— Это хорошо или плохо для нас? — после небольшой паузы поинтересовался Мяч.

— Их главный бог может применять термоядерную магию, а их богиня-мать может легко уберечь своих детей-орков от этого, — догадалась Эйни, просматривая память о бое Хелла на стене.

— Тогда очень хорошо, что у нас есть стена, — усмехнулся Мяч.

— Что-то мне кажется, что всё как раз наоборот, — неуверенно произнес Чак.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Эйни.

— Возможно, это мы есть у стены…

Мир маны встретил нас зеленой порослью. То, что тут никогда не было, сейчас произрастало отовсюду. Мы с Хеллен находились достаточно высоко над уровнем спила пня того самого исполинского дерева, по червоточинам в котором мы и миновали защиту пятой стены. Заклинание левитации опускало нас уже не на каменное бесконечное плато, а на колосящийся молодыми ветками поле.

— Как это возможно? Сколько я себя помню, тут был мертвый камень! — сложив пальцы перед собой в замок, восхитилась суккуб.

— Мёртвый камень, на котором сама собой стояла неприступная крепость, — произнёс я, покачав головой. — Тебе ли не знать, что магия — это тоже форма жизни? Место силы почему-то проснулось и, судя по шелесту ветвей и листьев, зовёт меня.

Наши ноги мягко коснулись поверхности.

— Слышишь, господин, как шумит? — спросила она воодушевленно, и пальцы её ладоней заскользили по ковру из зелени, которая доставала ей почти до груди.

Я слышал. Но перед взглядом моей памяти скользили тексты, когда-то давно записанные пытливыми умами. Они, как и я сейчас, слышали закономерность шума веток и в попытке разгадать этот шифр создали целые тома книг-переводчиков с кремниевого языка на… Мой рот непроизвольно открылся, словно я хотел вздохнуть, но не мог. Мне открылась странная и страшная истина: те, кто создавал вербальные мосты, оказались мезанихами. И они были вовсе не бесчувственными машинами, а биологическим видом, только-только познавшим технологии дальних межзвездных перелетов.

Однако работа учёных так и не была полностью закончена. В какой-то момент с кремниевыми деревьями, а именно они меня звали, перестали говорить и просто начали спиливать их и по частям вывозить с планеты. Я листал свою память, словно книгу, знакомясь с отчетами о древней выработке. Здесь, на Саде, добывались не только минералы. Отсюда вывозились плодородная почва и даже животные в поистине планетарных масштабах.

— Словно мы на Свит-236, — осенило меня, и я невольно произнёс это вслух.

— Где? — тут же переспросила меня Хеллен.

— Очень далеко, — ответил я. — Мне нужно время, чтобы понять, что говорит листва.

— Господин еще и поэт, — улыбнулась девушка.

— Нет. На этот раз это не фигурально, — отозвался я и, скрестив ноги, уселся прямо на землю, которая оказалась теплой и мягкой.

Закрыв глаза, я минуту за минутой, час за часом сопоставлял новый для меня язык, преломляя его через древнемезанихский. Передо мной стояло сразу два лингвистических барьера, но дар, оставленный мне Спиритом, работал, как хорошие механические часы, постепенно расшифровывая голос веток. Пребывая в медитации, я раскладывал по полочкам всё, что может пригодится, и наконец осознал.

— То, что говорит со мной, помогает мне его понять, — рассудил я и, расслабившись, принял помощь. Тут же мой разум окутал серо-зелёный туман, сквозь который показались какие-то очертания. Чем больше шумов мне удавалась расшифровать, тем ближе и реальнее было это нечто.

Оно передвигалось на кривых высоких корнях, благодаря которым складывалось ощущение, что его несут в мою сторону несколько пар ног. От обычной коряги это существо отличалось четырехруким телом, покрытым корой, словно кто-то решил вырастить дерево с телосложением деформированного человека, имеющего тонкую талию и широчайшие плечи. Поверх этих плечей на узкой шее сидела голова, увенчанная короной из торчащих вверх веток, а вместо рта, глаз, носа и всего лица на меня смотрел огромный драгоценный красный камень, чем-то напоминавший огранённый драгоценный рубин размером с человеческую голову. Существо было выше меня ростом, но, приближаясь, странным образом уменьшалось и будто сжималось, словно оно хотело быть для меня понятным и неопасным.

