Как и ожидалось, популярность недемократических лидеров была тем выше, чем более ограниченной была свобода СМИ. Приведем пример: индекс цензуры Freedom House в Эквадоре в 2007–2014 гг., по мере того как Рафаэль Корреа усиливал контроль над прессой, вырос на 23 пункта по 100-балльной шкале. Наша статистическая модель на этом основании спрогнозировала рост политического рейтинга Корреа на 9 пунктов – и именно такой прирост был зафиксирован в опросах Института Гэллопа. Мы не можем утверждать, что рейтинг зависит от цензуры; возможно, все наоборот – чем популярнее лидер, тем строже у него цензура. Но полученные результаты согласуются с нашей теорией.
Мы также считаем, что диктаторам обмана выгоднее цензуру скрывать. Они не смогут выдать себя за компетентных руководителей-демократов, если народ узнает, что их критиков заставляют молчать. Поэтому они контролируют СМИ тайно, а значит, их популярность должна упасть, если об этом станет известно. Чтобы проверить наше предположение, мы снова обратились к GWP. В одном из вопросов респондентов спрашивают, «много» ли, с их точки зрения, «свободы» у СМИ в их стране. На базе статистики ответов мы рассчитали «субъективный уровень цензуры». При заданном объективном уровне цензуры (по оценке Freedom House) рейтинг лидера оказывается ниже, если больше людей считает, что власти ограничивают работу СМИ. Рост показателя «субъективный уровень цензуры» на каждые 10 процентных пунктов соответствует снижению рейтинга лидера примерно на 3 процентных пункта. В современном мире, чтобы лидер оставался популярным, давление на СМИ не должно бросаться в глаза151.
У интернет-цензуры такая же задача – поднять диктатору рейтинг. Мы нашли некоторые данные, которые говорят об эффективности этого подхода. Google, Twitter и другие интернет-компании отчитываются о том, как часто иностранные правительства просят их удалить определенный контент. Например, в 2019-м компания Google получила 30 000 подобных запросов. Частоту их поступления мы решили использовать как показатель цензурной активности государства в интернете. В последние годы в недемократических режимах усиление онлайн-цензуры соответствовало росту рейтингов лидера152. Так как данных об ограничениях в интернете мало, мы не готовы однозначно интерпретировать эту взаимосвязь, но и она согласуется с нашей теорией.
Зависимость между цензурой и поддержкой действующих руководителей была выявлена и в других исследованиях. Политологи Джеймс Холлиер, Питер Розендорфф и Джеймс Вриланд показали, что в менее прозрачных автократиях, которые почти не раскрывают свои экономические показатели, массовых протестов меньше153. Политологи Пиппа Норрис и Рональд Инглхарт изучали этот вопрос с помощью другой цензурной метрики и другого социологического опроса. Как и мы, они установили, что доверие к правительству выше в странах, ограничивающих работу СМИ, например, в Китае и Вьетнаме, чем в странах, где у прессы больше свободы, например, Франции или Германии154.
Другие косвенные подтверждения можно найти в исследовании, которое Сергей провел совместно с экономистами Екатериной Журавской и Никитой Мельниковым155. Они изучили проникновение технологии 3G (сотовой связи третьего поколения, благодаря которой широкополосный интернет появился в мобильных телефонах и планшетах) в различных странах и субнациональных регионах в 2007–2018 гг. Интересно, что как только у людей появился легкий доступ в интернет, они начали перепроверять информацию, которую получали из СМИ. Значит, если поддержка руководства страны держалась на цензуре, распространение высокоскоростного интернета должно было привести к ее сокращению. И данные это подтверждают. В районах, где вместо сигнала «нет сети» появилось покрытие 3G, уровень одобрения деятельности правительства снизился на 6 процентных пунктов156. Так как география внедрения 3G не определялась политическими факторами, вероятно, именно доступ к неподцензурной информации нейтрализовал эффект, который получал режим, манипулируя СМИ157. В государствах с более высоким уровнем цензуры традиционных СМИ, доступ к мобильному широкополосному интернету влиял на рейтинги правительства особенно сильно – но в государствах с цензурой в интернете этого эффекта не было.
