться, оставалось слушать внеурочную лекцию по морали и совести. Мы остались в аудитории только вдвоем, отчего мне стало дико некомфортно.

— Милена, подойди к кафедре. Я не люблю говорить на расстоянии.

Только спустя время понял, что творил. Когда я был с ней в одном помещении, мой мозг будто отключался от остального тела. Гребаная хамка. Как она посмела только так унизить меня при студентах? Думала, что я не найду способа осадить бедную девочку? Что ж, опрометчиво, Дягерева, очень опрометчиво. Я тоже умел убеждать.

В моей памяти она была запечатлена, точно кукла: фарфоровая кожа, пухлые розовые губки, щербинка между передними зубами. Длинные светлые волосы оттенка молочного шоколада, а на носу маленькая родинка. Зеленые глаза светились подобно драгоценным камням. Слишком миловидная внешность для такой суки, как ты, Миленочка.

За все года, что я преподавал, ни одна шавка не решалась так открыто плевать мне в душу. Ни одна. Просто потому, что мой авторитет был неприкосновенен. И все обезумевшие понимали возможные последствия. Но почему-то именно с ней у меня было совсем иное ощущение. Не хотелось орать, кидаться. Хотелось… слегка поиграть. Да так, что эта выскочка течь по мне будет, а я ее пошлю к тому моменту. Я ведь препод, как никак.

— Роман Матвеевич, — староста обратился ко мне, когда я в очередной раз завис у окна, расуждая о великих планах мести. — У нас будет лекция? Вы очень странно стоите уже… минут десять.

Хотелось наорать, выгнать к чертям собачьим, чтобы остаться наедине со своими мыслями. Но никакие полномочия мне бы не позволили. Я машинально начал вести предмет, говоря материал, что был заучен много лет назад.

Никто в универе не знал о моем бизнесе. Еще неделю назад я вложил туда чертову кучу денег, ожидая сочные дивиденды. Спустя лишь два месяца после выхода на рынок мне удалось отбить больше трети затраченного, а через год я ощутил первый вкус большой прибыли.

И я даже задумывался об уходе из преподавания. Даже хотел на днях отнести заявление по собственному желанию и уверенно слинять в закат, заниматься бизнесом и собой. Но, черт, как же меня выбесила эта отличница. Я бы забил и плюнул, но она пробудила во мне азарт. И теперь довести задуманное дело до конца было делом принципа.

— Все могут быть свободны, — объявил об окончании пары и с облегчением выдохнул я. Но не тут-то было. Пока я откидывался в кресле, сзади мышью подошла застенчивая студентка.

— Вернадская? — устало констатировал я, мечтая выпроводить ее. — Вы что-то хотели?

— Д-да, Роман Матвеевич, — Боже, это она от моего вида так заикалась? — Я бы хотела написать с вами совместную статью…

Я даже призадумался, пока Маша продолжала вещать. Студенты никогда не рвались по собственному желаниию писать научные работы. И я не мог их винить им, ведь в их возрасте я был таким же, абсолютно. Хотелось лишь развлекаться, не думая об учебе. Но подобный энтузиазм вдохновил даже такого сухаря, как я — Маша с огнем в глазах смотрела на меня, ожидая ответа.

— Неожиданно, Вернадская, — помял подбородок. Чертов галстук ужасно сдавливал грудь, таки мешал дышать. — Есть какая-то цель, или просто для себя?

— Да, хочу попробовать, — ее щеки порозовели, снова. — Тему могу скинуть вам на почту.

— Хорошо, я не против. Пиши, — улыбнулся ей. Она подмигнула и так же быстро исчезла, оставляя меня в одиночестве. Наконец-то.

Я вновь остался в одиночестве и погрузился в мысли о той самой взбалмошной отличнице. Подумать только: за одну встречу какая-то студентка смогла вывести меня на такие острые эмоции. Адреналин кипел в крови, а мысли путались в единый ком.

Я знал одно: моя месть будет страшна для такой идеальный девочки, как она. Ведь Дягерева только и делала, что строила из себя невинного ангела. А как только я вспылил, дамочка резко согласилась на диалог со мной. Потрясающая хватка, Милена Игоревна. Ничего, я уже предвкушал плоды моего триумфа.

Представлял, как она, абсолютно голая, оставив лишь кружевные трусики и лифчик чёрного цвета, лежит на кафедре, а я подхожу ближе, кладу руки ей на плечи, хватаю за горло, стягивая кожу до протяжных стонов.

Милена кричит, не то от боли, не то от наслаждения. А я чувствую, как член в штанах упирается в ткань, тягуче изнывая. Она смотрит мне в глаза, и снова я вижу в них желание, страсть, похоть. У меня снова поднимается член.

Не в силах больше сдерживаться, я срываюсь и, схватив её за волосы, тяну на себя. Дягерева вскрикивает, пытаясь вырваться, но я сильнее сжимаю её горло.

— Не дёргайся, — шепчу я ей в ухо. — Ты ведь знала, на что шла.

Она пытается вырваться ещё раз, но силы уже не те. Раздвигаю ее худые ноги, обнажая лоно.

— Боже, детка, ты вся течешь.

Дягерева смотрит на меня, широко раскрыв глаза, её губы дрожат. Я чувствую, как она потекла, и это сводит меня с ума. Приподнимаю её за бедра, чтобы она раздвинула ноги. И резко вхожу до упора, доводя отличницу до хрипа. Она хватает воздух ртом, глаза закатываются от удовольствия.

Я удерживаю её на месте, чувствуя, как её бёдра бьются о мои ноги. Через минуту Милена уже лежит на столе, её грудь вздымается, глаза закатываются. Я подхожу к ней, наклоняюсь, провожу рукой по груди, стоячей, возбужденной.

Боже правый, о чем я только думал. Лишь спустя какое-то время осознал, что конкретно завис на мысли трахнуть эту студентку. Где моя педагогическая этика? Куда пропала вся чертова субординация? В конце концов, я ей годился в отцы. Но сейчас в моей голове лишь рождались новый сценарии для порнофильмов. Встал из-за стола и понял, что пока пускал слюни, мой член, похоже, и вправду был готов к сексу. Черт.

Серьезных романтических отношений у меня не было уже несколько лет. После скандального развода с женой я перестал быть приверженцем стандартных романов, о которых так мечтают все девушки.