Таким образом, в понедельник на крыше у меня уже идет работа, и за несколько дней она покрыта. После этого мы вытаскиваем на берег наши каноэ, чтобы починить их и просмолить. Все эти работы необходимо успеть проделать до окончания сухого сезона.

«Каждый день теперь стоит трех», — говорит брат Сильван из католической миссии, который так щедро снабжает нас овощами со своего огорода. У нас нет места, чтобы завести свой огород, да пока что нет и времени, чтобы сажать овощи. К сожалению, снабжать нас овощами, бобами и капустой брат Сильван сможет всего лишь какие-то несколько недель. На огороде урожай бывает только во время сухого сезона. В дождливое время года приходится его забрасывать, ибо ни овощи, ни капуста не выносят большой влажной жары.

В начале августа доктор Нессман едет на три недели отдохнуть на мыс Лопес. Он отплывает на маленьком речном пароходике. На всех стоянках нашего доктора приветствуют его бывшие пациенты, а новые хотят воспользоваться его услугами. На мысе Лопес он отправляется к норвежским китобоям, которые в это время года занимаются здесь своим промыслом. Именно теперь киты направляются из южных морей к экватору, чтобы спастись от холода. В южном полушарии сейчас зима. Южный ветер приносит нам прохладу.

На этих днях к нам прибывает из глубины страны больной элефантиазисом мужчина с большой опухолью, которую он просит оперировать. Типпой — так его зовут — проплелся с ней пятьсот километров. Идти он может только маленькими шажками. Кое-где ему пришлось пробираться по голодным районам.

Человек, которого мы избавляем от такой огромной опухоли, по возвращении повергает свою деревню в ужас. Видя, что он помолодел и идет теперь легким шагом, его односельчане решают, что это не он, а его дух, и все от него убегают. Он нам рассказывает об этом сам, когда привозит в подарок козу и новых пациентов, которых нам надлежит оперировать. Но надо сказать, что не все больные слоновой болезнью, которых мы избавляем от страданий, отвечают нам благодарностью. Одного из них Доминик ловит, когда тот в воскресный день собирается удрать, прихватив с собой москитник и одеяло.

В начале сентября к нам приезжает еще один европеец с начинающейся сонной болезнью. Это исключительно интересный случай, ибо пациент всего три с половиной недели как находится в стране и до этого не был нигде в колониях. Поэтому совершенно очевидно, что заразился он совсем недавно. Но выглядит он уже совершенно осунувшимся.

На лице у него выражение страдания, характерное для прогрессирующей сонной болезни. Столь стремительного развития болезни мне еще не доводилось видеть. После трехнедельного лечения он чувствует себя так, как будто вновь родился на свет.

Такое граничащее с чудом выздоровление придает нам мужество продолжать наши усилия. Оно нам необходимо. Непрерывно растущее число случаев дизентерии все больше затрудняет нашу работу. Все мы измучены и пали духом. Тщетно стараемся мы остановить распространение инфекции. Уже немало людей, прибывших к нам с другими заболеваниями, заразились дизентерией. Иных из них не удается спасти. Та же участь постигает и оперированных больных, которые были уже на пороге выздоровления. С каким страхом справляемся мы каждое утро в бараке для оперированных больных, нет ли среди них новых случаев дизентерии! Когда к нам с открытым сердцем прибывает новый больной, чтобы вверить свою жизнь нашему скальпелю, мне становится не по себе. Не станет ли и он жертвой дизентерии?

Напрасно стараемся мы прибегать к полицейским мерам, чтобы заставить всех следовать нашим строгим предписаниям. Дикари до такой степени к ним глухи, что все наши отчаянные усилия ни к чему не приводят. Как-то раз вечером вижу, как одна женщина наполняет бутыль водою из речки, где она больше всего загрязнена. Это жена одного из оперированных больных, которая отправилась за питьевой водой для своего мужа. Она ждала, пока станет совсем темно, чтобы пробраться в запретное место. Идти к источнику для нее чересчур далеко.

