Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Да потому что вы не можете! У вас денег нет!

— Ах нет! Как бы не так!

— Мы же знаем, что нет! Ведь у вас отец бродяга.

Мы бросаем в сестер Суниайнен песком. Они отвечают тем же. Щиплет глаза. Я хватаю кусок доски и швыряю в них. Девчонки хотят догнать нас. Но они плохо бегают. Сестры кидают в нас камнями, но попасть не могут.

Мы не пойдем в цирк, это правда. Душа болит, прямо вся разрывается.

Мы бродим по площадке до темноты. Зажигаются огни. Красные лампы блещут, как горящие маки. Звездные арки пульсируют. Человеческие тени качаются в возникших на площади столбах. Из шапито доносится музыка, а в нос ударяет особенный запах, терпкий и душный. Это, наверное, пахнет лев.

— Или змея.

— Змеи же не пахнут.

Вильо выдумывает всякое, ему ведь только пять лет. Я смеюсь над ним. Какой-то мужчина начинает выкрикивать в микрофон:

— Фокусник! Лев! Африканский глотатель огня!

У брата округляются глаза.

— Огонь нельзя глотать. От этого можно умереть.

— Может, у него в горле какая-то трубка.

К воротам в свет прожекторов выносят большой помост. На него запрыгивает удивительный негр. Он без рубашки, в какой-то коротенькой шелестящей юбке. На шее звенят бусы и обручи. И зубы хищника, крокодила или гориллы. Покачивания бедер. Топот ног. Раскатистый белый смех. В руках у него труба, в которую он кричит:

— Абаба яллалей! Абаба яллалей! Африка зовет! Африка зовет!

Потом он исчезает в шатре. Нам не видно, что происходит внутри. Нам не видно, как выступают фокусник, женщина-силач. И ниоткуда не появляется добрый взрослый незнакомец, который склонился бы к нам и по-дружески спросил:

— Хотите ли вы попасть в цирк, дети?

Уже поздно, слишком поздно. Мама сидит дома и шьет, согнувшись. После того как она уже достаточно отругала нас, я осторожно спрашиваю ее о деньгах на билет, хотя заранее знаю, что она ответит.

— Мы не можем позволить себе такую глупость. И к тому же у нас в доме есть собственный фокусник.

Вильо плачет в постели. Я не плачу и решаю про себя, что мы обязательно пойдем в цирк. Каким образом? Я что-нибудь придумаю. Рассказываю об этом братишке на ухо, и он сразу же перестает всхлипывать.

— Абаба яллалей! Абаба яллалей! Африка зовет! Африка зовет!

Луна светит в окно. Я все еще не сплю. По луне ходит человек, тот, в черной рубашке, с морщинистым лицом. Он смотрит на меня и посыпает землю желтыми опилками, лунными опилками, лунным песком. Я стою посреди лунного поля, и мне холодно, сиротливо, как будто я сама луна или звезда в космосе. Я иду к земле по длинной световой дуге. Если я упаду с нее, то превращусь в звездную точку и улечу. Не сыпь свой песок, человек в черной рубашке! Иначе я упаду и улечу. Далеко-далеко…

— Ирья, проснись, Ирья!

Вильо еще не надел рубашку. Он уже встал. У него проступают все ребра, как будто там внутри грабли или какие-то прутья. У него что-то было с легкими. А теперь все прошло.

Выглядываю из окна. Листья падают с деревьев и бегут, гонимые ветром. Летят галки, светит солнце. Мама велит нам принести дров в баню. Огонь трещит и стреляет под котлом. Мама помешивает белье деревянной палкой. Щелочной камень трогать нельзя.

Нам приходится помогать ей в бане все утро. У Вильо не хватает сил, чтобы выжимать простыни. Пусть полощет полотенца. На двери бани надпись: Йелыв удов зи алток, инреваз нарк. Я нарочно написала задом наперед обыкновенные слова: «Вылей воду из котла, заверни кран». Все знают про розу, упавшую на лапу Азора, но никто не знает двух слов, известных мне. Это «топот» и «потоп».

Вилка пахнет селедкой. Ненавижу селедку. Набираю в ковшик воды, иду с вилкой к помойке и поливаю ее. Ем только картошку. На тарелке нельзя ничего оставлять, но Вильо все же оставляет. Мы торопимся. Еда в животе булькает, когда мы бежим.

Уже далеко за полдень. Ветер несет пухлые облака по краю неба. Полы шапито плещутся на ветру. Старичок с бородой возится перед вагончиком, прибивает молотком оторвавшиеся таблички. Дергаю Вильо за руку.

