— Я пробую бросить курить, — рассказывал Анттила, — но это трудно. Курение — грех, я этого не отрицаю. Расстаться с кофе было не трудно, а вот с табаком не могу. Я пробовал делать так: отдал пачку сигарет Аулису, и он каждое утро приносил мне две сигареты в университет, а если вечером уж очень хотелось покурить, приходилось проделывать путь до дома Аулиса, за сигаретой. Из этого ничего не вышло, Аулис нервничал, когда я заскакивал к нему каждый вечер и курил в присутствии его, некурящего, ну, и тогда я стал покупать вторую пачку и выкуривал ее тайком. Вначале я никому не рассказывал об этом, но потом стал испытывать такие ужасные угрызения совести, что никак не мог заснуть ночью и в конце концов пришлось признаться во всем перед другими. Одна только ложь — больший грех, чем курение.
— Я не могу сидеть на лекциях, — сказал Эркки.
— Но ведь тогда ты не сможешь упражняться в счете. Это плохо. Если проделаешь все упражнения в счете, тогда почти не надо будет учить ничего другого. Если выполнять все задания, то перед экзаменом надо будет лишь немного просмотреть материал.
— Не знаю.
— Послушай, давай пойдем вместе, и я тебя вразумлю.
— Ну что ж, пойдем.
Они поднялись и загасили окурки в больших наполненных песком пепельницах. Анттила пошел за одеждой, Эркки стоял в зале и ждал. Погода была промозглая, ветер, казалось, пронизывал тело холодом со всех сторон. Эркки старался шагать быстро, но на площади и на углу длинной улицы ветер прямо-таки свирепствовал. Они миновали старое здание почты и памятник философу Снельману, потом сразу же после улицы Лийсанкату свернули в подъезд. Лифт со скрипом опустился вниз. Они медленно поднялись на четвертый этаж. Хозяйка квартиры выглянула из двери на кухню, считая пришельцев. Эркки поздоровался, хозяйка захлопнула дверь. С кухни донеслись голоса, затем музыка по радио. В прихожей они повесили пальто на вешалку и вошли в комнату. Там стояла кровать, стол у окна, перед столом стул. Анттила сел на кровать, Эркки на стул.
— Сварить кофе?
— Пожалуй, можно выпить одну чашку. Мне позволительно выпить в день две чашки, это не считается грехом, сегодня я еще не пил кофе.
— А что, если выпьешь в день чашку, тогда на другой день можешь выпить три? Или не пить кофе целую неделю, тогда за день накопится четырнадцать чашек?
— С такими вещами не шутят.
Эркки взял со стола кофейник и, заглянув внутрь, вышел в переднюю, оттуда в клозет и выплеснул гущу в унитаз. Налил кофейник водой из кухонного крана. В комнате Эркки поставил кофейник на электроплитку на полу под окном и воткнул штепсель в розетку в стене. Затем стал приготавливать бутерброды из французской булки. Булка лежала на подоконнике за занавеской, масло за открывающейся рамой. Он развернул свертки, сделал бутерброды, снова положил свертки на старое место.
— Вечером у нас собрание. Как бы все обрадовались, если б и ты пришел. Ну хотя бы просто поговорить. Будет не какое-то особое собрание, речь пойдет лишь о делах веры и милосердия. Вот бы все обрадовались…
— Ладно, если просто поговорить…
— Разумеется, мне хотелось бы, чтоб и ты нашел какую-то основу в жизни. Тогда тебе было бы легче выбиться в люди. Все пошло бы замечательно.
Когда вода в кофейнике закипела, Эркки взял пакетик и чайной ложкой насыпал кофе в кофейник, дал кофе вскипеть несколько раз, затем поставил кофейник на застланный газетой стол, чтобы кофе отстоялся. Анттила принес стакан воды и каплями стал подливать ее в кофе. Эркки налил обоим прозрачного кофе, а гущу себе и обратно в кофейник.
— В математике я разбираюсь, а вот в физике нет. Вещи разнимают на мелкие кусочки, которыми потом объясняют некое целое. Они не могут объяснить целое, а лишь его части. И так в каждой вещи, — сказал Эркки.
— Надо изучать законы природы.
— Так ли?
— Послушай, в конце концов все наши земные дела — это не так уж важно. Изучай их сколько душе угодно, хоть наизусть. Есть кое-что поважнее.
Эркки налил две чашки, закурил и предложил закурить. На третью чашку кофе не хватило.
— Обещаешь прийти вечером? — спросил Анттила.
— Пожалуй.
— Мы собираемся в моей комнатушке в студенческом общежитии. Около восьми.
