Правда, такие здания, как Музей Западной Индии, как Управление железных дорог, страдают вычурностью, налетом той слащавости, которая порывает с классической традицией. Узнаешь минареты Тадж-Махала, его купол, его арку, но с бременем досадных довесков, заслоняющих местами ясность и благородство линий. Есть здания и вовсе безвкусные, напыщенные.

Не о них я хочу сказать. В Бомбее много жилых домов удивительной красоты, словно целиком завернутых в кружева. Балконы и веранды закрыты от солнца ставнями, жалюзи, циновками — ведь здесь в квартире берегут не тепло, а прохладу. Так образуется сплошная обшивка дома, затеняющая, но доступная ветру. Если искать шедевры индийской резьбы по дереву, так именно здесь! Стоишь перед фасадом, стоишь долго — и находишь все новые чудесные детали в «кружеве», все новые ухищрения умельца.

И есть еще сооружения, более скромные по размерам, но без них Бомбей не был бы Бомбеем. Я говорю о фонтанах. Их множество, и нет среди них двух одинаковых. Вода бьет из пасти льва или тигра, из кувшина в девичьей руке или из утеса, ее охраняют крылатые быки Ассирии или боги Египта, сказочные воины, птицы, нимфы…

Не только восточное уважение к воде, дарующей жизнь, вложено в фонтаны, но и уважение к бедняку, который пьет из него или полощет свою залатанную рубашку, а потом уснет тут рядом, на асфальте, под шепот струй.

Я еще ничего не сказал о людях Бомбея, принесших в город со всех концов Индии свои надежды и горести, свои песни и молитвы, свое богатство и нищету.

Да, и нищету. Обходить ее молчанием нельзя — напротив, надо полным голосом говорить о бедствиях, причиненных колониализмом великому народу.

Вы помните, мы в Джакарте остановились под деревом, где уличный ресторатор снял с плеча свою кухню — жаровню, кастрюлю с рисом, папайей, бананами, банки с красным и белым сахаром и разными специями. А сейчас перед нами, в Бомбее, его индийский собрат. Подойдем к нему! Ведь товар бывает красноречив, он может рассказать и о хозяине, и о покупателях.

В Бомбее деревьев мало, тени на всех не хватает, и разносчик стоит на солнцепеке. Он в чалме, на нем поношенная, но опрятная холщовая одежда. Чем же он торгует? Нет, вы не увидите ни банок с приправами, ни салата, ни папайи в масле, ни кофе. Меню состоит всего из двух кушаний, и помещаются они в большом круглом решете, на треноге. Тут арахис и зерна гаоляна.

У лотка покупатель. Он тоже в белом, самый бедный человек не забывает стирать свою единственную рубашку. Черты лица у него резкие, и поэтому оно кажется недобрым. Но это с первого взгляда. Лица здесь вообще необычайно фотогеничны, — коли усы, так чернее и представить себе невозможно, коли зубы в улыбке, так белее белого.

Деньги у человека в узелке, несколько медных ромбиков. Он вынимает один. По всему видно, больше он сегодня истратить не может. На орешки он старается не смотреть: это для него слишком роскошное угощение. Он покупает зерна. Лоточник берет щепотку и кладет в ситечко с песком. Под ситом тощее пламя коптилки. Две-три минуты — и еда готова, обжаренные в горячем песке зерна просеиваются, и лоточник высыпает их в кулек или прямо на ладонь клиента. Пожалуй, домашняя птица получает больше зерна, чем этот человек.

Расспросите его, и он скажет вам, что никогда не покинул бы родную деревню, если бы не голод. Где он живет в Бомбее? Постоянного адреса нет. Сегодня он думает пойти на Майдан. Это обширная зеленая площадь, окаймленная пальмами, днем заполнена играющей детворой, а вечером никто не запретит лечь там на газон. В Бомбее нет надписей «траву не мять». Травяное ложе, вода из фонтана — в этом Бомбей не отказывает.

Вечер. Вспыхивает малиновый неон ресторана «Волга» с лихой русской тройкой в витрине. У хозяина индийца для гостей, кроме жгучего жаркого с «кэрри», кроме бифштекса, есть «яйцо по-русски» — крутое, в салате и с майонезом. Полыхает фасад кинотеатра. Тоненькое пламя горелки на лотке с зернами едва заметно, однако оно горит и, возможно, из всех огней Бомбея погаснет последним. Но и тогда торговец не уйдет отсюда, он раздвинет помятую железную кровать и ляжет тут, рядом с лотком.

Его торговля — тоже нищета, только немного повыше рангом.

