Гвен отвергла все их предложения. Она сказала, что хочет пойти домой, побыть с детьми и понять, можно ли спасти ее брак. Гвен пока не хотелось общаться ни с кем из прогулочной группы, слишком много неприятных воспоминаний с ней связано, но пообещала сообщить, если передумает.
— Мы рядом, если понадобимся, — сказала Амара, а потом повернулась к остальным. — А с вами, думаю, мы еще увидимся.
Ее взгляд задержался на Клэр, которая только что вышла из туалета. Амара вздохнула, словно собираясь что-то сказать, но потом поджала губы и усадила Чарли в коляску. Клэр подошла к Гвен и предложила ей туалетную бумагу, чтобы вытереть глаза. Гвен смущенно усмехнулась.
— Ох, Клэр, — сказала она. — Ты лишилась работы из-за того, что пыталась мне помочь.
Она расправила плечи, и вот уже всем знакомая Гвен, как истинная аристократка с превосходными манерами, несмотря на разбитое сердце, уже строила планы.
— Я подыщу тебе новое место. Готова поспорить, кому-нибудь из моих знакомых нужен ассистент или офис-менеджер.
— Не стоит об этом прямо сейчас волноваться, — сказала Клэр. — Серьезно.
Она выглядела взрослее с дневным макияжем и укладкой, и новой взрослой грустью во взгляде.
— Но я обо всем позабочусь! — пообещала Гвен и на прощание потрепала Клэр по щеке, а потом покатила Рейгану к лифту.
Она вышла на улицу, сложила коляску, поймала такси и пристегнула Рейгану в автокресле, после чего уселась рядом, вытерла глаза и назвала водителю адрес в Вест-Виллидже.
— С вами все в порядке, мэм? — спросил водитель.
— Да, у нас все в порядке, — ответила она, приглаживая пушистые волосики дочери. — Правда, Рейгана?
Разумеется, она знала, что амбициозную сестру в «Короле Лире» зовут Реганой. Она, на минуточку, изучала английскую литературу в Дартмуте.
Река Гудзон сверкала за окном, пока они мчались по Вест-Сайд-хайвей. Гвен позволила себе выдохнуть, затем посмотрелась в зеркальце, чтобы поправить макияж. В прошлом месяце она не удивилась, когда, как обычно, проверяя телефон Кристофера, пока он был в душе, обнаружила, что у них с Уитни связь. Они оба излучали сияющую харизму невиданной силы, а таким людям всегда хочется большего.
Когда такси остановилось на светофоре, Гвен закапала глазные капли, моргнула, а затем снова осторожно накрасила ресницы тушью, откашлялась и исполнила пару трелей, чтобы избавиться от мусора, забивающего голосовые связки. Такси остановилось у особняка, одного из тех идиллических таунхаусов в Вест-Виллидже, которые стоили не меньше десяти миллионов долларов. Гвен заплатила водителю, отстегнула Рейгану, подняла коляску по шести каменным ступеням и позвонила в дверь.
— Джули! — обрадованно воскликнула жизнерадостная женщина, открывшая дверь, шагнув вперед, чтобы поцеловать Гвен в обе щеки. Так по-европейски. Хотя Гвен, проштудировав интернет, точно знала, что хозяйка дома родилась в Кентукки, а не в Париже. — Мы так рады, что ты смогла вырваться!
— Ох, я сегодня опоздала, — посетовала Гвен, перенося Рейгану через порог. — Кое-кто плохо себя вел, но в итоге мы все-таки вышли на улицу.
Она последовала за хозяйкой в гостиную, где собралась прогулочная группа в составе двенадцати женщин, которые радостно замахали и улыбнулись ей.
— Привет, девочки! Что я пропустила?
Все началось, когда Гвен была беременна Рейганой, и два самых важных мужчины в ее жизни решили одновременно подвести ее.
Первым был ее любимый брат Тедди. Гениальный, непростой мальчик Тедди вбил себе в голову, что он разработает лучшее лекарство от СДВГ, используя ресурсы своего преподавателя в Бостонском университете. У него возникли проблемы с финансированием будущего предприятия, он попросил Гвен спонсировать исследования, и она дала ему сто тысяч долларов. Она привыкла приходить брату на помощь. Когда их родители погибли, забота о брате стала ее обязанностью. Гвен вытащила Тедди из тюрьмы, когда его арестовали за вождение в нетрезвом виде, а он был настолько пьян, что не мог даже выйти из машины. Она оплатила ему терапию после того, как он позвонил посреди ночи и сказал, что собрал таблетки, их около сотни, и прямо сейчас они лежат у него на кровати и так и манят принять их все до одной. Деньги, которые она дала ему, могли помочь двинуться к чему-то, что его по-настоящему увлекало.
