К черту. Последняя ночь. Уже поздно что-то менять, но почему я не могу позволить нам окунуться хоть слегка в сладкую ложь?

Когда я добралась до его номера, сердце замирало от волнения. Я стучала в дверь, и мои руки тряслись, словно осенние листья.

— Открой, черт возьми, — просила я тихо, приобнимая живот. — Меня не должны тут увидеть.

Ответного звука не было, но я не собиралась сдаваться.

Раздался щелчок. Дверь отворилась.

Постепенно, дверь открылась, и передо мной появился он.

— Все-таки пришла, — я не видела его, но в голосе явно звучала теплая улыбка. — Проходи, милая.

Он был таким же, как и в последний раз, когда мы встречались. Его глаза испытующе смотрели на меня, и я чувствовала, что внутри меня все разгорается — ностальгия, любовь и надежда. Но Рома не видел этого. Показала я лишь полный холод.

— Ты хотел меня видеть?

— Верно, — ответил Рома и томно улыбнулся. — Я постарался выбрать лучшее место для нашей встречи. Пожалуйста, садись и расслабься. Хочешь что-нибудь выпить?

Мне нельзя. Если эмоции для дочери еще терпимы, то алкоголь — ни за что.

— Спасибо, откажусь. Есть вода со льдом?

Рома молча протянул мне стакан, я же села на кресло рядом с кроватью.

— Давай к делу. Что именно ты хотел обсудить? — потерла виски я. Холодная вода отрезвляла. Параллельно поправляла платье, лишь бы на месте крупного живота оно не топорщилось.

Дмитриевский ходил по номеру, будто пытался сосредоточиться на чем-то важном, но не решался сказать об этом вслух.

— Мы расстались в тот день по ошибке.

Дочь пнула в низ живота, а я ощутила прилив сомнительных чувств.

Я почувствовала, как сердце забилось сильнее, и внутри меня появилась смесь радости и нервозности.

— Не неси бред. Ты специально выводишь меня на эмоции? — спросила я, стараясь сохранить спокойствие.

— Я знаю все. Знаю, что ты в ту ночь переспала с Хворостовым.

Сердце на миг пропустило удар. В ушах зазвенело. Я смотрела на Рому, но его лицо не было озарено злобой или грустью. Там была пустота. И холод. Он качнул головой, взял меня за подбородок и приблизил свое лицо к моему.

— Я знаю. Но позволь теперь и мне объяснить все, — повторил он.

Если ты помнишь, около полугода назад, даже больше, мы с тобой катались в моей машине по городу ночью. И благополучно попали в аварию. Ты вряд ли сможешь воспроизвести все моменты того дня, потому что было без сознания какое-то время. Но я был в сознании. Я отвёз тебя к себе домой. А сам же ночью ринулся в больницу. Мне нужно было спросить доктора, не опасны ли для тебя возможные последствия. Я боялся за тебя. И тогда оставил записку. Ты ведь помнишь тот клочок бумаги с моим корявым почерком? Я написал, что скоро буду. Не уточняя, что уехал в больницу. Не хотел тебя тревожить. Доктор меня заверил, что случившееся покажется для организма мелочью. Ты ведь помнишь, что такое аварии пострадали не только мы? Несколько машин столкнулись, некоторые пешеходы попали в огонь. И им могла быть нужна реальная помощь Но именно в тот момент, когда я был у него на консультацию, к нему в кабинет зашла Маша Вернадская. Моему шока не было предела. Она приехала в поликлинику на карете скорой помощи как раз в ту ночь. Ходила на костылях, а вид был крайне потрепанный. Я потерял дар речи. Это не было моей виной. Стечение обстоятельств. Мы обменялись буквально парой фраз. И меня захлестнуло. Я был уверен, что ты поймёшь. Что не воспротивишься моему желанию спасти её. Но я как будто ощутил свой долг привести её к себе. И я сделал это. С позволения врача, купил все необходимые лекарства, помог добраться до комнаты. Но ей нужна была помощь не только в пребывании. Маше требовались перевязки ран. Именно в момент, когда мы начали делать это, будучи в невыносимой жаре, вернулась ты. Раздетая Вернадская, покрасневший я, наши потрепанные лица. Я бы тоже подумал, что это измена. Все выглядело настолько натурально. Но ты даже не дала мне шанс объяснить, как все было на самом деле.