Исследования по отдельным странам тоже подтверждают, что контроль над СМИ помогает автократам. Экономисты Рубен Ениколопов, Мария Петрова и Екатерина Журавская изучили феномен телеканала НТВ, который после прихода Путина к власти некоторое время находился в оппозиции158. Как мы уже упоминали, в 2001 году владельца канала вынудили продать акции Газпрому, и с тех пор редакционная политика стала пропутинской. Исследование Ениколопова и соавторов фокусировалось на парламентских выборах 1999 года, когда НТВ жестко критиковал Путина и поддерживал его политических соперников. По данным соцопросов, в районах, где транслировался НТВ, связанная с Путиным партия «Единство» набирала примерно на 9 процентных пунктов меньше. Доступ к вещанию канала в тот момент зависел не от цензуры, а от технологии – его сигнал принимался не везде. Но это дает представление об эффекте цензуры, которую позже ввел на канале Кремль.
Экономисты Брайан Найт и Ана Трибин установили, что в 2007-м в Венесуэле на фоне закрытия оппозиционной телестанции «RCTV» взлетели рейтинги президента Чавеса – но только в тех местностях, где зрители не имели возможности переключиться на другой оппозиционный канал, «Globovisión». Уход из эфира телестанции, критикующей власть, – это хорошо для правительства, но только при условии, что других независимых каналов нет159. Во время выборов 2000 года в Перу граждане, которые, по их словам, каждый день следили за ходом кампании по телевидению, также с большей вероятностью голосовали за Фухимори – по сравнению с теми, кто телевизор вообще не включал; хотя в этом случае трудно сказать, это сторонники Фухимори больше смотрят телевизор – или освещение событий на телеканалах повлияло на неопределившихся и они решили поддержать Фухимори160.
Наконец, из нашей теории следует, что в диктатурах обмана важную роль играет класс информированных граждан. Мы предположили, что эти граждане – с высшим образованием, разбирающиеся в политике – видят лживого диктатора насквозь и противостоят ему. С другой стороны, умелый диктатор обмана использует манипуляции для того, чтобы обеспечить себе поддержку простого народа. Действительно ли в группе информированных граждан диктаторы пользуются меньшей популярностью, чем у народных масс? В качестве грубого критерия для отнесения к информированному классу мы используем высшее образование. Выясняется, что во всех видах диктатур – обмана, страха и гибридных – людям с высшим образованием руководители стран нравятся меньше, чем тем, кто не учился в вузе. Та же картина наблюдается и в несовершенных демократиях (с индексом Polity2 = 6–9). Однако в идеальных демократиях (с индексом Polity2 = 10) высокообразованные люди относятся к действующему лидеру немного благосклоннее, чем менее образованные. В проблемных политических системах больше других слоев общества правительство критикует информированный класс, а в странах с сильной демократией, наоборот, это чаще делает простой народ161.
Подведем итог: в отличие от диктаторов страха XX века, диктаторы обмана сознательно не полностью ограничивают свободу прессы, используют скрытую цензуру и, как правило, не используют насилие (хотя исключения бывают). Они преследуют независимые СМИ судебными исками и произвольно установленными правилами, применяют коммерческое давление и создают искусственные технические барьеры. Они не запрещают критику в свой адрес, но отвлекают от нее внимание аудитории, глушат ее потоками обманчивой информации и дискредитируют источники. Аналогичными методами они ограничивают общественную дискуссию в интернете. Рано или поздно, несмотря на все усилия цензуры, объективно плачевное положение дел в стране будет замечено; однако, судя по данным, какое-то время эти методы работают, успешно подрывая способность лидеров оппозиции мобилизовать граждан на борьбу с режимом. Главная цель диктатора в этом процессе – оставаться популярным у народа, изолируя и лишая влияния информированные группы граждан, которые отлично распознают ложь, транслируемую СМИ.
