Как правило, в лодке десять гребцов и один рулевой, который стоит на корме и управляет ею с помощью большого весла. Погрузить туда можно лишь несколько ящиков или тюков. Чем тяжелее лодка, тем труднее и опаснее переход сквозь прибой, ибо с большим грузом она не может уже так быстро скользнуть по вздымающейся или падающей волне. За каждую поездку обслуживающие лодку гребцы получают около десяти шиллингов. Нередко пароходу приходится бросать якорь так далеко от берега, что гребцам за день удается совершить всего три или четыре рейса. Само собой разумеется, выгрузка обходится дорого. Да и для парохода, несмотря на то что тариф за провоз груза относительно высок, невыгодно заходить в эти африканские гавани. Бывают обстоятельства, когда даже при хорошей погоде ему за целый день удается выгрузить только какие-нибудь двадцать тонн. А иногда случается, что в гавань заходит одновременно несколько пароходов. Тогда лодок не хватает, и пароходам, пришедшим последними, приходится ждать своей очереди.
К этим неизбежным потерям присоединяются еще и те, которые возникают вследствие небрежного и нерационального ведения работ. В Сасандре я вижу, как гребцы грузят ящики с сахаром и мешки с рисом в лодку, которая только что прошла сквозь прибой и на дне которой собралось много воды.
— Вычерпай сначала воду из лодки, — говорю я старшему.
— А на что же тогда страховые компании! Это их дело платить за испорченные товары, — отвечает он.
В одной из гаваней, не помню уже в какой именно, существует постановление, согласно которому от половины двенадцатого до двух часов дня и после пяти часов вечера разгрузка запрещена. В четверть двенадцатого вижу, как две грузовые лодки идут с берега к пароходу, на что им требуется не меньше часа. И как раз тогда, когда должна начаться погрузка, гребцы хлопают в ладоши в знак того, что уже половина двенадцатого, и едут обратно порожняком, хотя за какие-нибудь десять минут могли бы принять груз: море совершенно спокойно. В два часа они снова отчаливают от берега, а в половине четвертого снова выстраиваются в ряд около нашего парохода. Перед этим гребцы отдыхали и обедали, для чего возвращались на берег среди дня, и таким образом отстали в своей работе. Сейчас здесь, как, впрочем, и в других местах, весь этот распорядок необычайно затрудняет разгрузку, и теряется огромное количество времени, без того чтобы кто-либо от этого выиграл. В течение долгих часов пароход наш качается на рейде, ожидая прибытия грузовых лодок.
А сколько времени уходит на оформление бесчисленных документов по прибытии и при отправлении парохода! Раз как-то нам пришлось почти целый день прождать медицинской проверки портовым врачом: без этого мы не могли сняться с якоря. Из разговора с капитаном выясняется, что из-за этого бесполезного ожидания и всех задержек, связанных с оформлением документов, мы выходим по меньшей мере на четыре дня позднее, чем следовало. Если учесть, что столько же времени будет потеряно и на обратном пути, то все вместе составит восемь суток. На содержание судна и тридцати шести человек экипажа расходуется сто пятьдесят английских фунтов в день. Стоимость перевозки грузов могла бы обойтись на тысячу двести английских фунтов дешевле, и соответственно дешевле пришлось бы платить за них населению Африки, и на это не понадобилось бы никакой дополнительной затраты сил, — надо только, чтобы грузчики и колониальные служащие разумно организовали свою работу. Из-за нескольких случаев чумы, имевших место в глубине страны, на гавань Секонди на Золотом Берегу наложен карантин. С берега никого не пускают на пароход, а с парохода — на берег. Разгрузка происходит, но портовая полиция следит за тем, чтобы на лодку поступали с парохода одни только ящики и тюки.
Несмотря на плохое состояние гаваней, в Гвинейском заливе — на Перцовом Берегу, на Берегу Слоновой Кости, на Золотом и на Невольничьем Берегу — издавна велась оживленная торговля. Гавани эти расположены у самого устья больших лагун, соединяющих море с отдаленными районами страны и с реками, протекающими ниже водораздела Нигера. Впрочем, ходившим в прежнее время парусным судам не приходилось испытывать тех неприятностей, которые постигают здесь сейчас крупные современные пароходы. Их небольшая осадка позволяла им заходить в лагуны, где они могли производить обмен рома и пороха на невольников. Правда, в лагунах они подвергались нападениям туземцев, которых они своим ромом приохотили к спиртному и воодушевили на грабежи. В лагуне Сасандры еще в XIX веке вся команда парусного судна, за исключением корабельных юнг, которым удалось бежать, была убита.