Утром приезжему кажется — стихийная катастрофа обрушилась на город. Люди, живущие на улице, вызывают у приезжего прежде всего тревогу. Что произошло— наводнение, пожар? Похоже, все, что уцелело у них из имущества, — это чайник, греющийся на огне, разведенном в ямке, да одежонка, повешенная для просушки на сук или на ограду сквера.

Ветер шевелит листву, блики падают на бронзового джентльмена в шлеме. Он как будто презрительно усмехается. А потомки его в Лондоне, потерявшие в Индии посты, оклады, злорадствуют очень явственно. Ждали, что забудете про голод!

На самом деле сейчас в Индии голодает гораздо меньше людей, чем при англичанах. Но нельзя разом устранить зло, порожденное веками угнетения. В Бомбее росли фабрики, вытягивались улицы, а за его порогом оставалось нетронутым все — и власть феодала-раджи, и первобытный сельский труд.

В Индии нет такого запаса свободных, тучных земель, как в Индонезии или на Цейлоне, природа не столь щедра. Тем труднее земледельцу, тем меньше урожай, которым он должен кормить себя и горожанина. Страшные засухи, опустошительные разливы рек, постигающие Индию, застают деревню почти беззащитной.

Нельзя сказать, что в Бомбее нет работы. При англичанах не строилось, верно, и десятой доли того, что воздвигается сейчас в первом промышленном городе республики. Я не стану утомлять читателя цифрами, достаточно назвать новые поселки для рабочих и служащих, только что открывшийся Технологический институт с корпусами общежитий, атомный реактор на острове Тромбей, названный «Апсара», то есть «Плавающая нимфа». Да, работы много, и все же ее мало для сотен тысяч, устремляющихся в Бомбей.

Их вытеснили если не стихийная беда, то извечное сельское малоземелье. Что же с ними будет завтра?

Многие станут рабочими. Среди индустриальных новостроек индийских пятилетних планов хорошо известен бомбейцам завод в Бхилаи — металлургический гигант в глубине страны, сооруженный с помощью советских специалистов.

— Спасибо вам за Бхилаи!

Это мы слышали нередко. И понятно, ведь в Бхилаи индийцы увидели друзей, узнали их в быту, в работе. Может ли быть лучшая проверка дружбы? Около шестисот индийских рабочих и инженеров побывали на заводах в Советском Союзе. Русские не скрытничают, как это делают частные иностранные фирмы. Русские обучают индийцев.

Конечно, руки нужны и в деревне. Земли мало, и, следовательно, выход один — лучше использовать ее. Я не расскажу о деревенских кооперативах, которым республика помогает орудиями, семенами, удобрением, я не видел их. Но я видел «Молочную колонию» возле Бомбея.

Тысячи коров и буйволиц в чистых, оборудованных новейшей техникой скотных дворах, вереницы автоцистерн с молоком, катящие в Бомбей, — все производит внушительное впечатление. Я разговорился с рабочими фермы. Один прежде голодал в деревне, на крохотном наделе, другой скитался в поисках работы, спал на траве в парке. Кто избавил их? На чьи деньги создана ферма? Не ищите имя владельца, ферма принадлежит республике.

— Теперь вы привыкнете пить молоко, — сказал я одному бомбейцу-рабочему.

Он засмеялся:

— О, мы ничего не имели против него и раньше… Оно просто было не по средствам.

И фрукты дорогие. К зернам бедняк иногда прибавит один банан. Не больше! Лучшие сорта, например, коротенькие, сливочно-нежные «королевские» бананы, бедняку так же недоступны, как ананас и манго, как яблоки, привозимые из Кашмира.

Климат позволяет Индии собирать три урожая в год. И недалеко то время — индийцы твердо верят в это, — когда страна не только перестанет ввозить продукты питания, но сможет кормить миллионы людей за своими рубежами.

Мы на обыкновенной бомбейской улице. Не у мраморных подъездов Форта, не у вилл Малабарского холма. Улица уводит от магистрали, запруженной пешеходами и машинами, залепленной рекламой. Это улица-базар, не менее пестрая, чем в Японии, и куда более разноликая. Нижние этажи высоких домов, утопающих в деревянном кружеве веранд, заняты мелкой торговлей и ремеслом. Сверкает мастерская медника. Словно флаги, плещутся яркие ткани над прилавком мануфактурщика. Каким образом цельный, длинный шестиметровый кусок превращается в сари, уразуметь не трудно — почти все женщины в Бомбее ходят в этом чудесном национальном наряде. Смотрите, ткань обертывается вокруг бедер, образуя длинную складчатую юбку, и, закинутая через плечо, пышно развевается за спиной.