Лучше уже не думать о том, скольким людям мне пришлось льстить, сколько делать подарков, чтобы получить возможность увезти с собой эти шестьдесят четыре обута. Приходится даже прибегать к угрозам, говорить, что, если моя просьба не будет удовлетворена, я больше никогда не приму ни одного больного из этой деревни. Но, слыша угрозы «нашего доктора», туземцы только посмеиваются. И вот под проливным дождем в темноте мы возвращаемся в Ламбарене и привозим с собою шестьдесят четыре обута.

Теперь я со спокойной душою праздную пасху. Самые большие дыры можно уже заделать. Но мне казалось, что совсем не так отпраздную я свое возвращение в Ламбарене. А тут я с самых первых часов оказался захвачен суровой прозой африканской действительности, и мне теперь долго от нее не освободиться.

Вначале нам отводят только две комнаты в докторском домике. Две другие занимает миссионер Пело. В одной из наших комнат гнездится целый рой диких пчел. Несколько месяцев назад во время сильной бури домик едва не обрушился, и поэтому г-н Пело укрепил его, обнеся каркасом из тяжелых дубовых досок — в два метра высоты и шириной в две ладони.

Завтракаем, обедаем и ужинаем мы у г-жи Херман.

Уже в понедельник на пасхальной неделе приезжают к нам первые больные. Это почти исключительно старики, страдающие заболеваниями сердца, в очень плохом состоянии, которым уже невозможно помочь. Поэтому первые же недели омрачены несколькими смертями. Просиживаю у одного такого сердечного больного всю ночь, делая все возможное, чтобы его спасти, вводя ему кофеин и камфору, а в это время маленькая девочка-негритянка с миссионерского пункта пускает слух, что я — человек-леопард. Едва завидев меня, она в ужасе убегает прочь. Учительница пытается разубедить ее. Но девочка продолжает стоять на своем:

— Я видела, — говорит она, — как вечером в больницу привезли этого старика. Он был живой. Потом пришел доктор, и всю ночь они были вместе. А утром его вынесли мертвым. Выходит, доктор его убил. Это белый человек-леопард, и он разгуливает на свободе, а всех черных людей-леопардов хватают и сажают в тюрьму.

Лесоторговец-негр Эмиль Огума предоставляет в мое распоряжение пятерых строительных рабочих и одного десятника. Они производят все самые срочные работы по ремонту, а я в это время ухаживаю за больными и распаковываю ящики с вещами и медикаментами, оставшимися еще от моего первого пребывания в Ламбарене.

Через две недели нам удается сделать все необходимое, чтобы более или менее привести в порядок аптеку и приемную. На очереди починка крыши в большом больничном бараке. Но для этого не хватает обутов, несмотря на то что я за это время раздобыл еще двести штук. А период дождей все еще длится. Каждую ночь разражаются сильные грозы. Утром я нахожу моих больных на полу, промокшими до нитки. В результате — несколько тяжелых простудных заболеваний, из которых два со смертельным исходом. Я в полном отчаянии.

Сколько раз в дневные часы, когда я так бываю нужен моим больным или когда надо заниматься оборудованием больницы, я уезжаю на лодке в поисках обутов! Сколько таких поездок совершает вместо меня Ноэль!

Ко дню вознесения крыша большого барака уже достаточно отремонтирована. Теперь можно строить второй барак для больных. Под тою же крышей будут расположены кладовые для хранения бутылок и банок, прачечная, склад строительных материалов и прочие подсобные помещения. В самом разгаре работы люди Эмиля Огумы вдруг уезжают. Срок их годичного договора истек. Теперь они отправляются домой. Ни за какие деньги не соглашаются они остаться еще хотя бы на месяц. Нанять других Огуме не удается. Сам же я даже не пытаюсь это сделать: нужда в рабочей силе в этом районе настолько велика, что всякая такая попытка заранее обречена на неудачу. Поэтому я рассчитываю только на добровольцев из числа лиц, которые сопровождают моих больных. Теперь мне приходится самому быть на положении десятника, каждое утро выталкивать их на работу, отрывая их от приготовления пищи, заискивать перед ними, обещать, что они будут накормлены и получат подарки, выдавать им необходимый инструмент, а по вечерам проверять, возвращены ли все топоры, пилы, ножи, а также неиспользованные строительные материалы.