Когда мы идем вдоль берега Гвинеи, мне как гостю капитанского мостика удается познакомиться с загадочно протекающим в этих водах гольфстремом. Известно, что гольфстрем здесь не течет единым потоком из Гвинейского залива на запад, а потом — на север, что течения и противотечения его могут соседствовать. Уже на широте либерийского берега начинается эта прихотливая игра, которая, несмотря на все предпринятые исследования, лишь очень неполно отражена на имеющихся морских картах. Никогда в точности не знаешь, попал пароход в прямое или противное течение. На протяжении суток, следуя взятому курсу, он то и дело может попадать из течения в противотечение, и наоборот. Скорость течений и противотечений от трех до десяти километров в час. В зависимости от того, идет ли пароход по течению или против течения, он за сутки может выиграть или потерять сотню километров. На следующий день это можно определить по величине угла, под которым судно находится к стоящему в зените солнцу. Нас всякий раз ожидает приятный или неприятный сюрприз.
На рейде в Гран-Басаме на Берегу Слоновой Кости пользуюсь случаем, чтобы приблизительно измерить скорость течения. Во время штиля, когда наш стоящий на якоре пароход направлен в сторону течения, я, стоя на носу, бросаю в воду дощечки, которые я выпросил у судового плотника, и смотрю, сколько времени им понадобится на то, чтобы доплыть до противоположного конца парохода. Длина парохода составляет сто шесть метров. Этот путь мои дощечки проходят за пять минут и сорок восемь секунд. Течение идет вдоль берега от запада на восток, и таким образом направление его противоположно гольфстрему. Несмотря на препятствие, каким является отстоящая всего на какие-нибудь двести метров песчаная отмель, вода движется здесь вдоль берега со скоростью примерно одного километра в час!
Хотя в Секонди у нас и не было никакого соприкосновения с материком и в Аккре, на Золотом Берегу, и в Ломе, столице Того, дело обходилось без карантина, нам все же не удается избежать его в дагомейской гавани Котону. Со строжайшими предосторожностями должны мы перевозить наш груз, а это отнюдь не ускоряет дела. Нескольким взятым нами на Золотом Берегу и едущим на средней палубе неграм, которым надо попасть в Котону, не разрешают высадиться на берег, и они должны будут следовать дальше до Фернандо-По, хотя у них нет денег и они не знают, как потом будут добираться оттуда. Мне их жаль, и я отрываюсь от чтения, чтобы выказать им мое участие. При этом я заглядываю в книгу, которую один из этих пассажиров-негров держит перед собой. Он читает рассказы об индейцах на английском языке. А у меня в руках тоже потрепанный томик рассказов об индейцах, который не пожалел подарить мне мальчик из окрестностей Страсбурга; он непременно хотел, чтобы я увез его с собой в Африку. И вот, после того как пассажир-негр более или менее примирился со своей участью, мы сидим, удобно устроившись, друг против друга и оба читаем под африканским солнцем рассказы об американских индейцах.
Ночью, когда мы находимся близ Котону, — а это уже 22 марта, — едущей в Камерун даме приходится воспользоваться присутствием на пароходе врача, чтобы произвести на свет ребенка, появление которого ожидалось лишь в Дуале. Так как, кроме нее, на пароходе нет ни одной женщины, все заботы о матери и о ребенке ложатся на меня и заполняют все мои дни. Теперь я уже знаю, как жарко бывает в тропиках на пароходной кухне: восемь раз в день мне приходится спускаться туда и кипятить молоко для ребенка. А так как новорожденный — а родился мальчик — еще не успел освоиться с окружающим миром, он спит днем и кричит всю ночь напролет. Приходится на длительное время выносить его сделанную из ящика колыбель в кают-компанию, где тепло. К заботам о нем я привлекаю и Ноэля. Он должен привыкать к тому, что едет в Африку еще и в качестве няни.
