В России, несмотря на реакционный разворот Путина, модернизация в отдельных аспектах продолжилась. Увеличилось поступление в вузы – с 76 % в 2012 до 85 % в 2018-м18. Продолжали расти проникновение интернета и занятость в креативном классе19. Доля респондентов, отдающих предпочтение демократическому политическому устройству, в 2017-м (последний год, в котором Всемирное исследование ценностей проводилось в России) была такой же высокой, как в 2011-м.

В соседней Беларуси модернизация выбила из равновесия казавшуюся стабильной диктатуру страха. К 2018-му 87 % выпускников школ продолжили учебу в вузах – больше, чем в Великобритании или Германии20. Невероятно успешная отрасль высоких технологий в 2019-м экспортировала продукцию на 15 млрд долларов, что равнялось четверти ВВП21. В 2011–2017 гг. доля респондентов, согласных с тем, что демократическое устройство для их страны – это «очень хорошо», выросла с 33 % до 45 %22. Как и россияне девятью годами ранее, в 2020-м беларусы вышли на улицы протестовать против сфальсифицированных выборов.

Кроме долгосрочных тенденций, на политическую динамику влияют и краткосрочные кризисы – экономические, военные и медицинские. Диктаторы используют их как повод присвоить чрезвычайные полномочия и назначить козлов отпущения. К тому же трудности активируют ценности выживания. Но кризисы могут оказаться сильнее манипуляций и обвалить все рейтинги правителя. В такие моменты единственный вариант – кроме того, чтобы сдаться, – перейти к более открытым репрессиям, надеясь, что страх заставит людей покориться. Сработает этот план или нет, зависит от того, насколько сильным и предприимчивым успел стать информированный класс.

Глобальные кризисы оттягивают на себя внимание западных правительств. В 2020-м 38 стран использовали пандемию как предлог для усиления давления на оппозиционные СМИ, а 158 ввели ограничения на уличные протесты23. Если в будущем изменение климата вызовет экологические или экономические бедствия, или массовую миграцию, это может спровоцировать возврат к репрессивным диктатурам. Но вместе с тем, кризисы вскрывают некомпетентность лидеров. Несмотря на коронавирусные ограничения, в 2020-м по меньшей мере в 90 странах вспыхивали протесты: например, в Киргизии они привели к тому, что после признанных недействительными парламентских выборов было назначено повторное голосование, а в Нигерии распустили отдел полиции, известный пытками и убийствами задержанных24.

Даже в обычные времена большие запасы нефти влияют на политику государств. Петрократии используют сырьевые доходы, чтобы задабривать или контролировать общество, удерживая его от модернизации25. Монархии Персидского залива, такие как Саудовская Аравия и Кувейт, достигли высочайшего уровня доходов – но для этого им не пришлось строить современную экономику, гарантировать права женщин и ослаблять власть религиозных авторитетов. Несмотря на рост национальных доходов, общество менялось мало и не требовало демократических преобразований. Тем не менее, некоторые правители стран Залива, сознавая, что запасы нефти не бесконечны, в последнее время сделали поворот в сторону модернизации и многообразия. Поступление в вузы среди выпускников школ в 2019-м подскочило до 71 % в Саудовской Аравии и до 55 % в Кувейте26. В обеих странах среди учащихся больше женщин, чем мужчин. Регион занимает первые строчки мирового рейтинга по уровню проникновения интернета, который в Бахрейне, Кувейте и Катаре достиг 100 %27. Время покажет, справедливы ли надежды руководства этих стран на то, что такая направляемая государством модернизация общества сможет сосуществовать с методами диктатур страха. В дальнейшем можно ожидать либо сдвига от диктатуры страха к диктатуре обмана, либо усиления запроса общества на более открытую политику.

Как происходит скатывание в диктатуру страха на фоне экономического кризиса в богатой нефтью стране, можно рассмотреть на примере из недавнего прошлого. Венесуэла обладает гигантскими запасами углеводородного сырья, а почти все остальные товары импортирует. Мировые цены на нефть рухнули вскоре после смерти Уго Чавеса в 2013 году. Его преемнику Николасу Мадуро пришлось управлять страной в условиях сокращающихся доходов бюджета, катастрофических дефицитов и экономических просчетов предшественника. Он решился пойти назад во времени, от диктатуры обмана к более традиционной диктатуре страха28. Усилия оппозиции отправить его в отставку и поднятые ею волны протеста с каждым разом наталкивались на все более жестокую реакцию полиции, армии и вооруженных формирований29. Такое положение сохраняется уже восемь лет, свидетельствуя об относительной слабости страты информированных граждан в Венесуэле. Как и в странах Персидского залива, в этой стране модернизация не затронула широкие слои общества. В 2010-м менее 3 % взрослого населения Венесуэлы имели высшее образование, что примерно соответствует уровню 1980 года. Структура экономики, по-прежнему ориентированной на нефть, далека от постиндустриальной30.

Говоря коротко, постиндустриальное развитие в диктатурах, как правило, повышает цену жестоких репрессий. Автократы, до этого опиравшиеся на устрашение, переключаются на манипуляции. Те, кто уже используют манипуляции, иногда разворачиваются к подлинной демократии. Момент перехода невозможно предсказать, и откаты назад тоже случаются. Нет такого общего для всех уровня развития, достигнув которого, диктатуры волшебным образом испаряются. Но растущее давление модернизации увеличивает вероятность изменений31.

Что мы знаем о лидерах менее модернизированных недемократических стран? Стимулом к переходу на новые инструменты управления для них было внешнее давление. Когда Ли Куан Ю впервые обратился к политике обмана, Сингапур был довольно бедным государством. Сингапурское общество относилось к Ли с большим уважением, и после разгрома островного коммунистического движения он практически не испытывал давления во внутриполитической сфере. Его основной заботой стали международные инвестиции и престиж.

Последующая модернизация иногда фиксирует сделанный ранее выбор. Сингапурская экономика совершила стремительный взлет, и возврат к открытым репрессиям оттолкнул бы предпринимателей и инвесторов. Но не все диктатуры обмана экономически развиты. Вернемся к примеру Танзании. Там диктатура обмана установилась в 1990-е, однако в последующие годы не случилось ни заметного роста поступлений в вузы, ни постиндустриального перехода. В подобных случаях готовность диктатора вновь обратиться к политике страха зависит в основном от международного контекста.

А контекст может измениться. Модернизация никогда надолго не сдавала свои позиции в мире – в отличие от международной интеграции и поддержки демократии, которые регулярно переживали серьезные взлеты и падения. В 1930-е из-за резкого всплеска протекционизма мировая торговля существенно сократилась. В 1929–1935 гг. мировой товарооборот упал с 23 % до 11 % ВВП32. Страны одна за одной отказывались от золотого стандарта; пересыхали потоки иностранных инвестиций. В политическом плане во многих странах с несовершенным демократическим устройством к власти пришли фашистские режимы.