Тогда, сняв стеклянную полку с этажерки, он с размаху ударил ею по стенке шкафа — она разлетелась в пыль и дребезги. Он выбрал крупный осколок, завернул его в тряпицу и с нажимом провел острым краем по мускулистой ветке на окне. Порез запузырился кровью. Кружащие вокруг пылинки тут же налетели и осели на него, как облако красного гнуса. Через пару секунд они разлетелись, а мясная коряга снова выглядела целой.

Он скрипнул зубами от досады. Чтоб отвлечь мошкару, он глубоко всадил стеклянное острие в плоть другой ветви и провернул внутри раны. Насекомые облепили ее. Но от осколка остался только обмылок, словно стекло годами стачивали прибой и галька — резать таким не получится.

Он подобрал осколок поменьше и быстро, пока рой сидел на глубокой ране другого древа, отпилил тонкий конец одной из ветвей. Стекляшка в его пальцах рассыпалась пургой. Сжав зубы от отвращения, он взялся за мясистую ветвь и потянул было на себя, но по ушам ударил вой миражей. Он отдернулся, но затем пересилил себя и снова ухватил щупальце. Ему удалось отодрать его от окна и закрепить в изгибе костяной коряги слева, хотя оно сопротивлялось, напоминая по силе чью-то ногу. В живой решетке освободился небольшой лаз.

Задержав дыхание, Орфин высунулся сквозь него. Для этого пришлось буквально нырнуть в объятья лоз. Они заскользили по животу, спине, плечам — в ушах зазвенело, и настырный рой образов попытался ворваться в разум. Он едва выдержал этот шквал, сохраняя фокус на реальности. Но за окном его ждало разочарование. Внизу шла отвесная стена из мускулатуры и кровавых сгустков, под которой простиралась бездна — безнадежное ничего.

Мрачно цыкнув, он вернулся корпусом в камеру и брезгливо отряхнулся. Цепень успел полностью исцелиться, а мошкары, кажется, стало вдвое меньше. Что ж, первая идея не увенчалась успехом. Ладно.

Ясно одно: он не хотел оставаться пленником, прикованным к инвалидному креслу собственным страхом. Единственное, что на самом деле удерживало его в архиве — это проклятые миражи, которые фонили, стоило сойти с паркета на местный пол. Сопротивляться им минуту или две — ладно. Но дольше?.. Он не знал, сколько выдержит, но оставалось только одно — проверить.

Он ступил на кровавую почву, и вверх по ногам пронесся неприятный гул. Каждый корень, каждая ветка, на которую он вставал, тянула свою монотонную ноту, и вместе они заполняли тело вопящей какофонией. На краю сознания мелькали рваные тени галлюцинаций, но Орфин сохранял фокус на реальности.

Вокруг пульсировали плотные комки сосудов и мышц, жировые сгустки и сеточки нервов. Целый мир этой дряни. Узкий коридор, уходящий от склада, целиком сплетался из внутренностей.

Орфин сумел отойти от выхода метров на двадцать, когда дикие образы начали врываться в мысли. Он бросился обратно к архиву, рухнул на диван и вдохнул тишину, как свежий воздух. Немного переведя дух, снова шагнул на корни. В этот раз нужно пройти дальше.

Так он и практиковался, одна вылазка за другой. С каждой попыткой игнорировать вопли древ удавалось всё лучше, пока наконец Орфин не довел навык почти до автоматизма. Он по-прежнему внутренне кривился от диссонанса, касаясь древ, но их миражи больше не тревожили. По крайней мере в течение часа Орфин мог спокойно бродить по Чертогам и исследовать их.

Подобно жуткому термитнику, они были испещрены коридорами и кривыми наклонными тоннелями, по дуге уходящими вверх или вниз. Многие оканчивались тупиками или, петляя, возвращались к собственному началу.

Омерзение и ужас, которые поначалу охватывали Орфина при виде этой извращенной жизни, незаметно схлынули. Ее здесь попросту было слишком много, чтоб придавать этому зрелищу какое-то значение. Ветви, внутри которых сочится кровь, костяные шипы и голубоватые узлы нервов стремительно становились обыденностью.