— Здрасьте!

— Здравствуйте, здравствуйте.

— Мы пришли узнать… А нет ли у вас какой-нибудь работы?

— Работы… для таких клопов… — говорит он. У него во рту гвоздь. Борода шевелится и подрагивает.

— Да. Чтобы бесплатно попасть на представление.

— Ох-ох-ох! Нет у меня такой работы. И даже обещать не имею права.

Он качает головой и вколачивает гвозди — руки у него большие, с выступающими венами. Мы отходим подальше. У Вильо оттопыривается нижняя губа.

Но я уже смотрю на следующий вагончик. На краю площадки женщина склонилась над тазом с бельем. Из него подымается пар. Все сегодня стирают. Крошечный прыщавый ребенок теребит женщину за платье. «А-а-а!» Чего он плачет? Я нахожу на земле соску и облизываю ее. «А-а-а!» Сую соску ему в рот, и малыш перестает орать.

— Здрасьте. Мы пришли узнать, нет ли у вас какой-нибудь работы.

— Ничего другого у нас и нет, — отвечает женщина.

Объясняю ей суть дела. Но она качает головой. Такой работы нет. И не предвидится.

— Пойдите спросите там, — говорит женщина, указывая рукой вперед.

На ступеньках вагончика сидит мужчина.

Тот, в черной рубашке, со сморщенным лицом. Тот, что рассыпает желтые опилки, звездный песок, звездный порошок, вызывая на душе холод и одиночество.

Он небольшого роста. Почему же я боюсь его, хотя он такой маленький и щупленький? Он сидит на ступеньках и ковыряет в зубах спичкой. У него изо рта вылетают мельчайшие щепочки. Он берет новую спичку, кусает ее и выплевывает огрызки на землю. Его глаза следят за нами, хотя он и не смотрит в нашу сторону.

— Здрасьте… Мы пришли узнать, нет ли у вас работы.

— Ах, работы!

Он отламывает ядовитый кончик спички, раскусывает ее пополам и ковыряется в каком-то заднем зубе. Прочистив его основательно, он выбрасывает спичку. Мужчина смеется. Я не знаю, почему он смеется.

— Ах, работы! Хорошо, найдется для вас работенка, — говорит он.

Он велит нам следовать за ним. Я беру Вильо за руку. Работа! Нам дадут работу!

Мужчина в черной рубашке ведет нас через кусты на склон. Там натянута бельевая веревка. Она привязана к двум кольям. На ней колышутся белые простыни.

— Стойте здесь, — распоряжается мужчина, — и держите колья, чтобы ветер не сорвал белье моей старухи.

— А мы потом попадем в цирк? — спрашиваю я.

— Точно попадем? — пищит Вильо.

— Да, да, — отвечает мужчина и начинает спускаться с холма.

— А как долго нам здесь стоять? — кричу я ему вслед.

— Пока белье не высохнет.

Из шелестящего кустарника раздается его приглушенный смех. Черная рубашка мелькает раз, другой, потом макушка. Он пропадает из виду.

Дует ветер. Мы вцепляемся обеими руками в колья. Вильо стоит на одном конце веревки, я на другом. Палки дрожат. Мы изо всех сил удерживаем их от падения. Ветер рвет веревку и хлопает простынями.

— Подумай только, Вильо, мы попадем в цирк!

— И увидим огненного человека.

— Глотателя огня. Он глотает огонь.

— А жар достает ему до живота?

— Наверное.

— Но ведь живот может сгореть.

— Не сгорит, там есть какая-то перегородка. Какая-нибудь огнеупорная пленка.

— Какая пленка?

— Ну такая… Из жести. Жестянка, а в ней вода.

Холодно. Ветер бушует и вертит все вокруг. Темные тучи клубятся за церковными шпилями. Интересно, где те кленовые листья, что мы вчера собрали? Сколько нам придется стоять? Тело покрылось мурашками. А ветер становится все сильнее и холоднее. Приходится еще крепче держаться за колья. Если мы будем плохо держать, ветер повалит их. И тогда придет человек в черной рубашке, рассердится на нас, и мы не попадем в цирк.

— Ирья…

— Что?

— Сколько нам еще стоять?

— Пока простыни не высохнут.

— А когда они высохнут?

— Не знаю.

Порывы ветра приносят с собой мельчайшую изморось. Наши рубашки намокают. Руки мерзнут. Ветер с воем пронизывает тело. Он чуть не поднимает нас и пытается вырвать колья и простыни. Мы удерживаем их, сжав зубы.

96
{"b":"834630","o":1}