— Он сказал, что программа еще не кончилась, — перевел Теро. — Выпьем и еще закажем.

Едва официант донес стаканы до их стола, занавес с шуршанием стал снова раздвигаться.

Ханнеса разбудил телефонный звонок.

«Мулари, Мулари», — только и смог сказать он. С трудом он добрался до ванной. Голова разламывалась, будто по ней били молотком, — нечасто, но сильно. Ханнеса удивляло, что он совсем не помнил, как вернулся в гостиницу. Раньше, когда память изменяла после попойки, она все же сохраняла частицы событий — не то, что сегодня. Ханнес проверил бумажник — больше половины швейцарских франков истрачено. Миркку взяла их в долг в банке, чтобы Ханнес смог привезти домой часы с кукушкой — они значились первыми в списке, которым снабдила Ханнеса жена. Ханнес поглядел в зеркало и подумал, что кукушку он уже купил, может, на часы еще хватит.

Стоя десять минут под душем, он пускал то холодную, то горячую воду. На брюках Ханнес обнаружил белое пятно, он забросил их на полку, натянул прежние, с двумя стрелками. В дверь постучали — то был Хуусконен.

— Теро велел проверить, встал ли ты.

— Заткнись, — огрызнулся Ханнес.

Конгресс по охране водного пространства проходил в нижнем зале гостиницы. Потолок в зале, будто рыбья чешуя, был сделан из какого-то светлого материала. Маленькие светильнички с золотыми обручами были беспорядочно натыканы в чешую — местами густо, местами по одному-два. Столы расставлены в форме большой подковы, в открытом пространстве которой, перед высокими, до потолка, окнами размещались столы президиума. Взад-вперед сновали люди с портфелями в руках, звучала разноязыкая речь.

Теро помахал Ханнесу и Хуусконену с правого края стола президиума.

— Где остальные? — спросил Ханнес.

Теро отпил минеральной воды, прежде чем ответил:

— Если б знать…

Хуусконен пояснил:

— Я стучался во все двери. Из комнаты Вянянена слышался женский смех. — Кивнув на Ханнеса, продолжал: — Этого добудился.

— Я уже давно встал, — заметил Ханнес, потом сел, примерил наушники, отпил минеральной.

Бородач за столом президиума стукнул деревянным молоточком и понес что-то по-французски. Ханнес отыскал в наушниках канал с переводом на английский — переводчик говорил слишком быстро, ничего не разобрать.

Двое в черных костюмах роздали делегатам таблицы с изображением каких-то графиков и квадратов. Председательствующий поднял один из этих бланков и что-то пояснил.

— Что он сказал? Что с этими бумагами надо делать? — спросил Ханнес у Теро, который был в таком же затруднении.

— Потом узнаем, давай помолчим и послушаем.

Но тут эти бумажки начали собирать, и Ханнес всполошился:

— Они же унесут их.

— Напишите на них быстро фамилию, адрес и индекс страхового полиса, — поучал остальных Теро.

— Может, написать с краю — Финляндия, — предложил Хуусконен.

— Пишите, — одобрил Теро.

Мужчина взял у Ханнеса документ, прочитал его с важным видом. Ханнес испустил вздох, когда тот одобрительно кивнул.

В середину столов-подковы прошел человек, скомандовавший погасить в зале свет и опустить на окнах шторы. Он вертел какие-то ручки проектора, жестикулируя, что-то объяснял.

— На каком языке он говорит? — допытывался Ханнес.

— Кажется, на итальянском, — предположил Теро.

Ханнес снял наушники.

— Ничего не понимаю по-английски.

Теро кивнул:

— Плохой перевод. — Отпив минеральной, он продолжил: — Давай послушаем, как-нибудь разберемся.

Итальянец закончил свой доклад в одиннадцатом часу. Председатель объявил перерыв. Делегаты перешли в соседнюю комнату, где на покрытых желтыми скатертями столах стоял кофе.

— Я не очень понял, что говорил этот итальянец, — мучался Ханнес.

— Я, пожалуй, тоже… не совсем… — чувствуя неловкость, ответил Теро.

— У меня сложилось впечатление, что он говорил о порожистых реках и рыбе, — сказал Хуусконен.

