Не всё ею сказано было прямо в этот раз, но я поняла, отчего она боялась и избегала общения со мной. Нет, мне не послышались слова сира Арлайса: и Ризы, и Маддреды действительно считали меня самой влиятельной женщиной на острове, потому что в моих руках находились примитивные «вожжи» для управления непокорными мужчинами — Райаном и Генрихом. И даже выбор Эдрихамов меня в качестве лумерки, не только установившей самую высокую цену, но и практически обобравшей свою госпожу, это более чем выглядело подозрительно по мнению столичных интригующих семейств.

Хетуин была готова бороться с Иларией за Генриха, но, приехав на Аднод, она обнаружила, как ей казалось и как ей твердила мать, куда более сильную соперницу, ведь с Иларией принц к тому времени расстался. Мягкость взглядов и любовность отношения ко мне наместников и Генриха подкосили уверенность в себе юной сирры Маддред. Вчера вечером, в гостиной, упала последняя капля в переполнившийся сосуд надежды завоевать сердце и душу супруга. Хетуин правильно чувствовала его возбуждение, не совсем верно трактуя причину. Генрих ведь вспомнил о своём праве на ночь с Иларианой и не мог не думать об этом.

Мне пришлось оправдываться во многом. В том, что я попала сюда случайно, и контракт за меня подписала моя мать, а я согласилась после долгих размышлений. Оправдываться по поводу ситуации внезапно сложившегося квадрата: не собиралась я ни дружить с Райаном, который меня пугал в самом начале, ни с Его высочеством, которого я просила составить контракт с Йарой. Да, мне пришлось объяснять слишком многое, включая свою ответственность за мужчин и невозможность помочь ничем другим, кроме как сопровождением.

Хетуин слушала недоверчиво. Мне даже захотелось засмеяться от её удивлённо-подозрительного уточнения:

— Значит, ты не сразу стала необручницей… получать удовольствие от мужчин, обслуживая их каждую ночь?

До моего появления Хетуин сокрушалась Шарис о том, что она чувствует себя мерзко, не находя удовольствия в том, что требовал от неё новоиспечённый супруг, — страсти в постели и его ежедневного желания заниматься любовью по два-три часа.

— Мне потребовалось два месяца, чтобы разбудить в себе чувственность, — я умолчала о роли госпожи, — а вы хотите добиться этого за три дня?

Хетуин вдруг расправила плечи, и я поняла, что одной проблемой у неё стало меньше.

— И как же разбудить в себе чувственность? — совсем как неопытная девчонка спросила она.

— Для этого есть разные способы, но вряд ли они вам подойдут, — попыталась представить себе картинку, в которой я учу Хетуин тому, что передала мне госпожа, и поняла: никогда этому не бывать. Не настолько откликается моя эмпатоморфия в сторону принцессы.

— И всё-таки, — настаивала Хетуин, твёрдо вознамерившись научиться искусству нежности. И, слава Основателям, поняла быстро, что я имела в виду, стоило мне поцеловать её, ошеломлённую внезапным «нападением». Поцелуй наш длился недолго, я его разорвала первой, как только почувствовала, что мне начинают отвечать и ответно ласкают язык.

— О, Владычица! — покрылась розовыми пятнами «Хет», когда осознала. Больше мы эту тему не поднимали.

Сложнее было прийти к соглашению по другому вопросу. Она хотела быстро забеременеть. Я кратко пересказала суть необходимых правил: не пытаться зачать от мужчины, находящегося в крайней степени возбуждения и с перенасыщенным магией жемчугом, магесса должна пропустить первый сброс.

— Впрочем, я не уверена относительно Его высочества, возможно, это правило касается только огненной маг-силы, — добавила я, но невольно заронила сомнения в душе Хетуин.

Затем, будущей матери нужно делать перерывы, чтобы почувствовать изменения в теле и магической вязи. Даже удачная беременность не исключала угрозы выкидыша или умерщвления малыша в самом начале — опять же, сильным отцовским потоком магии на его, только начинающего закрепляться в материнском чреве.

И, наконец, супруги не только оба возносили молитву к Владычице с просьбой о дитя, но и желательно должны были оба находиться близко к экстазу. Моя госпожа верила, будто одновременный экстаз двоих и зачатие гарантируют рождение сильного мага.