Хуже всего то, что больные начали теперь скрывать от нас заражение дизентерией. Они не хотят привлекать к себе наше внимание и допустить, чтобы мы в чем-то стесняли их свободу. Другие же больные не только не выдают их, но, напротив, помогают им оставаться неузнанными. Выясняется, что у одного только что оперированного больного дизентерия. Она у него была уже раньше, но он скрыл ее от нас, ибо знал, что тех, кто болен дизентерией, мы не оперируем.

От всей дополнительной работы, которой требуют от нас дизентерийные больные, наши сотрудники окончательно выбились из сил. Поразительно, что лекарские помощники продолжают еще что-то делать. Работать с такими раздраженными врачами, как мы, не очень-то весело.

Разумеется, бенджаби пользуются тем, что на нашу долю выпало сейчас так много работы и всевозможных забот, чтобы проявить себя с худшей стороны.

Однажды, доведенный до отчаяния теми же бенджаби, которые снова набрали себе грязной воды для питья, я валюсь в приемной на стул и восклицаю:

— Какой же я все-таки дурак, что взялся лечить этих дикарей! На это Жозеф спокойно замечает:

— Да, на земле ты действительно большой дурак, а на небе — нет.

Он любит изрекать такие сентенции. Лучше бы он более внимательно делал все, что требуется, для того чтобы дизентерия не могла распространяться.

В это трудное время меня покидает Минкёе, новый лекарский помощник, который первое время помогал мне еще в постройке и оборудовании барака для больных. Он находит, что это занятие унижает его достоинство. К тому же люди убедили его, что такому способному юноше нечего прозябать здесь подручным и помощником у доктора. И вот он решает начать посещать «Высшую школу», которая открывается в ноябре на нашем миссионерском пункте. А для того чтобы быть в состоянии воспринять всю премудрость наук, он должен сначала дать себе полный отдых. Поэтому он оставляет меня уже сейчас, когда у нас поверх головы всяких дел, когда нам необходимо закончить всю самую спешную работу до того, как наступит сезон дождей. Он норовит приобщиться к интеллигенции, а мне в это время приходится снова заниматься добыванием кругляков из твердого дерева и бамбуковых жердей и по целым дням работать вместо него топором и пилой.

Несмотря на то что меня глубоко огорчает его уход, я сохраняю о нем хорошее воспоминание. Работал он добросовестно и сумел отблагодарить меня за то, что я сделал для него, когда он был болен.

Негр-столяр продолжает трудиться. Помещение для аптечного склада готово, и в нем уже устроены полки. Теперь можно распаковать все наши многочисленные ящики с медикаментами. В комнате Жозефа недостает только дверей и полок.

Пора уже посылать новые заказы. Может пройти полгода, пока все прибудет. К тому же последнее время цены настолько возрастают, что я правильно делаю, стараясь как можно скорее и на возможно более долгий срок обеспечить себя всем необходимым. Для этого я сейчас покупаю большое количество рифленого железа. Со временем я хочу покрыть все больничные строения наместо обутов рифленым железом. Лиственные кровли каждые три года приходится обновлять и все время думать об их починке. За несколько лет это обходится не дешевле, чем рифленое железо, и сверх того приходится еще тратить много сил на добывание обутов. Сколько часов пришлось провести доктору Нессману в переговорах по поводу обутов для кровли нашего жилого дома! Скольких гребцов нам приходилось кормить и одаривать, чтобы доставить весь этот материал!

В середине сентября идут уже первые дожди. Теперь строительные материалы надо хранить под навесом. Так как у нас в больнице почти нет работоспособных мужчин, я сам с двумя помощниками таскаю брусья и доски. Вдруг на глаза мне попадается одетый в белое негр; он сидит около больного, навестить которого он приехал.

— Послушай-ка, друг, — обращаюсь я к нему, — не поможешь ли ты нам немножко?

— Я человек интеллигентный и брусьев не ношу, — отвечает он.

— Тебе повезло, — говорю я, — мне бы тоже вот хотелось быть человеком интеллигентным, да что-то не удается.