Теро быстро вставил:

— Это и я понял, — а в деталях не разобрался. Переводчик никудышный, так плохо говорит. Заменить бы его. Надо в президиум пожаловаться.

Заседание продолжили. До обеденного перерыва выступило еще несколько человек. Некоторые из них говорили с трибуны. Ханнес был раздосадован — он не понимал содержания их докладов.

— Когда твое выступление? — спросил Ханнес у Теро.

— Сначала послушаю, потом решу.

— А тему продумал? — допытывался Хуусконен.

— У меня их несколько.

К вечернему заседанию объявились Пулли, Каке и Сайкконен. Пулли с похмелья еще весь трясся. Сайкконен объяснил свое отсутствие внезапным расстройством желудка. Только Каке пребывал в прекрасном настроении.

— У тебя в номере была женщина? — зашептал Ханнес.

— Была, и у тебя могла быть, если б дал мне там, в казино, все сказать.

— Это как же?

— Когда говоришь на русском вперемешку с аландским и шведским, к тебе и интерес больше. А эти, хоть и шлюхи, не любят, чтобы их тискали да разглядывали в ресторане.

Ханнес перевел дыхание.

— Хватит, к черту… А другие видели?

— Видели, смеялись. Теро хотел разогнать нас, но ты едва его не побил.

Ораторы сменяли друг друга. Подуставшая финская делегация пыталась вникнуть в тексты, лежавшие грудой перед ней. В четвертом часу Теро сгреб бумаги и отправился в гостиницу.

— Там ознакомлюсь подробнее. А вы сидите здесь.

В половине четвертого Теро вернулся сказать:

— Я забыл объявить, что сразу после ужина соберемся обсудить вечернюю программу.

На другой день финская делегация прибыла в зал заседания только после обеда. Теро нес пачку документов, остальные — черные папки. Председатель сменился. Человек, записывающий желающих выступить, говорил по-английски. Каке, как мог, переводил речи выступающих.

— Сейчас говорят об ущербе, который наносит сплав… Этот толстый мужик требует, чтобы в приходах были уполномоченные по охране водного пространства… А эта визгливая баба вроде бы против толстяка… Нет, она его тоже поддерживает…

За обедом Каке попросил у Теро разрешения не приходить на вечернее заседание. У Сайкконена снова появились боли в животе, и он тоже исчез. Теро, Хуусконен, Пулли и Ханнес остались на вечернее заседание. Голова Ханнеса еще гудела с похмелья, но на душе было хорошо: он помнил теперь все, что было накануне вечером. Деньги, до последнего франка, ушли, но Хуусконен обещал одолжить ему для покупки подарков домой. После ужина все собрались в комнате Теро «подвести итоги», как сказал руководитель делегации. Они выпили Бакарди и отправились в город. Посетив несколько полупустых пивных баров, заказали такси. «В казино», — скомандовал Теро.

— Распрекрасный денек, — заключил Хуусконен в дверях казино.

«Прощайте, последние франки», — промолвил про себя Ханнес.

Ханнес приплелся на заседание после десяти — остальных финнов еще не было. Сидевший рядом с ним руководитель делегации Франции понимающе улыбнулся, когда Ханнес сорвал пробку с бутылки минеральной воды и выпил ее прямо из горлышка. Через четверть часа появился Теро — бледный как смерть. «Проспал немного», — пояснил он. К обеду подошли остальные, но все чувствовали себя отвратительно. У Каке на шее виднелись синяки.

Ели молча и без аппетита.

— Остается еще один день, — сказал Ханнес.

Теро даже вздрогнул:

— Действительно.

После обеда на трибуну взобрался оратор, сказавший длинную речь на английском. Две женщины раздавали какие-то анкеты с вопросами.

— Что с ними делать? — мучался Ханнес.

— Напишем опять фамилию и адрес, — ответил ему Теро.

Человек на трибуне начал медленно, тщательно выговаривая слова, читать какой-то текст. Каке заинтересовался:

— Послушайте, очень важно.

Ханнес пытался вникнуть в эту декларацию — многое было непонятно. Когда выступающий закончил, Каке сказал:

— Теперь пора нам в туалет.