— У, подруга, а тебя знатно прихватило, — Хела подняла брови. — Да ничего там особенного. Сначала имеет троих, как заведённый, не знаю, откуда он такой голодный приходит. Потом пьёт и жалуется на разбитое сердце, якобы все женщины, в которых он влюблялся, его бросали ради других мужчин. А ближе к ночи начинается театр, и смех, и грех… Мы придумали ему снотворного добавлять в вино, так он потом хоть до утра спит, как младенец…

— Сон-траву? — я вздрогнула, вспомнив, какие последствия от этого бывают.

— Ага, — небрежно повела плечами, — утром просыпается, даже завтрака не просит — опохмеляется и всё понеслось по новой: «Где моя герцогиня?», поиск избранной необручницы, потом час-два нудных жалоб на свою никчёмную жизнь, просьбы похоронить его где-нибудь тайно и не говорить семье… Говорит, что не хочет быть, как король, заложником правил, но и нарушить их не может. Всякую ерунду, короче говоря, несёт. Это ж надо — сравнить себя с королём!

Хела говорила страшные слова будничным тоном, словно жаловалась на недостаточно посоленную похлёбку. Но больше всего меня ужаснула перспектива убить Райана сон-травой. Я взялась за ручку двери, и Хела возмутилась:

— Ты чего?! Тебе сказали только пока смотреть, куда собралась?

— Туда! — огрызнулась я и распахнула дверь.

Зрелище передо мной развернулось знатное… Райан лежал на кровати, раскинув ноги, одна из необручниц обхаживала ртом орган, а вторая сидела на его лице и мяукала, словно абитат весной. Из-под неё торчала лохматая борода, двигающаяся в такт дёрганьям девицы. По всей комнате разлилась невыразимая удушающая вонь похмелья.

Не знаю, откуда во мне это взялось, но я подошла к кровати и рявкнула:

— Быстро пошли вон отсюда! Обе! — руки мои сжались, гнев перебил спазмы в чреслах, я их перестала чувствовать. Моё сознание застилала необъяснимая ярость.

— Сама пошла! — ближайшая ко мне девица подняла голову с мокрым лицом и поплатилась причёской. Ухватив её за волосы, как пришлось, я поволокла её к двери.

Кажется, Ирминсуль забрал у меня ещё и эмпатоморфию. Но об этом я в тот момент не думала. Вскинула руки, как это делала Хетуин на тренировочном поле и кровожадно пообещала оставшимся девицам:

— Поджарю везде, где достану!

Хела взвизгнула и помчалась за помощью.

Вторая девица убежала за Хелой, и недовольный «клиент» приподнялся, увидел меня и обрадовался:

— О, новенькая!

Я скинула личину, и Райан задохнулся от застрявших слов.

— Вставай, или я тебя сама стащу с кровати! — рявкнула я. А гнев, оказывается, тоже умел доставлять удовольствие.

— Ана? — изумился Райан и бросился ко мне.

— Туда! — я потащила его в купальню, интуитивно угадала, что именно в ведре холодная вода, ткнула пальцем. — Наклонись!

Он, ухмыляясь, наклонился, и в ту же секунду его голова погрузилась под воду.

— Ай! Что ты делаешь?! — за моей спиной возникли Хела и госпожа Мёфус, на какое-то время они потеряли дар речи, увидев, во-первых, незнакомое лицо и, во-вторых, покорно булькающего под водой герцога.

Я позволила ему вынырнуть, но, стоило ему разогнуться, как моя рука машинально залепила ему пощёчину. Хозяйка борделя и Хела взвизгнули второй раз. Однако, начиная понимать, что к чему, даже не попытались угрожать мне вызовом инквизиторов.

— Собирайся, живо! — я рыкнула на Райана, стоявшего, покачиваясь с ошалелым и немного счастливым видом, а пока он соображал, наставила палец на госпожу Мёфус, — подсыпаете снотворное магам? Решили медленно убить?

Возражения и оскорбления я не слушала, помогала мокрому пьяному Райану натягивать одежду, шлёпнула по голому заду, пока его хозяин пытался в наклоне подобрать валяющиеся штаны.

— Ана? — изумлённо спросил он, забыв о намерении одеться. — Это не ты!

