ТАБЛИЦА 7.1.МОДЕРНИЗАЦИОННЫЙ КОКТЕЙЛЬ

Переход от индустриального обществак постиндустриальному

Повышение значения творческих профессий,связанных с обработкой информации

Распространение высшего образования

Переориентация с «ценностей выживания»на «ценности самовыражения»

Появление новых коммуникационных технологий

Экономическая и информационная глобализация

Международная интеграция торговли и финансов

Возникновение мировых СМИ

Распространение мирового либерального порядка

Рост международного правозащитного движения

Распространение международного права и организаций, защищающих права человека и демократию 

Наша аргументация опирается на «теорию модернизации», получившую большое распространение в социальных науках на Западе в 1960-е годы. Мы согласны с тем, что экономическое развитие является предпосылкой политических изменений7. Но с двумя существенными дополнениями. Во-первых, демократизация может произойти «преждевременно» и в некоторых менее модернизированных диктатурах – вследствие не модернизации в самой стране, а модернизации в критической массе других стран. Во-вторых, те же силы, которые заставляют одни автократии демократизироваться, подталкивают другие приспосабливаться и менять обличье. Хотя экономическое развитие и создает стимулы для зарождения подлинной демократии, некоторым автократам удается избежать демократических преобразований с помощью их имитации. Рано или поздно продолжающаяся модернизация лишит их этой возможности. Но грамотными действиями диктатор обмана может на время отсрочить наступление демократического будущего. Таким образом, хотя связь между развитием и демократией не исчезает, она менее очевидна и непосредственна, чем это утверждают упрощенные варианты теории модернизации. Эффект модернизационного коктейля виден в статистических данных, исторических закономерностях и словах самих диктаторов о вызовах, которые они преодолевали. Давайте перейдем к этим свидетельствам.

 Первый ингредиент нашего модернизационного коктейля – переход к постиндустриальному обществу. С начала промышленной революции в XVIII веке изменилась экономическая жизнь – а вместе с ней изменились и общество, и политика. Иногда люди представляют себе этот процесс как единовременную всеобъемлющую трансформацию, которая одним махом превратила традиционные сообщества в современные. В действительности все было не так. Изменения происходили в два этапа.

На первом этапе люди перемещались из сельской местности, с ферм и мастерских, в города на фабрики. Натуральное хозяйство и ремесленный труд уступили место массовому производству и серийной продукции. Общества небольших, по большей части самодостаточных деревень превратились в сложные, взаимозависимые системы. Второй этап начался после Второй мировой войны в экономически более развитых странах. Тогда «индустриальное общество» сменилось «постиндустриальным», в котором производственный сектор отошел на вторые позиции, уступая сектору услуг и – самое главное – сектору создания и обработки информации.

То, как этот второй этап изменил жизнь в демократических странах Запада, описывали многие эксперты – от социолога Даниела Белла до бизнес-гуру Питера Друкера и футуриста Элвина Тоффлера. А вот его влияние на авторитарные государства изучено мало. Те, кто занимались этим вопросом, считали, что модернизация – прямой путь к демократии. На самом деле, как мы уже отмечали, она действительно подталкивает в этом направлении. Но многие диктаторы не поддаются этому давлению, а адаптируются к новым вызовам.

Но прежде чем обсуждать тактику диктаторов, рассмотрим, что представляет собой переход к постиндустриальному обществу. Этот процесс состоит из нескольких взаимосвязанных изменений. Во-первых, меняется характер работы. К концу XX века промышленность перестала быть локомотивом экономического роста на Западе. Теперь для прогресса требовалось не большее число заводов с длинными сборочными линиями. Темпы развития зависели от изобретения умного оборудования и эффективных способов его эксплуатации, а также от появления новых продуктов, о потребности в которых люди и не подозревали. Другими словами, прогрессу требовались инновации.

Доля промышленного производства в общем объеме выпуска сокращалась. Уже к 1970-м в США число рабочих мест в секторе услуг превысило число рабочих мест в промышленности8. Сохранившаяся часть промышленности использовала все меньше заводских рабочих9. Механическая работа автоматизировалась, а остававшиеся на производстве люди зарабатывали в основном умственным, а не физическим трудом. Они становились операторами ЭВМ и техническими аналитиками, технологами и программистами, конструкторами и маркетологами, бухгалтерами и менеджерами10. Они ставили эксперименты, решали задачи, собирали данные и занимались их интерпретацией.

Между тем растущий сектор услуг нуждался в творческих силах. Конечно, он создавал рабочие места для уборщиц и для изготовителей гамбургеров. Но они трудились бок о бок с полчищами консультантов, архитекторов, инженеров, врачей, ученых, художников, дизайнеров, артистов, спортсменов и журналистов – то есть тех, кого урбанист Ричард Флорида включает в «креативный класс»11. К 2015-му этот класс в США состоял из 52 млн человек – около трети от всей рабочей силы12. В Западной Европе его доля колебалась от 26 % в Португалии до 54 % в Люксембурге.

Все, что создавали эти профессионалы – от финансовых инструментов до медицинских препаратов и музыкальных представлений, – требовало глубоких знаний и оригинального мышления. Ценность произведенного ими заключалась не в использованных материалах, а в информации, которой они владели. Цифровые технологии обеспечили неограниченное воспроизведение и практически бесплатное распространение информационной продукции. Благодаря этому экономия за счет увеличения масштаба оказывалась просто невероятной13.

Изменение в источниках роста поставило авторитарных лидеров перед трудным выбором. Раньше Сталин и Мао могли удвоить ВВП, не считаясь с человеческими затратами, просто отправив крестьян на заводы. Принудительное перераспределение рабочей силы было жестоким, но результативным способом повысить выпуск продукции. Несмотря на неэффективную организацию промышленности при Сталине, производительность труда на заводах все равно была выше, чем на селе14. Но как только для новых прорывов требовалась творческая фантазия, сталинистское принуждение переставало работать. Идеи не рождаются по приказу15. Инновационная деятельность, которая практически по определению нуждается в свободе нарушать правила, задыхалась в бюрократических тисках. А идеология ее попросту убивала.

Пионер диктатур обмана Ли Куан Ю понимал это уже в 1990-е. В одном из интервью он сказал: «Из современного высокотехнологичного оборудования просто невозможно выжать максимальную производительность без инициативной и самостоятельной рабочей силы. Нет смысла вкладывать сто миллионов долларов в станки, если не извлекать из них не менее 95 % производительности с помощью кружков контроля качества, привлекая к задачам повышения производительности инженеров, как это делают японцы? … Высокообразованного работника не заставишь перестать думать, когда он уходит с завода в конце рабочего дня»16.