— Я приду.
— Приходи обязательно.
Анттила взял свой портфель и вышел в переднюю. Эркки встал, чтобы помочь ему одеться. Хозяйка квартиры выглянула в щелку и быстро прихлопнула дверь, когда увидела, что на нее смотрят.
— Ну, до вечера, — сказал Анттила с площадки.
— Ладно, ладно.
Хозяйка открыла кухонную дверь, когда входная закрылась. Она вышла в переднюю, — маленькая, низенькая, — и сказала:
— Когда приходят гости, с улицы в комнаты несут слякоть и всякую заразу. Не то чтобы к вам много ходили, но так, на будущее, чтобы в квартиру попадало меньше грязи. Вы, конечно, понимаете?
— Понимаю.
В половине восьмого Эркки отправился на духовное собрание. Надо было пройти улицу Лийсанкату, через парк Кайсаниеми и вокзал к улице Маннергейма. По пути он особенно внимательно всматривался в лица людей, идущих ему навстречу. Все они были разные. В парке он изучал деревья и кусты; они были так непохожи друг на друга. Вглядывался он и в птиц; на земле лежали камни и прошлогодняя трава. На них он тоже смотрел очень внимательно. По городу он шел своим особым путем — придумал такую игру, чтобы из кварталов составлялись прямоугольники, прямоугольные треугольники или другие геометрические фигуры. При этом он мог сказать в любую минуту, по какой части фигуры идет.
Когда прозвонил звонок, Анттила открыл дверь.
— Ну, пришел-таки, — улыбнулся он.
— Я же обещал.
— Иной раз приходится раскаиваться в своих обещаниях.
Анттила взял у Эркки пальто и повесил его на вешалку в передней. В комнате было трое ребят, один из них Матти Саарихо. Анттила представил двух других и усадил Эркки на кровать. Он предложил ему брусничного сока. Саарихо сел на кровать, подергал Эркки за рукав свитера и спросил:
— Как у тебя с верой? Как у тебя с верой? Отвечай, как у тебя с верой?
Эркки начал разбирать смех. Саарихо рассердился и, отойдя к окну, сказал:
— Покайся, не то я буду вынужден приговорить тебя к пребыванию в аду.
— Прямо так сразу? — спросил Эркки.
— По Библии нам дано право отпущения грехов. Если ты не признаешься в грехах и не принесешь покаяния, я не отпущу тебе их. Нам вручены ключи от царства небесного. Так написано в Библии, если ты нам не веришь.
— Не верю.
— Ты не веришь слову Библии? — удивился одни из присутствующих.
— Все это видела пророчица из Оулу и поручила нам известить об этом всех грешников.
— Десять тысяч праведников — это поразительно много, столько не собрать. А если не отыскать, все погибнут. Но сейчас еще не поздно, — сказал Анттила.
Саарихо вернулся к кровати, снова сел и снова потянул Эркки за рукав свитера. Он тыкал пальцем в ребра Эркки и все твердил:
— Обратись в веру, обратись в веру, обратись в веру.
Эркки встал и пошел к двери. Один из тех, кто сидел на стульях, пытался схватить его за рукав, но это ему не удалось, вдруг все закричали о Страшном суде, вечных муках и скрежете зубовном. Эркки открыл дверь в прихожую. На вешалке он не сразу отыскал свое пальто и шапку среди других. Те, что остались в комнате, с торжествующим видом плевали на пол прихожей и орали:
— Ад и вечные муки, ад и вечные муки!
Эркки выскочил в коридор и бросился бежать. Двери в коридоре открывались, и люди, высунувшись из них, смотрели ему вслед.
4
В марте отец прислал письмо, в котором писал, что у матери обнаружили опухоль в желудке. На пасхальные каникулы Эркки поехал домой. Мать стала совсем маленькой, точно усохла. В середине мая отец позвонил, что она скончалась. Эркки сдал комнату и отправился домой.
Похороны были назначены на ту же неделю. Из-за теплой погоды тело умершей перенесли в церковный морг, и гроб забили. Желавшие проститься с покойной заблаговременно начали собираться перед церковью; человек от похоронной конторы принес венки и цветы, ими украсили часовню для отпевания покойников и стали ждать гроб. Священник прибыл на черном «рекорде» и, поставив его у церкви, подошел к отцу и прошептал ему, чтобы выносили гроб. Отец собрал людей, и шестеро мужчин спустились в подвал. Человек от похоронной конторы отправился вместе с ними и показал, как лучше просунуть лямки под гроб, как лучше взять их на плечи и держать.