На улицах города наше появление встретили криками. Сотни людей с зажжёнными факелами стояли вдоль дороги. В нашу сторону полетели маленькие букетики, перетянутые красными лентами. Ехали мы достаточно медленно, потому что то и дело приходилось наклоняться, чтобы пожать или хотя бы прикоснуться к тянущимся к нам рукам. Но к счастью давки не случилось.

К моменту, когда мы поднялись на верхнюю площадь, бессмертные, кроме тех, что сопровождали нас, уже стояли ровными шеренгами в свете больших костров. Присяга была короткой и чёткой. Бессмертные хором повторяли, что с этого момента их судьба в служении илсирам и ирлери.

В какой-то момент над площадью установилась просто звенящая тишина. Бессмертные слитно сделали шаг вперёд, одновременно ударяя себя в грудь напротив сердца.

– Залог нашей верности, наши сердца! – загремело над площадью одновременно произнесённое тысячью воинов обещание, прозвучавшее, как девиз.

От этого звука у меня прокатилась волна озноба по спине. Шеренги уже начали разворот, чтобы спускаться и отправляться в путь.

– Бессмертные! – окликнул всех сразу Барлик, заставляя развернуться обратно. – Я илсир Барлик Марид Нави, принимаю вашу верность! И клянусь в верности вам! Ваш клинок – мой клинок, мой хлеб – ваш хлеб, наша жизнь – одно! Залог моей верности – моё сердце!

Следом за ним, то же самое повторили и Марс с Малис, только с поправкой на имя. Среди бессмертных началось какое-то движение. Трое бойцов вышли вперёд, на ходу развязывая широкие пояса, отличительный знак бессмертных. И в полной тишине собственноручно повязали их на талии детей.

Площадь словно взорвалась криками "Агул". Да уж в ссылку нас провожали поистине с императорскими почестями.

Мы с детьми попрощались со старшими кварталов и кверхов, Масулом. Дети обнимались на прощание со своими друзьями из красного и вдовьего кварталов. Последней к нам подошла матушка Вали́. Рядом с ней стояла молоденькая девушка.

– Это Рагни, самая талантливая моя ученица. Не смотри, что она юна, сила в её руках очень велика. – Знакомила нас матушка. – Она поедет с тобой. Она кровью поклялась заботиться о вас и не допустить зла в отношении вас. Поверь, лари, если что она жилы вывернет, но вытащит вас или детей.

– Подожди! Но как же она поедет? Кто её выпустит из города? – приписка по рождению, скреплённая кровью, не позволяла жителям покидать, те земли, где они родились и жили. Иначе бы половина столицы опустела бы.

– Свободный человек не смог бы. А вот раб должен следовать за своим хозяином. Рагни сирота и жила очень плохо. Поэтому продала мне свою свободу в обмен на хлеб и кров. А я дарю её тебе. – Улыбнулась матушка. – Вместе с ней я тут собрала вам всего понемножку. В дорогу, так сказать.

Рядом с матушкой строители из красного квартала поставили две огромные плетёные корзины, едва ли не с меня ростом. Под груз быстро нашли лошадь, да и девушка была готова продолжать путь уже вместе с нами. Со всеми сборами и прощаниями, город мы покинули на рассвете, не дожидаясь, когда минуют отпущенные нам оманом сутки.

Ехали мы спокойно, я не опасалась нападения, так как знала, что впереди, опережая нас всего на полчаса, идёт отряд почти в семьсот бессмертных. Любую засаду они бы уже снесли. Да и остальные воины, что присягнули минувшей ночью на площади, окружили нас плотным кольцом.

В какой-то момент, детей перетянули к себе на лошадей мастера. Обернувшись, я увидела, что дети спят. Что ж. Какими бы они не были умненькими и решительными, они оставались детьми и почти сутки без сна для них были тяжёлым испытанием.

А сама я задумалась, ведь еду в неизвестность. И при этом сама не знаю, чего от себя ждать. Клинком я овладела достаточно быстро, я не могла сражаться на равных против старшины или мастера. Но с новобранцами сражалась достойно, могла продержаться, и неплохо продержаться, в схватке с бессмертным, уже ни раз ходившим на войну. Но ведь это явно не мой талант.

