— Нет, — отвечали мне. — Нет, нет! С какой стати! Места у нас достаточно.

И верно, Джакарта не имеет естественных границ. Горы далеко. Нет и водных преград. Город свободно растет вширь. Если вы желаете посмотреть, каков ведущий стиль Джакарты, надо отправиться не в старую, прилегающую к морю часть города, где сохранился староголландский дух, и не в центр, а на южную окраину. Раньше она называлась «Мейстер Корнелис» в честь плантатора, основавшего там свою загородную усадьбу. Теперь широкие улицы ведут к аэропорту Кемайоран и прямо на юг, к синим глыбам далеких гор. От улиц ответвляются узкие переулочки, затененные садами, как в дачном поселке.

Здесь вы можете найти постройку простейшего, сельского типа. Соорудить ее — дело недолгое. Яванец вбивает четыре столба, затем… Но об этом потом, когда мы поедем в глубь острова. Сейчас обратим внимание на новые здания. Они двух типов: коттедж и двух-трех-этажный дом на десяток квартир, тоже среди зеленых насаждений. Окна широкие, так как защищаться надо больше от сырости, чем от солнца. Пусть ветер как можно лучше продувает жилье!

Уютнее, конечно, в коттеджах. Одни построены государством, другие — рабочими, на ссуду от казны. Эти попроще. Саманные стены, бамбуковый пол. Но циновки на Яве не заменяют мебель: в столовой стол, стулья, а в двух спальнях — для взрослых и для детей — узкие, не очень мягкие яванские кушетки. Выход во двор через кухню, маленькую, с керосиновой печкой, со связками перца и лука.

Хозяин дома, мастер дорожных работ, показывает на два портрета — Сукарно и Хрущева.

— Дружба, — говорит он по-английски и силится найти еще слова. Не беда, сказано самое главное.

Над головой раздается странное пощелкивание. На потолке ящерица, зеленоватая, пухленькая, немного крупнее европейских ее родичей. Откуда она взялась в доме? Вопрос неуместный, это животное столь же домашнее, как собака или кошка. Не бойтесь, проворный чичак не сделает вам ничего плохого. Посмотрите, как он ловко хватает мух, комаров, пауков, и вы поймете, какой он хороший. Сейчас я прощаюсь с хозяином, а чичак застыл и смотрит на меня глазками-бусинками.

Куда теперь? Снова на улицу, на кипучую улицу молодой столицы. Солнце прожгло тучу, выпало из нее, его лучи вертикальны, и вы, кажется, чувствуете их тяжесть. Словно раскаленная гиря ложится на плечи. Что ж, встанем под дерево. И полюбопытствуем прежде всего, что делается в тени этого гиганта, бедным родственником которому приходится наш комнатный фикус.

Пахнет пряной едой. Что предлагает нам бродячий ресторатор? Он только что опустил свою ношу, вытер пот со лба, прислонил к стволу дерева коромысло. Чай? Кофе? Сию минуту, вот только разжечь керосинку… А пока вы можете съесть порцию риса, сдобренного молотыми орехами и красной, огненной подливкой. Или «гаду-гаду» — тоже очень популярное здесь блюдо. Это салат из пяти сортов овощей, свирепо наперченный. Но, может быть, вас больше привлекают жареные плоды папайи? Они уже шипят, исходят пузырями в кокосовом масле.

Тарелок нет, их заменяют листья банана. Берите обрывок листа с едой на ладонь, садитесь тут же рядом на корточки и кушайте на здоровье. У соседнего разносчика вы можете купить бутылку содовой, фруктового сока или просто стакан холодной воды. Напитки, заметьте, подаются со льда, и, чтобы вы могли продлить наслаждение в жаркий день, вам дадут соломинку.

Под деревом вы найдете и духовную пищу. Сумка газетчика набита битком. Люди останавливаются у фотовитрины, отражающей новости страны. Прибытие парохода, заказанного в Польше, конференция женщин, открытие сельскохозяйственной выставки, новые образцы изделий из батика…

Тень дерева простирается далеко по мостовой, этим воспользовались бечаки и устроили тут стоянку. Из пейзажей, намалеванных на кузовах, редкий обходится без горы. Горы зеленые, горы в дымке, террасы рисовых полей. Пестрота имен: тут яванское, там арабское, а то и китайское. В Джакарте много китайцев.

