Настал третий день — рабочий для рудокопов и насыщенный домашними заботами для остальных. Хетуин не изменяла себе: всё то же — библиотека, кабинет, своя спальня. Неудобств она никому не доставляла, в спальне у неё убиралась Шорис, и госпожа Нерис даже начала её жалеть, а вслед за кухаркой и остальные понемногу меняли своё отношение — с любопытно-насмешливого на добродушное.

Вечер этого дня, по нашим ранним договорённостям, которые мы с мужчинами не успели пересмотреть, должен был принадлежать Его высочеству. Теперь, конечно же, ко мне придёт Райан, но… Всё-таки было любопытно, как и что там у Генриха происходит — три ночи подряд с невестой и… За два дня я перекинулась с ним всего несколькими приветственными фразами, которыми мы обменивались после возвращения наместников с рудника: «Благостного вечера, Ваше высочество», «Как прошёл день, Ваше высочество?», «Стол накроют, как обычно, Ваше высочество».

Наши уроки, неспешные беседы о магии, истории Люмерии и политике — это общение сильно отличалось от болтовни с сиром Брисом и Райаном. Принц в какой-то степени заменял мне домашнего учителя, какой был в каждой семье магов. Рассказывал он интересно, и мой ум, только начинающий раздвигать границы мира в своём воображении, жадно ловил истории и получал наслаждение от их усваивания. Для сравнения я задавала те же вопросы Райану, и его скомканные небрежные ответы больше злили (на фоне мудрости Его высочества), чем удовлетворяли интеллектуальный голод.

Я заставила себя выбросить из головы лишние мысли и дала себе слово потерпеть неделю, пока Хетуин не уедет. Обращаться к ней с просьбой рассказать что-нибудь об Академии я стеснялась после её холодного поведения. И к вечеру мне удалось смириться, я пообещала себе спокойный вечер одиночества с чтением книги в постели, пока не усну над страницами. Однако, Его высочество не забыл нашей среды. Вечером, после ужина, не удалился сразу в спальню с Хетуин, а провёл некоторое время в гостиной.

Будто бы случайно речь зашла о Сурье, небольшой области рядом с Лапешем. Генрих сравнил особенности тамошних кристаллов и аднодских. Предположил, что Аднод — остров с более молодыми залежами и, вполне возможно, когда-нибудь рубеин приобретёт свойство тех кристаллов, что добывались на Сурье — сохранять магию, обнаруживать её и собирать.

Райан вдруг стал спорить, доказывая обратное. По его мнению, именно сурьянские кристаллы выродились в пустоцвет, но за счёт свойств сохранили способность накапливать магию в обработанной форме — не создавать, но хранить. Поэтому люмерийцы делали из тех кристаллов артефакты, накопители.

В общем, беседа вышла увлекательной, Хетуин тоже высказалась, принимая сторону своего жениха. У меня мнения не было, по окончании спора я попросила порекомендовать какую-нибудь книгу о предмете беседы. Райан сказал, что про аднодский рубеин почти ничего нет — так, случайные упоминания в справочниках.

— Зато про сурьянские написано достаточно. Минуточку, я, кажется, знаю, что теперь понравится, Ана, — Генрих поднялся, сходил в библиотеку и принёс мне книгу, хотя то же самое мог сделать Райан.

С учебником по истории использования сурьянских кристаллов я уснула в обнимку. Мой голод был утолён, и дух наставника явно присутствовал в комнате.

Утром я обнаружила на небе, далеко на юге, тучи, обрадовалась и взмолилась о дожде. Две недели стояла солнечная сухая погода, а так хотелось уютного вечера под шум дождя за окном! Надежда на маленькое чудо подняла настроение, и я, намурлыкивая лумерские песенки под нос, взялась за работу — четверговую уборку. Пятницы были заняты пирогами для рудокопов, суббота могла принести неожиданных гостей, а устраивать переполох с тряпками в белый день было грешно.

Подоткнув подол лёгкого рабочего платья, я мыла коридор и террасу, добавив в воду немного ароматического масла. Сегодня душа моя требовала сандалового запаха — каждый раз это получалось избирательно, под настроение. Часто бывало так, что при уборке в разных комнатах я использовала разные ароматы, и их хозяевам всегда нравился мой выбор. Более того, мужчины научились различать их. Кстати, как ни странно, магия запаха, подаренная мне госпожой на полгода, не исчезла. Генрих предположил, что метаморфность закрепила все адаптировавшиеся ко мне маг-силы, а именно ментальную магию, родственную эмпатоморфии.

