Стоя на возвышенности, куда меня привел Костя в день нашего знакомства, я наблюдаю за тем, как просыпается Клоака. Вслушиваюсь в окутавшую город тишину и ловлю себя на том, что она порядком действует на нервы. Но сейчас я единственная, кто может ее нарушить, и уж точно я та, кто ни за что не станет этого делать. Мое собственное дыхание кажется мне настолько громким, что от страха быть кем-то услышанной я дышу через раз. Из-за этого постоянно закладывает уши, приходится накапливать во рту слюну и сглатывать, пробивая невидимые пробки. А сердце начинает биться медленнее, словно стараясь сохранить внутри меня угасающую между вдохами жизнь.

Если честно, то я не смогу точно сказать, сколько дней прошло с тех пор, как я впервые посмотрела на расстилающийся перед моими глазами пейзаж. Точно больше недели. Может, счет уже идет на вторую. В этом месте понятие «время» становится чем-то условным. В Клоаке нет «времени», есть «режимы». «Утро», «день», «вечер», «ночь». Они могут длиться дольше, чем положено в привычном понимании. Могут за нормальные сутки сменить друг друга множество раз.

Могут и вовсе не наступить.

Я делаю глубокий вдох. Настолько глубокий, что разболелась голова, но я, проигнорировав болевое ощущение, начинаю обдумывать наши дальнейшие шаги. Придет Костя или не придет…от меня это, к сожалению, уже не зависит. Нам теперь нужно двигаться дальше, к выходу, и надеяться на то, что…

— Нина, не стой на улице.

На то, что нужная нам дверь быстро найдется и будет открыта.

— Тебя могут увидеть.

Оборачиваюсь.

Сергей стоит в нескольких шагах от меня и, на самом деле, стоит он там уже давно. Я слышала, как он подошел, чувствовала, в какой неуверенности он топтался на месте. От самоуверенного парня из четвертого вагона к этому моменту не остается и следа. Кожа на его лице стала какой-то серой, под глазами проступают темные синяки. Губа, правда, уже зажила, но прежнего шарма Сергею это не возвращало. В грязной одежде, с осунувшимися, широкими плечами, взъерошенными и смешно торчащими в разные стороны волосами, он заставляет мое сердечко жалостливо сжиматься.

— Что вызывает у тебя эту глупую улыбку? — устало спрашивает он, и я тут же прикусываю изнутри щеку.

Слишком сильно он похож на Костю, который, сняв противогаз, показал мне свое лицо и рассказал о месте, в котором я очутилась, просто попав не на тот поезд.

— Это нервы, — говорю я, проигнорировав его наставление.

Хотя он прав, светлеет и меня могут увидеть.

А этого допускать нельзя, даже если те, кто увидит меня, окажутся безобидными неудачниками, которые, как и мы, однажды просто оказались не в том поезде и не в том вагоне.

— Нашли что-нибудь полезное?

— Там только бесполезный хлам, — отвечает Сергей, протягивая мне брусок оранжевого цвета.

— Что это?

— Ты просила зарядку.

Я в рассеянности хлопаю по карманам и понимаю, что телефона в одежде нет. Та-ак, есть ли у меня на нем компрометирующие меня фотографии? В голом виде там… Или в обнимку с теми, с кем обниматься было нельзя? Вроде бы нет. Да и если бы были… Здесь нет интернета, чтобы слить эти фотки в сеть и опозорить меня на весь проводной мир.

— Поздно. Кажется, я его потеряла.

— Неприятно, — произносит Сергей, убирая переносной аккумулятор в карман.

— Да, неприятно.

Как только мы вошли в туннели, я отвела ребят в Костину коморку, а сама пришла сюда, проветриваться и приводить мысли в порядок. Признаюсь, изначально я хотела пойти к входной решетке и ждать Костю там, но… Там не на что было смотреть. А тут целый город как на ладони.

Хорошая и опасная смотровая площадка.

— Расскажешь, почему вы с Машей решили бежать? — спрашиваю я. — Почему просто не спрятались?

— Семен намекнул нам на то, что «время пришло».

Это меня нисколько не удивляет. Кому, как не Семену было подготавливать мой…наш побег. И все же…

— Что значит «намекнул»?

Но все же кое-что меня немного смущает.

— Пришел и сказал?