Я замер. Замерла и Хеллен, спрятавшись за мою спину. Красный камень источал свет, от которого ощутимо веяло палящим жаром. И так как в моей памяти не было ни единого упоминания об этом существе, я решил первым пойти на контакт.

— Кто ты? — спросил я вслух, на всякий случай продублировав свою речь на древесном языке, который когда-то изучали мезанихи.

Вокруг меня тут же задрожали стебли и зазвенела зелёная листва, словно каждый лист состоял из тонкого камня и сейчас под дуновениями ветра звучал в его свистящем диапазоне.

Ответ я разобрал не сразу, и шум повторялся до тех пор, пока звуки не сложились в уме в понятные мне слова.

— Я — проснувшийся узник, — ответило дерево.

Оно не угрожало и выглядело скорее уставшим или действительно проснувшимся. Я наладил ментальный канал связи с ним и мягко предложил говорить без границ в языках, не забыв подключить к диалогу и землян. Дерево с готовностью приняло этот формат. Видимо, ему давно уже было все равно, соблюдаются ли какие-нибудь приличия или нет, или же просто радовалось любому виду общения, как может радоваться узник, заточенный в одиночной камере на долгие годы.

— О, новый чатик! — воодушевился Мяч.

— Тихо, — шикнул Чак.

— Вы говорите на мезанихском, но вы не они! Кто вы? — проскрипело дерево на языке богов.

— Мы — те, кто вскоре будут драться за эту землю с мезанихами, а сейчас дерутся с тэварцами, — проговорил я.

— Белковые формы жизни. Вечно вы куда-то спешите… — внятно произнесло дерево.

— Зато у тебя времени уйма, да? — хмыкнула Эйни, которая присоединилась к беседе в немного взвинченном состоянии. Видимо, сейчас на её участке стены было не всё гладко.

Я не знал, могла ли сейчас пользоваться лисодевушка своей божественной силой хотя бы вполовину так же, как недавно утраченными ею навыками Странника Спирита, но я понял о чём она говорит. Дерево не просто так медленно шло ко мне. Оно с трудом волочило за собой огромную черную длинную цепь. Существо и вправду было узником, но узником чего?..

— Это несущественно, — проскрипело живое дерево, и молодая листва подхватила его ответ своим звоном.

— А что существенно? — спросил Чак. На этом странном совещании он, будучи подключен к стене, присутствовал ментально, и в мире маны его образ светился призрачной левитирующей фигурой.

— Я пробудился потому, что ко мне приближается мой старый враг. Тот, кто убил и ограбил всё живое на Саде пяти дерев.

— Так как нам к тебе обращаться? — спросил Хелл.

— Я мститель… — гулко прозвучало вокруг, и во все стороны от дерева по ветвям прошла волна.

— Мститель? — переспросила Эйни с еле заметной улыбкой.

— Когда миры умирают, всегда появляются мстители, — пояснил Хелл ей в личном сообщении, прикрепив ментальное изображение уже знакомого им черноволосого человекоподобного бога, которого они видели на Антарктическом плато.

— Твой враг — это орки? — спросил Мяч. Как и Чак с Эйни, он присутствовал в виде очертания, однако более яркого.

— Нет. Вы называете их мезанихами. Я дрался с ними, когда они еще были белковой формой жизни, — ответил мститель, обводя всех взглядом и старательно не замечая суккубку, которая все еще пряталась за спиной Хелла.

— Так ты рано проснулся, — перебила его Эйни. — Сейчас Сад грабят тэварские боги.

— Я не рано, а в самый раз, — возразило дерево.

— Что это значит? — не понял Хелл.

— Знаете ли вы, где ваш враг сейчас? Знаете ли вы, что он уже штурмует другие корневища?

— Ты хочешь сказать, что они решили не идти напрямую? — насторожился Чак.

— Они уже уничтожили одно из корневищ, превратив его в свой алтарь. Другое охраняете вы. Осталось три, и каждое сейчас под ударом.