— Вы используете ароматические масла для уборки? — за моей спиной прозвучал удивлённый голос Хетуин, проходившей мимо в минуту, когда я ползала в коридоре с щёткой.

— Вам не нравится, Ваше высочество? Тогда я ничего не буду добавлять в воду для кабинета, — я остановилась и полуобернулась на вопрошавшую.

— Нет-нет, я не против, — кивнула полуравнодушно Хетуин и ушла.

Наша возня с Эвой немного нарушила её планы запереться с учебниками на целый день, и люмосские гостьи удалились, наконец, на прогулку, давая нам возможность доделать влажную уборку на господском этаже. Везде, кроме спальни самой Хетуин.

Работа была закончена до обеда, после я смыла пот, натёрлась ароматическими маслами и больше не планировала энергичных действий до вечера. Сегодня хотелось заняться чистописанием, дочитать учебника, принесённых Его высочеством, да и просто помочь Нерис на кухне. Получая удовольствие от чистоты, тонко пахнущей моими ароматами, я обошла второй этаж, заглянула на террасу и … моё настроение резко испортилось.

Внизу, в оранжерее госпожи Амели, плакала навзрыд Хетуин. Компаньонка что-то говорила ей, успокаивая, но юная принцесса качала головой, не соглашаясь. Я помедлила, помня о реакции на моё дружелюбие. Поторговавшись с совестью, я пошла на выход, по дороге всё ещё надеясь, что опоздаю, и Хетуин к моему появлению успокоится и даже будет идти навстречу. Но навстречу мне попалась одна Шорис, я спросила, могу ли помочь, девушка отказалась:

— Мне нужна вода, я сама справлюсь.

Неуверенно я шагнула на территорию оранжереи. Хетуин всхлипывала, закрыв лицо кружевным платком. Поколебавшись, я сделала то, чего требовало моё сердце. Приблизилась к ней и погладила по голове — прикосновения хватило, чтобы почувствовать: молодая жена Генриха несчастлива, её беспокоило нечто и съедало изнутри беспокойством.

И опять моё прикосновение подействовало странным образом — Хетуин вздрогнула, отстранилась, но при том её лицо сморщилось от новой порции слёз. Игнорируя слабые отталкивания её рук, я присела рядом на скамью и прижала к себе ту, которая нуждалась в простом сочувствии:

— Сейчас вы поплачете, Ваше высочество, и всё мне расскажете. А я постараюсь помочь.

— О, Владычица, за что мне снова это унижение! — взвыла Хетуин и разразилась рыданиями. — Ненавижу тебя!.. Ненавижу!

— Вот и прекрасно, поплачьте, вам станет легче, — пробормотала я, продолжая гладить её по голове и прижимать к себе.

Хетуин замерла от моей реакции. Сквозь слёзы она то ли простонала, то ли провыла:

— Издеваешься?! Тебе всё мало?!.. Почему ты это делаешь?

Ох, как некстати вспомнилась Йара!.. Знакомая интонация, непонятные упрёки и зависть — о да! Я отчётливо ощутила это чувство. В носу защипало, и кольнуло в сердце.

— Потому что я эмпатоморф, ваше высочество. И не могу смотреть, когда другие страдают. К сожалению, не научилась пока игнорировать, — с горечью призналась я, желая в какой-то степени показать свою слабость и удовлетворить чужую зависть. — И ума мне это не прибавляет, к сожалению…

— Что? — резко замолчала Хетуин, икнула, подавляя новые рыдания, отстранилась и отёрла лицо. — Эмпатоморф? Ты подстраиваешься под чужие чувства? Так в этом всё дело?

Судьба трижды столкнёт нас с Хетуин в необходимости откровенно поговорить и выяснить недомолвки, но, несмотря на эти беседы, мы никогда с нею не станем близкими подругами. Она всю жизнь будет ревновать меня к мужу даже тогда, когда, на мой взгляд, совершенно не останется повода. И всё-таки Хетуин не будет использовать против меня полученные сведения, именно это станет основой для моего сдержанного уважения её как королевы и женщины.