Иногда в моем распоряжении шестеро рабочих, иногда только двое. Нередко случается, что, придя утром, я вообще не вижу ни одного. Они либо отправились на рыбную ловлю, либо поехали к себе в деревню за продуктами. Или им потребовалось поехать еще куда-то, где должна состояться палавра. Тогда на целые дни работа приостанавливается. Негры мои не очень-то озабочены тем, чтобы у тех, кто явится сюда вслед за ними, были более удобные условия для житья, чем у них самих. Они совсем не склонны тратить свои силы неведомо на кого.

Мы даже представить себе не можем, до чего равнодушен примитивный человек к тем, кого он не знает. Как-то раз, к вечеру уже, мне понадобилось срочно перенести раненого из барака в приемную, чтобы сделать ему перевязку. Обращаюсь к сидящему у огня туземцу, чей брат лежит у меня к стационаре по поводу заболевания сердца, с просьбой помочь мне отнести носилки. Он делает вид, что не слышит. Я повторяю свою просьбу на этот раз более настойчиво. Он отвечает:

— Не пойду. Тот, что на носилках, — из племени бакаче. А я — бапуну.

Так вот я разрываюсь между строительством и медициной. Ведение строительных работ особенно осложняется тем, что у меня нет большого каноэ. Нет его и на миссионерском пункте. Там пользуются двумя старыми подремонтированными лодками средней величины. Трудно мне также бывает доставать в большом количестве необходимые мне бамбуковые шесты, которые должны пойти на стропила. А время торопит. Не так-то просто отправиться в девственный лес и срубить там стволы бамбука. Толстый бамбук, такой, какой бывает нужен для строительства, растет только в определенных местах, на болоте. На многие километры вокруг нас есть только одно место, где растет такой бамбук и где его можно срубить. О бамбуковых рощах, расположенных далеко отсюда, среди болот, до которых не добраться ни по воде, ни по суше, говорить не приходится. Так же обстоит дело и с пальмой рафия, листья которой служат материалом для изготовления обутов. То же самое и с растением, из лыка которого изготовляют веревки, чтобы скреплять стропила и привязывать обуты к стропилам. Чтобы раздобыть это лыко, приходится посылать лодку за тридцать километров!

За овладение местами, где есть возможность получить годные для строительства бамбук, рафию и лыко, туземные племена в прежнее время вели между собой войну, как белые — за месторождения руды и каменного угля.

Но даже такие годные для эксплуатации места бывают доступны не круглый год. Все они расположены на болотах. Поэтому попасть туда можно либо во время разлива рек, когда уровень воды достаточно высок и когда туда можно подъехать на лодке, либо в сухое время года, когда болото просыхает до такой степени, что по нему можно пройти пешком. Обычно в сухое время года болото лишь изредка становится проходимым. Очень часто во время осеннего половодья уровень воды оказывается недостаточно высок, чтобы до бамбуковой рощи можно было добраться на лодке. Поэтому всего удобнее ездить за бамбуком весной. Тот, кто за две-три недели весны не сумел привезти себе нужные бамбуковые стволы, рискует не получить их вообще и целый год не иметь возможности что-либо построить.

И вот мне надо постараться на эти три драгоценные недели взять в одной из окрестных деревень у туземцев большое каноэ. Мне это обычно удается то в одном месте, то в другом, но дают его мне только на два дня, потому что оно бывает нужно самим владельцам, которым приходится пополнять свои запасы бамбука. К тому же чаще всего бывает, что, когда я достаю лодку, не оказывается людей, которых можно было бы послать на заготовку бамбука, а в другой раз, когда есть эти люди, бывает не найти лодки. С тревогой слежу я за тем, как прибывает и убывает вода. Когда вода уже начала убывать, мне неожиданно удается достать хорошее каноэ и в моем распоряжении оказывается несколько надежных рабочих. Достаю с их помощью четыре сотни бамбуковых жердей, которых, вообще-то говоря, мне нужно было полторы тысячи. Это только одна из многих забот, которые выпадают на долю того, кому приходится заниматься в Африке строительством.