Когда, где-то в середине беременности, она позвонила брату, чтобы узнать, как дела, Тедди сказал правду: его уволили из-за обвинения в домогательствах, предъявленного научной сотрудницей, которая, как он клялся, сама строила ему глазки. По словам Тедди, никто не хотел ни работать с ним, ни хоть как-то поддерживать его. И что еще хуже, он уже спустил сто тысяч долларов, полученных от Гвен, на закупку сырья и материалов через сомнительные каналы, но теперь не может использовать свои запасы и вряд ли сможет вернуть ей деньги.
Всего через несколько недель отличился Кристофер. Гвен невинно вошла в кабинет мужа, чтобы спросить о записи на занятие по подготовке к родам, но он вскочил со своего места так, будто Гвен ткнула его раскаленным железным прутом, и быстро что-то выключил на компьютере.
Гвен была согласна даже на порно, даже на самое непристойное: юные чирлидерши обслуживают старых пердунов или какой-нибудь непонятный фетиш вроде фурри, но когда она открыла историю браузера, которую муж не успел стереть, то обнаружила, что Кристофер играет в онлайн-покер и уже спустил целую кучу их общих денег. С возрастом он все сильнее напоминал ей покойного отца.
— Больше никаких азартных игр, — строго сказала она, Кристофер божился, рыдал, валялся в ногах. Но внутри него скрывалась сила саморазрушения, и лишь вопрос времени, когда она найдет иной выход.
В течение нескольких недель Гвен чувствовала безысходность. По ночам она снова и снова вспоминала о доме в Коннектикуте, убаюкивая себя. Вместо того чтобы считать овец, она считала оконные проемы в скате крыши и цветущие магнолии на заднем дворе. Она видела дом во сне, это были такие сны, от которых не хочется пробуждаться по утрам. Если бы она только могла снова оказаться там, вернуть то, что потеряла за годы, прошедшие после смерти родителей, то, что не сумела обрести в особняке, который Кристофер испачкал своей золотой ложью. Гвен могла бы подарить дочерям такое детство, какое было у нее.
Однажды, на восьмом месяце беременности Рейганой, она оставила Роузи в детском саду, а сама, повинуясь какому-то порыву, купила билет до Уэстпорта, вызвала такси со станции и упрямо доковыляла до дверей их бывшего дома. Сердце заходилось в груди, пока Гвен ждала, ответит ли кто-то на стук. Все вокруг выглядело так же, как во снах, а может быть, даже красивее. Цветы в саду распускались и радостно тянулись навстречу весеннему ветерку. В воздухе пахло соленым океаном. Дверь открыл невысокий пожилой мужчина. Он хмуро смотрел на Гвен из-за приспущенных на носу очков, держа в руке незаконченный кроссворд судоку.
— Я здесь выросла, — объяснила Гвен. — Хотела спросить, не продадите ли вы мне дом.
Она очаровала его детскими воспоминаниями и своим огромным животом. Тем более он все равно подумывал о возвращении во Флориду. Цена, которую назвал новый хозяин, не была непомерной. Всего на миллион больше того, что Гвен получит при разводе с Кристофером, когда они продадут особняк, если расчеты верны. (Идиотизм с ее стороны — не заключать брачный договор и указать имя Кристофера в документах на дом рядом со своим, но когда они поженились, Гвен долгое время пребывала в розовых очках. Кристофер уже и без того столько вытянул у нее, но когда она попытается освободиться от него, он в итоге получит еще больше.) Она сказала мужчине, что свяжется с ним, и принялась думать.
Ответ пришел к ней не где-то, а в родильной палате, когда Рейгана прокладывала дорогу в мир. Пока Гвен стискивала зубы от боли, она думала о бессонных ночах, которые у нее были с Роузи, и тех, что снова предстоит пережить, о других измученных молодых матерях, с которыми познакомилась в детском музыкальном классе и прогулочной группе Роузи. Как и Гвен, они с трудом дотягивали до вечера. Оказалось, есть огромное количество женщин, которые одновременно испытывают любовь к своим отпрыскам и совершенно не справляются со всеми навалившимися заботами и бытом. Каждая из них переживала момент радикальных личностных изменений, они перестали быть звездами своей жизни, и их накрыло неведомое доселе беспокойство. Они понимали, что должны принять свою трансформацию безропотно, как положено «хорошим» матерям, сохраняя при этом отличную фигуру и продолжая ухаживать за собой так, как привыкли. Почти всех это немножко сводило с ума, а кого-то и действительно сводило. Время от времени кто-то из них совершенно не справлялся. Такие мамы сдавались, чем пугали всех до смерти. (Потому что их провал касался и всего остального в их жизни! Детей таких мам тоже изгоняли из рая, лишая доступа к тому, что они получили при рождении.) А что, если дать этим измученным женщинам крошечный толчок, подарить им немного спокойствия и выносливости, которые им так нужны?