Он убрал руку и отступил. Я вглядывалась в его лицо, пытаясь понять, что он сказал. Мне хотелось возразить, но в голове было пусто. Слова не шли.

— Ты молчишь, потому что не веришь, или потому что сложно подобрать нужные слова? — его взгляд с надеждой, что лед начал таять.

Я же смотрела ему в глаза и не могла вымолвить и слова.

— Я не могу уезжать, не зная, что ты здесь, рядом со мной, — он прошептал мне на ухо. — Просто дай мне шанс остаться, пожалуйста.

Мои слезы текли по моим щекам, и я нежно прижала его к себе. Несмело, боясь ошибиться. Будто ходила по краю пропасти.

— Если ты знаешь, что я изменила тебе, почему ты все еще тут? У тебя нет желания стереть все, что связано со мной, с лица земли?

— Мне глубоко плевать, что было в тот момент. Я знаю, что это секс не от любви. От отчаяния. Ты хотела забыться, а я лишь дал такую возможность.

В этот момент я поняла, что настоящая любовь преодолевает все преграды и не знает границ. Я открыла рот, чтобы ответить, но вместо слов мои губы нашли его и в них зазвучал обрывок нашей никогда не заканчивающейся истории.

Я не могла сдержать себя и просто рушилась в его объятия, словно последняя соломинка, спасающая меня от утраты.

— Прости меня, — не видела ничего от слез. — Прости меня, прости.

— Милая… — он поднял подбородок на себя, обращая внимание. — Так сложилась наша история. Не вини себя в том, что облака иногда плывут не в ту сторону, которую мы бы хотели.

Я осела на пол, притягивая колени ко лбу.

— Ты не все знаешь, Рома, — низ живота заныл. Колючие ощущения почти сжали дыхание. — Я многое успела сделать за это время…

— У каждого из нас козыри в рукаве. Но стоит ли их раскрывать сейчас?

В глазах потемнело, и я начала валиться на бок, чувствуя, что еще чуть-чуть — и упаду на пол.

— Рома, мне что-то нехорошо…

На миг я увидела перед собой лицо его, глаза, полные боли и страдания. Он подошел ко мне и подхватил меня на руки. В его руках я чувствовала себя такой маленькой и беззащитной.

Он мигом взял трубку и начал набирать скорую.

— Отель "Кинсел". Срочно приезжайте. Моей жене плохо.

Я почти уже не слышала его, но видела силуэт волнующегося мужчины.

— Милена, ты как?

— Я беременна… — едва пробормотала. — Беременна. Поэтому боялась идти. Ты не должен был этого узнать.

Громкий гул сирены приближался с каждой секундой. Я лежала на кровати, не осознавая происходящее от боли. Она сковывала низ живота. Страх за беременность одолел до кончиков пальцев.

— Держишься, малышка? — поцеловал мою руку Рома, сам едва не впадая в истерику. — Все будет хорошо, слышишь? Слышишь?

Я не слышала. Только сердцебиение дочери разносилось эхом в ушах, будто меня поместили в вакуум, где нет никого, кроме меня и моей родной крошки.

Слёзы хлынули ручьём. Как же я тряслась в тот момент.

— Знаешь, я ведь только сегодня узнал о твоей дочери, — прошептал Рома и положил руку на живот, нежно поглаживая. — Но почему я уже люблю ее?

— Потому что это наша малышка. Наша не моя.

Он сидел рядом со мной, держал мою руку и, как будто, чувствовал мою боль. -

— Я так боюсь, Рома. Боюсь, что мы потеряем нашу девочку, — в глазах блестели соленые кристаллы.

***

Рома держал меня за руку, пока мы ехали в карете скорой помощи. Я же почти не осознавала происходящее, лишь внизу живота раздавалась дикая боль. Меня одолел страх за малышку.

— Вы можете сделать хоть что-то, чтобы облегчить моей жене страдания, мать вашу? — кричал Рома, глядя на меня волнующимися глазами.

Жене. Он снова назвал меня женой.

— Мы делаем все возможное. Вы должны понимать: вне больницы мы во многом беспомощны, — рявкнула врач, что осматривала меня. — У вас бывают кровянистые выделения?

— Иногда. Я не думала, что это серьезно.