— Откуда ты всё это знаешь? — беременность всё больше представлялась Хетуин чем-то недостижимым.

— Вы можете поговорить об этом с сиррой Эдрихам, — я устала доказывать свою невиновность и открытость помыслов.

На этом темы для беседы иссякли. Принцесса, погрузившаяся в привычное сдержанное расположение духа, вежливо поблагодарила меня за откровенный разговор. И на этом всё. Для неё я осталась изгоем, как и была. За обеденным столом она по-прежнему сидела одна да и никогда потом не делала первых шагов к сближению.

Усваивала полученную от меня информацию она два дня, до субботы, но уже в первую ночь после нашей беседы попросила Генриха дать ей время перевести дух и сделать паузу в исполнении супружеского долга, чтобы прислушаться к телу. Об этом он мне поведал сам.

В пятницу мы, как обычно, повезли на рудник корзины с традиционными пирогами от семейства Ризов. Хетуин никто не позвал, а она не проявила любопытства. Там-то, на руднике, мы с Его высочеством наконец смогли прикоснуться друг к другу — Генрих попросил меня об уединении. Райан нахмурился, поймав мой вопросительный взгляд, но кивнул и сразу отвернулся.

Оказавшись в кабинете, стол которого неоднократно повидал обнажённый зад мой и Райана, и даже сира Бриса, мы обнялись с Генрихом, замерли всего на минуту, а затем, не теряя времени, набросились друг на друга. Вернее, Илария и Генрих. Свет души принца продолжал гореть незатухаемым огнём маяка в чёрную ночь.

А когда поток переполнившегося резерва и жемчуг заполнили меня, мы не разорвали объятий, Его высочество продолжал стоять между моих разведённых бёдер и прижиматься ко своей Иларии.

— Вы будете изменять своей королеве всю жизнь? — восстанавливая дыхание, спросила я, закрывая глаза от послеэкстазной волны ласк — поцелуев моих плеч, шеи и упругой груди. Генрих оторвался от неё и пробормотал:

— Мы заключили соглашение, как она и обещала. Договор благодаря господину Уриэну заверен письменно, я тебе его покажу.

— Значит, мы не совершаем преступление против Люмерии? — мне всё-таки хотелось уточнить.

— Любовь не может совершать преступления против Люмерии, — Генрих заглянул в мои глаза, провёл рукой по лицу, задевая пальцем мой рот, и я с готовностью поймала его. Наблюдая за тем, как его Илариана нежничает с пальцем, мужчина сглотнул, взгляд его приобрёл жалобность, и мне признались. — Я не знаю, как буду без тебя там, в Люмосе… Не позволю сбежать!

Отстранившись и отпуская его палец, напомнила:

— А как же Райан?

Генрих вздохнул. Отодвинулся:

— Не знаю… Как-то же мы тебя делили здесь… Или ты против наших отношений, Ана?

Я честно ответила: не знаю, не могу сейчас дать ответ на этот вопрос, но знаю одно — моё сердце неравнодушно к Генриху и однозначно любит его не как Его высочество, а привлекательного мужчину.

— Ничего, у нас есть ещё четыре месяца, чтобы прийти к выводам, — больше успокаивая себя, произнёс он, натягивая штаны. — Хет уедет, скорее всего, завтра. Мне придётся на выходных появляться в Люмосе. Не хочу бросать отца. Кстати, твой массаж с магической отдачей был по-настоящему живительным. Это не комплимент — констатация факта, чтобы ты знала. Возможно, он будет появляться здесь инкогнито не раз, если того потребует его здоровье.

Улыбнулась невольно:

— Я не против, если Его величество будет приезжать без сира Арлайса а и семейства Маддредов.

— О, в этом можешь не сомневаться! Я ручаюсь, — Генрих полностью оделся и теперь помогал мне затягивать шнуровку.

Хетуин в эту субботу не уплыла: вернуться домой с пустым чревом она не могла. Утром она получила от матери письмо (которое, кажется, её укрепило в решении остаться) и пару корзин с необходимыми личным вещами. В полдень, собравшись с духом, она пригласила к себе.