— Не совсем…

О том, что я попала в «Рай», Сергей узнал, подслушав разговор Вано с другими душегубами. Грызун получал удовольствие от своего приукрашенного рассказа и от выдумывания моей дальнейшей судьбы в стенах этого увеселительного заведения. Правда даже он признавал, что местный целитель что-нибудь, да придумает во имя моего спасения, поэтому за Семеном он собирался пристально наблюдать.

— Поначалу я растерялся, — признается Сергей, нахмурившись. — Когда электричество вырубилось, Митяй отвел меня обратно в лагерь и пока я не услышал, что ты в «Раю», я был уверен в том, что ты где-то в городе с Костей. О том, что ты вернулась и попала в тюрьму, я не знал.

Сергей обо всем рассказал Маше и с этого момента на «свободе» их оставалось только двое. Шанс на наш общий побег стремительно падал вниз, и что делать дальше они не представляли.

— Как ты смог связаться с Костей? Он снова подослал Митяя?

— В смысле?

— В прямом. Разве вы с Машей побежали не потому, что Костя рассказал вам о взрывах?

— Нет.

— Нет?

Приходит мое время удивляться.

— Говорю же, о том, что нам пора выбираться из лагеря, нам с Машей намекнул Семен. Он сказал, чтобы мы не расслаблялись и были готовы.

— К чему готовы?

— Он не пояснил. Но мы и так поняли. Он сказал нам не беспокоиться о тебе и Белле, и когда придет время, просто сделать то, что должны.

Вот значит как. Семен действовал неосторожно. Мало ли кто мог подслушать его наставления и донести на него Князю? Тот же Вано вполне мог это сделать. Или кто-нибудь другой.

— Значит, ты с Костей не виделся после того дня?

— Нет. Мы с Машей встретили его, когда убегали. Я понял, что он пришел за братом, но мне и в голову не пришло, что он причастен к взрывам.

«Причастен к взрывам».

— Он сказал мне бежать сюда и ждать его возвращения.

Совпадение ли? Случайность?

Костя, знавший о том, что его брат в беде, решает действовать и находит Сашин рюкзак, забитый взрывчаткой. Как-то уж слишком все гладко. Где он его нашел? Почему на мой вопрос о том, чей это рюкзак, он согласился с тем, что он Сашин? Он что, подписан? Или другого такого рюкзака во всем мире больше нет?

Предположим, что рюкзак и в самом деле подписан. Предположим, хоть и звучит это странно. Как Костя умудрился установить несколько бомб, оставшись никем незамеченным? Когда он успел их установить? И что это были за взрывчатые бомбы? Они срабатывали по дистанционке? Или нужно было поджигать фитили? Если поджигать, то все становится еще запутанней. Не состыковка на не состыковке.

Взрывы происходили с некоторой периодичностью. Костя не мог поджигать фитили и нажимать на кнопку дистанционного управления тоже. Ему внутри лагеря вообще не до кнопок было.

Значит, был кто-то еще.

Если Костя действовал на пару с кем-то, то с кем? С Семеном? Мало вероятно. С Митяем? Уже правдоподобнее. Но что этот щупленький малец мог сделать? Чем помочь? И по какой причине он вообще бы захотел помогать Косте, ведь Костя собирался разрушить забор, защищавший лагерь от «горожан» в ночное время.

Хотя… Что там Митяй говорил?

«Снаружи мне неуютно?»

— Слушай, а ты Митяя после того раза видел?

— Нет. Ни разу.

— А что-нибудь о нем знаешь?

Сергей ненадолго задумывается, но после все равно качает головой.

— Раз уж ты о нем заговорила… Я тут вспомнил, что посчитал его странным.

— Кого? Митяя?

— Да.

— Почему?

— Когда вы с Костей разговаривали, он так на вас пялился, что мне даже стало не по себе.

— Пялился? — переспрашиваю я.

— Да. Еще и ногти кусал, как ненормальный.

Да, это, пожалуй, и правда, странно. Ногти грызут только отъявленные негодяи. И те, кто не боится панариция.

Я отворачиваюсь от Сергея и продолжаю следить за тем, как бледно-розовый «солнечный» свет освещает город. Дома отбрасывают тени, на дороге появляется туман. А тишина… Тишина. Я невольно передергиваю плечами.