Как сказал мастер, я словно вспоминаю привычный хват, стойки, связки и движения. Иногда руки сами делали какое-то движение, заставляющее задуматься не только меня, но и мастера. С удивлением мы обнаружили, что хоть и гораздо слабее, чем правой, но я могу управляться с клинком и левой рукой.

– Лари, вы явно занимались. И видна хоть и давняя, но серьёзная подготовка. – Сказал мне мастер Азуф, придя к таким выводам.

– Мастер, я бы и хотела вам ответить, но я не знаю что. – Я действительно не могла этого объяснить. – Свою жизнь до попадания в гарем я вообще не помню, и как не пытаюсь вспомнить хоть что-то, результатов никаких.

– Да, я слышал, что бывает такое. Но спокойнее мне от этого не становится. – Не сомневался в моих словах мастер, но и своих мыслей не скрывал. – Видите ли, лари, вы не похожи на девушку, которую готовили в наёмники. Там замашки совсем другие. Да и оружие метательные ножи, кинжалы, удавка. Но никак не боевые клинки. Амулет, при помощи которого торговцы невольниками проверяют наличие огненной крови, на вас горел ярко, поэтому и цена у вас была столь высока. Дар может проявиться у простой девушки, но наследовать огненную кровь, может только девушка из сильного рода, который смог в своё время завоевать дочь огня. Поэтому я сильно сомневаюсь, что вас продали родные. Скорее бы отдали единственной женщиной за такой выкуп, что разом поправил бы все дела. И вот мучает меня вопрос последнее время, а как вы попали на торг? Почему не помните кто вы и откуда. Ведь кроме имени, как я узнал, вы ничего не произносили. Служанка, что вместе с вами была на торгах, только Абилейне сказала, что знала вас до торгов. Но что конкретно она знала, она не рассказала, и её уже не расспросить. Возможно, вас похитили из дома и опоили зельем, отбивающим память. Или уничтожили род, чтобы захватить именно вас. И как бы жестоко это не звучало, но мне больше по душе второй вариант. Потому что тогда некому за вас мстить! Тот, кто учил своё дитя сражаться благородным оружием, никогда не смириться с тем, что его дочь похитили. И рано или поздно, но он найдёт свою кровь. И сможет ли ответить наш оман за годы вашего рабства? А ведь спросят...

Сейчас я снова вспоминала те слова. Мастер уже несколько раз бросал в мою сторону взгляды, и я понимала, о чём он думает. Ираидала не ездила верхом, сейчас я села в седло по необходимости. Но проблем ни с посадкой, ни с ездой не возникло.

Тело само принимало нужное положение при переходе с шага на рысь и обратно, корпус наклонялся в нужную сторону при поворотах. Руки сами легли под поводья, правильно зажимая ремни между пальцами. Значит это опять память тела.

Только вот не ездят верхом в бедных семьях. Ослы, быки – вот кого запрягают в телеги в более менее зажиточных семьях простых людей. Да и в обедневших родах на верховых лошадей не тратятся.

Хотела ли я, чтобы однажды, кто-то больший и сильный постучал в ворота дворца омана во главе армии и с кучей неприятных вопросов? Будь я Ираидалой возможно. Но сейчас нет. Ведь все эти неприятные вопросы могли бы коснуться и моих детей. Поэтому, как бы это не прозвучало, но я была согласна с мастером. Для всех будет лучше, если за меня некому мстить.

Первый привал сделали только после полудня, и благодаря идущему впереди отряду, мы прибыли уже в подготовленный лагерь. Дети хоть и спали с рассвета, но с удовольствием развалились на одеялах, блаженно жмурясь и потягиваясь. А вот я расхаживалась и пыталась отделаться от ощущения, что лошадь всё ещё подо мной. Да и всё, что ниже талии, мне отнюдь не было благодарно за такой экстремальный экскурс в прошлое.

Девушкам тоже пришлось нелегко, с коней они буквально свалились.

– Госпожа, вы ещё ходите! Откуда только силы берёте? – простонала Фарли.

– А мы на ночь будем остановку делать? Я бы всем мазь раздала, матушка Вали́ специально передала. – Вытянулась на животе Рагни.

– Наверное, будем. Но мастер сказал, что нам до земель Геликарнака неделя пути. – Предупредила я. – А потом ещё два дня до самого дворца. Так что девочки, мазь расходуйте аккуратно.