Первые изменения приходятся на период индустриализации страны. Традиционная деревенская культура, в центре которой находятся религия и привычные семейные роли, уступает место «секулярно-рациональным» ценностям, основанным на законах, написанных человеком. Безличные процедуры становятся важнее личных отношений, которые перестают работать в среде плотно заселенных городов и крупных промышленных предприятий. На этом этапе автократам ничего не угрожает, так как законы и процедуры пишут они сами.

По-настоящему революционные изменения происходят на втором этапе. Как в аграрную, так и позже в промышленную эпоху большинство людей озабочены выживанием. В постиндустриальный век по мере роста благосостояния общества люди все меньше думают о том, как свести концы с концами, и все больше – о качестве жизни. Они начинают воспринимать свою социальную идентичность не как нечто, данное им от рождения, а как личный выбор и как то, что нуждается в «выражении». В людях усиливаются толерантность и индивидуализм, уменьшается склонность подчиняться авторитетам и растет стремление к гражданской и политической активности. В терминах Инглхарта «ценности выживания» замещаются «ценностями самовыражения»30.

С разными гражданами это происходит в разное время. Хотя в постиндустриальную эпоху промышленное производство сокращается, оно не исчезает совсем. Более того, еще некоторое время работники сельского хозяйства и промышленности составляют большинство. Если их перспективы ухудшаются, они могут вернуться к ценностям «выживания» и к «традиционным» ценностям. Часто работники физического труда обижаются на занятых в информационной экономике за то, что тем нашлось место в посттрадиционном обществе. Ранняя постиндустриальная эпоха характеризуется столкновением культур, которое может усиливаться по мере того, как люди, в предшествующую эпоху составлявшие на рынке труда большинство, становятся меньшинством.

Последний аспект перехода к постиндустриальному обществу – это технологии. Новые рабочие места, связанные с обработкой информации, требуют новых средств коммуникации. Лучшая иллюстрация этому – интернет. Чтобы оценить его влияние, стоит разобраться, чем обмен сообщениями в интернете отличается от более ранних способов передачи информации.

Главные информационные среды середины XX века – радио и телевидение – передавали сообщения в режиме «от одного ко многим»: один источник вещал на большую аудиторию. Такие средства массовой информации отлично вписываются в структуры, где политика централизована, например, автократии или демократии с доминированием элит. Классические диктаторы использовали их, чтобы демонстрировать свое политическое могущество и сеять страх. «Без радио завоевание и упрочение власти в нынешних условиях просто немыслимо», – утверждал Геббельс31. Когда сигнал передается в режиме «от одного ко многим», упрощается и работа цензоров. Контроль над несколькими студиями означает контроль практически над всем вещанием.

Передача сообщений в интернете, напротив, происходит «от многих ко многим». Интернет позволяет большому числу людей взаимодействовать одновременно с большим числом других людей. Практически бесплатно пользователи могут создавать собственный контент, и фактически каждый становится сам себе СМИ. В интернете есть поиск. Благодаря Google и его аналогам иголки выпрыгивают из любого стога сена. А широкополосный доступ делает отправку и получение сообщений (в том числе видео и фотографий) практически бесплатными – вне зависимости от расстояния.

Все эти особенности интернета имеют политические последствия. Взаимодействие «от многих ко многим», поиск, низкие издержки передачи данных делают интернет уникальной площадкой, на которой единомышленники могут объединяться в сообщества. Более того, сети выстраиваются сами, как только в интернете появляются пользователи. При этом ввести полную цензуру в интернете не так просто. Нет тех нескольких центральных студий, которые было бы достаточно поставить под контроль. Интернет дает толчок развитию творческих профессий и работает инкубатором для креативного класса. Интернет – место встречи информированных граждан. Диктаторы страха придерживаются стратегии «разделяй и властвуй», разобщая своих оппонентов и уничтожая их по одиночке. А интернет их объединяет32.

В силу этих четырех изменений – в природе труда, в образовании, ценностях общества и коммуникациях – диктаторы уже не могут управлять гражданами по-старому. Строгие законы и бюрократические процедуры вызывают у прежде послушных групп граждан возмущенный отпор. У этих групп появляются новые навыки и сообщества, помогающие им сопротивляться. В то же время жестокие репрессии и полная цензура могут уничтожить необходимые для прогресса инновации. В конечном итоге из-за увеличения размера высокообразованного креативного класса, формирующего запрос на самовыражение и участие, противиться движению к демократии становится все труднее.

Но пока этот класс относительно небольшой, а у автократа имеются ресурсы для кооптации или цензуры, решением может стать диктатура обмана. По крайней мере какое-то время правитель сможет подкупать информированных граждан госконтрактами и привилегиями. До тех пор пока они сохраняют лояльность, диктатор будет терпеть их нишевые СМИ, интернет-страницы и международные мероприятия. Он даже наймет креативных представителей этого класса, чтобы они сконструировали альтернативную реальность для масс. Эта стратегия не сработала бы с Сахаровым. Но Сахаровых мало. И при наличии контролируемых из центра современных СМИ они не представляют собой большой угрозы.

Для кооптации информированного класса требуются ресурсы. Когда возникает их нехватка, диктаторы включают цензуру, потому что это часто оказывается дешевле. Тотальная цензура не нужна. Важно лишь не дать оппозиционным СМИ выйти на массовую аудиторию. И в этом смысле на помощь диктатору приходит асинхронность изменений в культуре. В начале постиндустриальной эпохи большинство исповедует ценности индустриального века – конформизм и избегание риска. Менее образованные люди чувствуют себя несправедливо обиженными, или тревожатся из-за своего экономического положения, или сильно привязаны к традициям, и потому отстраняются от представителей креативного класса. Эти чувства эксплуатируют диктаторы обмана: они настраивают рабочий класс против «контркультуры» и выставляют интеллектуалов «неблагонадежными», «нечестивыми» или «извращенными». Подобные ярлыки действуют на сторонников режима как прививка против разоблачительных материалов, распространяемых оппозицией33.

Пока информированный класс не очень силен, манипуляции работают хорошо. Диктаторы сопротивляются политическим требованиям, не разрушая креативную экономику и не демонстрируя обществу свою жестокость. Но когда информированный класс становится многочисленнее, обзаводится навыками и ресурсами, развивает собственные СМИ и передает свои ценности другим группам, удерживать инициативу даже с помощью самых искусных технологий обмана становится труднее. К тому же самую успешную диктаторскую стратегию, рассчитанную на внутреннюю аудиторию, могут подорвать глобальные эффекты модернизационного коктейля.

 Второй ингредиент модернизационного коктейля – экономическая и информационная глобализация. По мере того как в государствах совершается переход к постиндустриальному обществу, множатся связи между их экономиками и средствами массовой информации. Эти связи превращают внутренний процесс модернизации страны в силу глобального масштаба. Из контактов между информированными гражданами возникают трансграничные сообщества приверженцев идей либерализма и либеральных активистов34. Эти сообщества координируют давление на сохраняющиеся диктатуры, включая те, в которых процесс модернизации еще не завершен. Положение автократов старой школы становится все более шатким.