— Летучая рыбка сейчас превратится в акулу и оставит в этом борделе то, что тебя сюда тянуло! — гнев во мне кипел, но (древние боги!) как мне было хорошо! Попадись мне на пути в этот момент сир Арлайс, я бы от него мокрого места не оставила — вот какой сильной я себя чувствовала!

А на Райана напал хохот. Не сопротивляясь, он позволил себя вытолкать из комнаты, затем по лестнице и покорно отправился к выходу. Госпожа Мёфус заикнулась что-то про деньги, но я обернулась:

— Надо было у Дормана брать, когда предлагал!

Ух, и злая я была! Всю дорогу Райан пытался шутить, выспросить у меня, какая новая маг-сила во мне проснулась. Я игнорировала провокации и подгоняла его, мне было стыдно идти рядом с ним, не то, что вести милую беседу. На квартире я приказала ему немедленно раздеваться и готовить свою голову на отсечение.

— У тебя руки трясутся, — миролюбиво заметил Райан, когда я поднесла к его намыленному лицу бритву. — Лучше я сам.

Промолчав про его недавнее желание умереть, я фыркнула и, приказав привести себя в порядок самостоятельно, вышла. Гнев во мне утихал, и тело понемногу начало снова знобить. К появлению Райана я успела заварить свежий отвар, утолить жажду и пометаться по небольшой комнатке, являвшейся одновременно спальной и гостиной.

Он вышел в нижних штанах с переброшенной через руку рубашкой:

— Кажется, вещи плохо пахнут, — сказал извиняющимся тоном.

— Ты сам пахнешь, как синявка! Или даже хуже, — буркнула я, хватаясь за спинку кресла от спазма — вид наконец чистого Райана, только изрядно помятого, и полураздетого, подействовал на меня, как рубеин.

— И всё-таки я не верю своим глазам. Где прежняя Ана? Что с тобой случилось? Академия так повлияла? — он продолжал удивляться.

— Я больше не эмпатоморф!

Он восхитился:

— Значит, ты теперь умеешь ненавидеть меня?

Мой яростный вид и полетевшая в него подушка послужили лучшим ответом. В один прыжок Райан оказался рядом со мной и сгрёб в охапку:

— Надо проверить! — его губы впились в мои, и я застонала. Все силы ушли на гнев, и перед страстью я оказалась безоружна. Догадливый, он успел сбить «аромат» похмелья, прополоскал рот мятной водой, которую нашёл у меня. — Негодница! Что ты со мной сделала?

Вторя мне неразборчивым возгласом, повалил на кровать. Собирая остатки разума в одну устойчивую сопротивляющуюся колонну, я попыталась отбиться, напомнив о том, что орган Райана за год успел побывать во всех свободных «пещерах», и я испытываю отвращение к его неразборчивости.

— Я его почистил магией, — упрямо продолжая раздевать меня, пробормотал он. Несносный!

Не оставляя мне выбора, а впрочем, я не возражала, Рай голодно осмотрел меня, обнажённую, будто пытался сообразить, откуда ему начать пользоваться подарком:

— Как я по тебе соскучился, рыбка моя!

Его рыбке оставалось жалобно махать плавниками и отдаться сильнейшему. Мысль о том, что необручничество от таких сильных эмоций может вернуться, вспыхнула и растворилась в неге сладостных пыток. Две недели воздержания сделали своё дело: я извивалась, хныкала и молила продолжить ещё и ещё, а после первого экстаза ощущения лишь стали ярче. Я обхватила накрывшее меня тело, вспоминая недавний сон, и отдалась власти ощущению заполняющихся сладостью чресел.

Воркований не было — на них попросту не осталось времени. Я краем глаза заметила темнеющий небосвод в окне и растолкала расслабленного Райана. Он, конечно же, забыл про Аднод. Притворно жалобные попытки соблазнить меня поездкой туда увенчались поражением. Так, толком не поговорив, мы расстались.

Он ушёл, переодевшись в костюм, в котором я изображала Дормана, попрощавшись до следующей субботы, а я осталась одна со своим сумбуром в голове. Сегодня я впервые познала ревность, и это был совершенно новый для меня вкус собственничества. К такой широкой гамме чувств я была не готова. Усталость от пережитого меня незаметно сморила на пути к мысли о Генрихе — что я буду чувствовать к нему, когда он вернётся? К этому вопросу я вернулась утром, пытаясь выстроить в чёткий строй все спутавшиеся вчера мысли.