С учетом сказанного выше прибытие раскаявшегося Фухимори в редакцию «El Comercio» было неожиданным поступком. Решительный лидер, который только что разогнал парламент, признал ошибку и протянул оливковую ветвь мира. С годами он разработает новый, еще более виртуозный подход к манипулированию прессой.

До этого момента Фухимори не производил впечатление новатора. На вершину власти его вынесла волна от взрывов, которые повстанцы-маоисты устраивали в столице страны; воюя с ними, он предоставил генералам полную свободу действий. Правозащитники обвиняли правительство в том, что правые вооруженные формирования убивают журналистов48. В ответ Фухимори называл правозащитников «штатными юристами» террористов и угрожал критикам армии пожизненным тюремным заключением за измену49.

Малоизвестный профессор и сын иммигрантов из Японии, Фухимори до своей неожиданной победы на выборах был абсолютным чужаком в перуанской политике. Заняв высшую должность в государстве, он объединил силы с человеком небезупречной репутации, но вхожим в политические круги. Владимиро Монтесинос, назначенный Фухимори на должность начальника национальной разведывательной службы (Servicio de Inteligencia Nacional, SIN), имел связи с армией, спецслужбами, ЦРУ и международными наркокартелями. Монтесинос закончил военную академию в Перу и был уволен из армии за продажу секретов Соединенным Штатам. Проведя пару лет в тюрьме, он всплыл снова в роли адвоката колумбийских наркодилеров50.

Со времени самопереворота в 1992-м и до конца 2000-го, когда Фухимори со скандалом ушел с поста президента, этот странный дуэт заправлял перуанской политикой. Их стратегия заключалась в том, чтобы самим быть в курсе всего и решать, о чем должны знать другие. «Информация вызывает зависимость, как наркотик, – говорил Монтесинос. – Информация дает нам жизнь»51.

Он имел в виду информацию, которую его агентура получала с помощью телефонной прослушки и съемок скрытой камерой. Видеозаписи, сделанные в Конгрессе, судах, президентском дворце, центре Лимы и аэропорте, постоянно крутились на 25 экранах в кабинете Монтесиноса52. По его приказу скрытая камера была установлена даже в популярном среди лимской элиты борделе53. И все же самым главным было держать под контролем информацию, распространяемую государственными и частными СМИ. От управления этими потоками зависели рейтинги и электоральные победы Фухимори. Контроль над СМИ равнялся контролю над рейтингами. А контроль над рейтингами гарантировал контроль над всей политической жизнью.

Диктаторы обмана, такие как Фухимори, перевернули старые методы цензуры с ног на голову. В то время как диктаторы страха стремились к абсолютной власти над словом, новый подход диктаторов обмана был намеренно ограниченным. В современной мировой экономике полная монополия на информацию ведет к отставанию в развитии. И, как довольно быстро осознал Фухимори, полная монополия была излишней – и даже нежелательной54.

На самом деле оппозиционные СМИ приносили пользу. Их наличие демонстрировало уверенность режима в своей популярности. Их предъявляли Западу – и внутренним критикам – как доказательство того, что власть уважает свободу прессы. Они вполне могли быть источником ценных сведений, предупреждая о местных кризисах или надвигающихся угрозах. А еще через них можно было – для пущей достоверности – передавать информацию, как это делал Назарбаев, привлекавший к сотрудничеству независимых блогеров. Во время самопереворота Фухимори данные о популярности президента, озвученные государственными СМИ, вряд ли бы убедили критиков. Но те же данные, опубликованные оппозиционной прессой, вызвали бы больше доверия.

Базу поддержки Фухимори составляли жители сельской местности и городских трущоб. Чтобы находиться с ними на связи, ему требовался контроль над основными телеканалами и таблоидами. Помимо социальных низов у перуанского общества была хорошо образованная, вестернизированная верхушка. В начале 1990-х 14 % взрослого населения страны имело высшее образование – практически так же, как в Израиле55. Фухимори не мог позволить информированным согражданам заронить сомнение в души его сторонников. Впрочем, вряд ли бы у них это получилось, учитывая снобистский характер изданий вроде «El Comercio», «La República» и «Caretas». Эти маргинальные СМИ не представляли угрозы, потому что большинство перуанцев их не замечали. «Какое мне дело до “El Comercio”? – рассуждал Монтесинос. – У нее тираж 80 000 экземпляров. 80 000 – это фигня»56.

Свои «El Comercio» были и у других диктаторов обмана. Например, у Путина – либеральная ежедневная «Новая Газета» и либеральный телеканал «Дождь». Российские власти не давали покоя обеим редакциям, но вплоть до начала полномасштабной войны в Украине в 2022 году до закрытия дело не доходило. «Никогда не было задачи нас закрыть, – говорила в интервью журналистке Джилл Догерти основательница «Дождя» Наталья Синдеева, – скорее стояла задача нас, скажем так, ослабить. Нас зажимали»57. В Венесуэле Чавес «принял тактическое решение оставить в телеэфире один оппозиционный голос. Посмотрите на “Globovisión”, говорил он. Как можно утверждать, что у нас нет плюрализма в СМИ? Они же нападают на меня каждый день»58. В Малайзии у СМИ на английском и китайском языках было больше свободы, чем у писавших и вещавших на малайском – языке той базы, на которую опирался режим59.

Подход Фухимори предполагал, что цензура должна быть неполной и непубличной. Прямой цензуры «неправильных» идей не было; вместо этого новости подавались в искаженном виде, причем так, чтобы аудитория ни о чем не догадалась. Открытая цензура указывает на то, что государство что-то скрывает, и всегда найдутся желающие выяснить правду60. Стремление утаить какую-то информацию может, как это ни странно, способствовать ее распространению. В науке это явление получило название «эффекта Стрейзанд»: американская певица пыталась запретить одному малоизвестному сайту публиковать фотографии ее дома в Малибу, а в результате скандала тысячи людей увидели эти снимки61. «У книги, запрещенной сегодня, завтра будет в два раза больше читателей, – писал южноафриканский прозаик Дж. М. Кутзее. – Писатель, которому заткнули рот сегодня, завтра обретет славу того, кому затыкали рот»62. Так же, как публичное насилие создает мучеников, публичная цензура порождает интерес. Исследования показывают, что люди с большей готовностью верят информации, если знают, что она была запрещена к распространению63.

Чувствуя это, Фухимори кооптировал медиамагнатов. В начале 1990-х шесть из семи основных телестанций в Перу находились в частных руках. Монтесинос давал владельцам взятки, чтобы они проводили самоцензуру. Поскольку формально каналы оставались независимыми, считалось, что они сохраняют объективность. Режим действовал исподтишка, эксплуатируя творческие способности продюсеров и авторов из частного сектора с выгодой для себя. К концу десятилетия Монтесинос платил телевизионным станциям больше 3 млн долларов в месяц за лояльность64. Все детали оговаривались в формальных – но совершенно секретных – договорах за подписью владельцев телеканалов. Каждый день в 12:30 они собирались у Монтесиноса, чтобы спланировать вечерний выпуск новостей65.