Поток пешеходов, сталкиваясь с говорливым стойбищем бечаков, распадается на ручейки. Идут служащие столичных учреждений в белоснежных рубашках, в хорошо отутюженных брюках, озабоченные, спешащие. О нет, из них никто не протянет руку за гаду-гаду! Всем своим видом они осуждают уличную торговлю, мутные стаканы, потрепанные подушечки на сиденьях бечаков.

Идут женщины. О них я не могу говорить без восхищения. Индонезийка хороша и в блузке из нейлона, и в саронге, но, конечно, последнее ей особенно идет, так же как японке кимоно. Бедра и ноги охватывает батиковая ткань. Заправленная за пояс, она собрана спереди в складки. Это и есть саронг. Поверх него — кофта с длинными рукавами, сшитая в талию. По сравнению с кимоно, которое затянуто поясом, здешняя одежда свободнее, но отнюдь не портит стройную фигуру.

Среди батиков вдруг мелькнет ситец. Да еще какой! В цветочках, совсем-совсем московский. И покрой платья до того наш, что, кажется, женщина вот-вот заговорит по-русски! Иллюзия была бы полной, если бы не особая легкость походки.

Перенесем взгляд за черту тени, туда, где по разогретому асфальту движется транспорт. Бечаки, автомашины всевозможных марок и возрастов, в том числе ветхие, тарахтящие — явные трофеи, отбитые у колониалистов, обкатанные еще на поле брани. Да, в республике мало моторов! А вот извозчик — две миниатюрные лошадки везут легкий экипаж, вызывая в памяти наших пони, катающих ребят в зоопарке. У пассажира, сидящего под квадратным навесом, на коленях клетка с певчей птичкой. Едет, наверно, с птичьего базара.

Одинокая повозка, запряженная быками, стайки велосипедистов. Черные, непокрытые головы, блестящие, гладкие волосы. Здесь, как видно, не боятся солнца. Мужчины постарше, те носят черные фески «коплах» или шляпы. Разные шляпы: из полотна и из волокна или луба, широкополые, купола и конусы.

Не пора ли расстаться с тенью! У меня на голове холщовый картуз с длинным козырьком, наподобие жокейского, купленный в Шанхае. Самая верная защита от солнечного удара — пробковый шлем, но, к сожалению, их в продаже нет.

Вывески, рекламные плакаты на столбах. Один раз мелькнуло голландское «Модехюс» — ателье мод. Реклама пива «Анкер» — голландская фирма, национализированная республикой. Американские автопокрышки, японские рубашки, обувь Бати, обосновавшегося где-то в Бразилии. А там «Фольксваген» — тоже слово из европейского далека, призыв покупать западногерманские малолитражные машины. Кажется, видишь многоликую толпу иноземных торгашей. Каждый норовит зазвать Индонезию, силится перекричать других. А вот на высоком шесте табличка с надписью «Демо Аримби». Это реклама другого рода, реклама религиозной секты. Вас приглашают помолиться богине Аримби.

Мусульмане отворачиваются. Аримби — богиня индуистского происхождения, упоминаемая в Махабхарате. Сектанты ждут от нее всяких благ и прежде всего богатых урожаев риса. Так на улице Джакарты на нас пахнуло Индией.

За витриной магазина — серебряные ларцы, статуэтки из слоновой кости, фарфор. Товары для приезжих, которых, впрочем, мало, и торговля идет плохо. Владелец, спасаясь от духоты, стоит на пороге.

Рядом — еще магазин-музей. Потом магазин с галантереей: галстуки из змеиной кожи, рубашки из батика. Ларьки тоже есть, но, по-видимому, большая часть мелкой торговли — на плечах разносчиков. К подъезду кинотеатра вереницей подкатывают бечаки, тут идет картина «Мадам Белый Уж», снятая не то в Сянгане, не то в Сингапуре. На фасаде искаженное злостью лицо женщины. Оно — и на плакатах в окне. Два чичака прогуливаются по стеклу, прилипая к нему ворсистыми присосками лапок. Перебежали на плакаты, постояли и кинулись прочь: мадам Белый Уж им не понравилась. Мы тоже не почувствовали к ней симпатии и двинулись дальше.

Высоко над крышами взметнулся бумажный, ярко раскрашенный змей. Где-то держит его за бечевку мальчуган, невидимый отсюда. Змей — тоже неотъемлемая деталь Джакарты, как чичак, как закусочная под деревом, как продающиеся рядом с ней картинки, вышитые соломой на черном картоне.