Новая модель основана на блестящей идее. Главная цель современных диктаторов – монополизация политической власти – осталась прежней. Но они понимают, что в сегодняшнем обществе нет необходимости в насилии, а иногда оно просто вредно. Не терроризируя граждан, умелый автократ может контролировать людей, перепрограммируя их представления о мире. Он может обманом заставить их подчиняться или с энтузиазмом одобрять любые его действия. Новые диктаторы добиваются результатов не жестокими репрессиями, а манипулированием информацией. Подобно политтехнологам в демократических странах, современные диктаторы, чтобы обеспечить поддержку народа, жонглируют словами. Они – диктаторы обмана2.

 С этой темой нас связывают особые обстоятельства. В марте 2000 года российские граждане выбрали президентом бывшего подполковника КГБ с небольшим опытом в политике. Публично Владимир Путин заявлял о своей приверженности принципам демократии, хотя инстинкты, очевидно, подталкивали его в другом направлении. Какое-то время оставалось неясным – возможно, и для него самого, – куда он поведет страну. По мере бурного роста экономики его рейтинги росли до небес.

Путин поддерживал видимость демократии, одновременно подчеркивая необходимость построения современного государства. В начале его правления, на фоне неспокойных 1990-х, централизация управления казалась разумной мерой. Но через некоторое время его действия, направленные на укрепление исполнительной власти – его власти – стали ощутимо подрывать систему сдержек и противовесов. Пространство для политической конкуренции существенно сузилось.

Тараном, который снес демократические институты, стала популярность Путина. Он использовал ее, чтобы провести в парламент своих сторонников и приструнить непокорных региональных губернаторов. Полицейской силой и экономическим давлением он укротил до того принадлежавшие олигархам, но действовавшие на конкурентном рынке, СМИ. Продолжая формально соблюдать электоральные процедуры, он и его советники все меньше полагались на волю случая и во время выборов. В начале его правления и сам Путин, и его партия «Единая Россия» могли победить практически на любых свободных и справедливых выборах, но они все равно пускали в ход давление и махинации, чтобы сделать свою внушительную победу еще более впечатляющей.

Идеальных демократий не бывает. Некоторое время российская политическая сфера во многом напоминала те, что сложились в других полусвободных странах со средним уровнем дохода – в Аргентине, Мексике, Румынии. Почти все указанные страны страдают от коррупции, нечестных выборов и плохо защищенной свободы прессы. Их политические лидеры часто злоупотребляют властью над полицией и судами. Тем не менее, эти недостатки обычно сглаживаются наличием механизмов политической подотчетности.

Путин, в 2012 году вернувшийся в президентское кресло после четырех лет на должности премьер-министра, явно играл в игру уже по другим правилам. В конце 2011 года Москву и другие города захватила волна протестов из-за фальсификаций на состоявшихся незадолго до этого парламентских выборах. Вид почти стотысячной толпы на улицах встревожил Путина и его советников. Ответом на народные волнения стали аресты мирных демонстрантов, выдавливание нелояльных политиков из парламента и гонения на остававшиеся независимые СМИ.

Мы оба внимательно следили за тем, как разворачивался этот процесс. Сергей возглавлял российский экономический вуз и консультировал российское правительство. Даниел был профессором западного университета; он изучал политику России посткоммунистического периода. Весной 2013-го следователи провели обыск в офисе Сергея, изъяли его электронную переписку и скопировали жесткий диск компьютера. Сергей участвовал в экспертизе последнего на тот момент приговора в отношении Михаила Ходорковского, миллиардера, осужденного по надуманным обвинениям. Судя по всему, Кремлю не понравились критические выводы экспертов. Вскоре после этих событий Сергей уехал во Францию3.

Система, построенная Путиным в России, носит отчетливо авторитарный характер. Но этот авторитаризм – особенный. В отличие от Сталина, Путин не убивал миллионы людей и не сажал их миллионами за решетку. Даже Леонид Брежнев, руководивший Советским Союзом на более позднем и менее репрессивном этапе с 1964-го по 1982-й, отправил тысячи диссидентов в трудовые лагеря и психиатрические больницы, запретил деятельность оппозиционных партий и не провел ни одних сколько-нибудь конкурентных выборов. Ни о каких демонстрациях несогласных тогда не могло быть и речи. Все средства массовой информации были заполнены отупляющей идеологической жвачкой. Иностранные радиостанции глушили, а на пути заграничных поездок подавляющего большинства граждан стоял ржавеющий железный занавес.

Вплоть до полномасштабного вторжения в Украину в 2022 году путинский режим, существовавший уже больше двадцати лет, был не таким. Он не использовал цензуру советского образца. В России выходили газеты и книги, в которых хозяина Кремля прямо называли «диктатором», – но загвоздка в том, что они мало кого интересовали4. Режим не был основан на страхе – так было до недавнего времени. Отдельные акты политического насилия случались, обычно при не до конца выясненных обстоятельствах, но Кремль никогда не признавал своей ответственности за них5. И, хотя политические оппоненты Путина ощущали все большее беспокойство, основная масса россиян не чувствовала угрозы6. Многие с готовностью принимали искаженную версию реальности, конструированием которой были заняты государственные СМИ. При коммунизме власти пытались создать иллюзию сплоченного общества с помощью первомайских демонстраций и ритуальных выборов. При Путине общество сплотили иллюзии7.

Чем дольше мы анализировали возникающую систему, тем яснее видели, что стиль управления Путина не был уникальным. Недемократические лидеры всего мира – от Уго Чавеса в Венесуэле до Виктора Орбана в Венгрии – пользуются одними и теми же инструментами8. Многие вдохновлялись примером основоположника этой новой традиции Ли Куан Ю. Он возглавил Сингапур в 1960-е годы и несколько десятилетий стоял у его руля, создав эталонную модель политического контроля. Возможно, кто-то удивится, услышав это, ведь Сингапур заявляет о себе как о демократии (и многими так и воспринимается), а в стране регулярно проходят выборы. Но в этом и заключается главное новшество автократов последнего поколения: они успешно выдают себя за демократов. «У вас есть право называть меня, как угодно, – осадил как-то Ли одного критически настроенного журналиста, – но… зачем мне быть диктатором, если я и так могу безоговорочно победить?»9 Впрочем, он не уточнил, что именно безоговорочные победы на всех выборах являются визитной карточкой современного диктатора.

 Что такое диктатура? Этот термин возник в Римской республике и означал временное наделение должностного лица абсолютной властью для управления государством в чрезвычайных обстоятельствах. В наши дни словом «диктатура» обозначается недемократическая форма правления. Оно стало синонимом авторитаризма и автократии, и в этом же смысле мы используем его в нашей книге. В свою очередь, демократия – это система, в которой политические лидеры избираются на свободных и честных выборах, открытых для участия всех – или почти всех – взрослых граждан. В либеральной демократии помимо наличия свободных выборов соблюдается принцип верховенства права, конституция защищает гражданские права и свободы и работает система институциональных сдержек и противовесов.