Орфин удивлялся другому — вкраплениям повседневности посреди царства пульсирующей плоти и оголенных телесных тканей. Вот старомодная софа, которую оплетают влажные ветви. Вот совершенно неожиданная ниша, точь-в-точь как купе поезда. Вот фрагмент пола, выложенный шахматной плиткой, на котором стоит зеленый покерный стол, чей угол утонул в кровавых лозах. Всё это выглядело так, словно кто-то пытался облагообразить это место, но в итоге у него опустились руки. Возможно, проецируя собственные чувства, Орфин не мог отделаться от мысли, что это делалось из беспредельного одиночества.

Заглядывая в Бытое, он видел причудливые постапокалиптичные интерьеры — пустынное заброшенное здание типографии, заросшее внутри бурной зеленью. Даже в темных коридорах она колосилась и расцветала, пробиваясь сквозь пол и стены. На первом этаже находился цветочный магазин, но работал он редко.

Единственный, кого Орфин встречал во время своих странствий по лабиринту — тот самый верзила, который уволок гарпию. Это был здоровяк под два метра ростом, с бурой кожей, огромным накачанным торсом и с медной головой быка. Обычно, заметив его, Орфин сторонился и отступал вглубь коридора, надеясь остаться незамеченным.

Однажды ему это не удалось.

— Куда идешь, зрячий?

Бык навис над ним, и Орфин затравленно огляделся.

— Просто осматриваюсь. Нельзя?

— Можно.

Повисла странная пауза. Страж лабиринта не хватал его, но по-прежнему преграждал путь.

— В ту сторону тоже? — уточнил Орфин, указывая верзиле за спину.

— Можно.

— Тогда, может, ты?..

Орфин задумчиво прищурился. Кажется, этот парень не собирался отрывать ему голову, так что можно и поговорить. В кои-то веки услышать реальный голос оказалось чертовски приятно.

— А ты куда идешь? — спросил он первое, что пришло в голову.

— Патрулирую.

— Охраняешь кого-то конкретного?

— Просто охраняю. Приказ.

— Ты служишь Асфодели? Это она дала тебе маску?

— Это не маска.

— Но твой рот не движется, когда ты говоришь.

— Ему незачем.

— Ясно… — Орфин почесал голову. — Знаешь, я ищу Асфодель. Не подскажешь, где она?

Бык молчал некоторое время, неподвижный как монумент.

— В саду. Провести?

— Проводи… — процедил Орфин. Меньше всего ему хотелось снова идти под конвоем к Асфодели, но нельзя же вечно скитаться тут одному.

Они прошли по извилистыми коридорам, и Орфин старался запоминать последовательность поворотов. Наконец тоннель расширился, превратившись в просторную пещеру, полную причудливых организмов, сидящих в кадках, как декоративные кусты. Алая взвесь живым туманом переливалась в воздухе.

— Госпожа, — зычно позвал провожатый. — Вот зрячий.

За сетью красных веток мелькнули белые проблески, и в дальнем конце оранжереи показалась Асфодель. Она призывно взмахнула рукой, и мужчины направились к ней.

— Ах, Минос, мой гордый страж, ты привел гостя? Благодарю, ступай. Орфин, дорогой. Отрадно видеть, что ты воспрял духом и оклемался.

Он ответил на любезности и заметил с беззлобной иронией:

— Минос, да? Тисифона, Никтос… Любопытные имена.

— Нежно люблю эту мифологию. В ней есть доля истины.

— Тогда у меня небольшая просьба, госпожа Персефона, — сказал он с толикой лести. — Можете немного раздвинуть корни здесь? — он указал на пол под своими ногами. — Чтоб я их не топтал.

Она повела кистью, и цепень под Орфином расступился, освобождая островки серого пола. Он сошел на него и едва сдержал вздох облегчения.

Плывя вдоль грядок, Асфодель вихревым жестом собирала невесомую кровавую пыль вокруг руки и направляла ее в саженцы. Откликаясь на заботу, те отращивали новые венозные пузыри или пульсирующие сгустки мышц. На мясистых ветках набухали почки и распускались кровоточащие актинии из шевелящихся желтых языков. «Что ж, — подумал Орфин, — омерзительно, но пожалуй, я не стану осуждать женщину за небольшое экстравагантное хобби».

— У меня по-прежнему миллион вопросов.

— И я их слушаю.

Впрочем, пока он собирался с мыслями, она опередила его.

— Кстати, ты практиковался? Смотрел сквозь миражи в Бытое?