— Я не понимаю вас? — Вздёргиваю брови не произвольно.

Он опять молчит.

— Не готовы на что? — Повторяю я.

— За секс со мной. — Говорит он.

— Я тоже не готов на секс с тобой[1]. — Усмехаюсь. Не могу подобрать слова взамен «схема», пусть будет, — мне нужно решить вопрос с машиной. Вы в этом мне поможете, у меня будет машина, у вас тысяча евро.

— Нет. — Тут же отвечает он.

Да ты что охренел? Хотелось закричать. Выдыхаю, смотрю, молчу, думаю. Наверное, я перегнул с ценой.

— Почему?

— Зачем мне эта ответственность?

— Какая ответственность?

— Вам нужна машина для чего-то нехорошего. — И добавил, — наверное.

— Я иммигрант, у меня нет паспорта Евросоюза, но я хочу машину. Я понимаю, что вы переживаете, но ничего не произойдёт. Если что-то произойдёт, вы всегда сможете сказать, что машину угнали.

— Могу.

— Что можешь?

— Сказать.

— Тысячу евро хочешь? Пошли в автосалон. Где здесь автосалон?

— Тогда две.

— Две машины?

Две тысячи евро. — Мужик, блин. Ты охренел? Пронырливый какой. Нужно было с пятисот начинать.

— Ок. Две тысячи. Пошли.

— Тогда в BMW.

— Что BMW?

— Машина БМВ

— А что не Ауди?

— Можем и ауди.

— Хорошо, давай БМВ. — Наверное, хоть так мечту реализует. Окидываю его взглядом. — Только нужно тебя привести в норму, а то в салон не пустят. Где здесь какой-нибудь недорого́й отель?

— Там. — ткнул он пальцем.

— А банкомат?

Пока банкомат трещал, отсчитывая купюры, мой сопровождающий переминался с ноги на ногу у входа, я осознаю, что это будет весьма странная история, когда даже умытый и причёсанный мужик, в провонявшей одежде в сальных пятнах зайдёт в автосалон и откроет конверт… Очень красивая история будет для менеджеров, но потом этим будут долго смаковать. Пришлось ещё быстро решать и этот вопрос. Прикинув размер, пока он ждал на улице, накидал одежды на прилавок улыбающегося кассира, она что-то спрашивала на своём языке. Я улыбался и кивал.

— English? — Вдруг спрашивает она.

— No, France. — Я легко имитировал специфичную «р» и носовую «н» не доводя язык до нёба, ну и к тому же обладая типичной европейской внешностью, хорошо подходил в этот образ. Изменив, обычной легенде «я из Польши», сегодня оказался французом. Здесь может быть вполне достаточно поляков.

Но она может знать французский, как тогда в аптеке в Венеции, фармацевт перечислил итальянский, французский, испанский.

Пожалуйста, нет.

И она пожимает плечами, я выкладываю наличные.

Улыбается, складывает одежду в бумажный пакет.

На выходе меня чуть не бросило в жар. Моего бомжа нет. Как же? Ну, как же так. Ах, нет, вот он, сбоку здания.

— Пошли? Где отель? И, кстати, минус сто евро, за новое облачение.

На вывеске три звёзды. Заходим, колокольчик звякнул, появляется мальчик на ресепшен.

— Гуд дей.

— Гуд дей. Нам бы номер.

— Паспорт.

— Паспорт давай, — чуть было не толкнул мужика вбок.

Мужик протягивает паспорт, надо же не удивил, его имя Ганс.

Мальчик стучит по кнопкам, морщит нос.

— Ваш паспорт?

— Мой паспорт зачем?

— Таковы правила?

— Я здесь жить не планирую. Я лицо сопровождающее. Заведу его и уйду. — Мальчик смотрит на меня и молчит, моргает и смотрит на меня.

Положил сто евро, завершив фразой.

— Сдачи не надо.

Портье протягивает магнитный ключ, а лацкан выдаёт правду «белбой». Три звёзды, белбой? Вот, уж точно удивительная страна. Интересно, а на завтрак в этом отеле готовит повар с мишленовской звездой, и напитки в мини-бар выставляет сомелье?

— Номер сто четыре.

Номер миленький, но маленький и пошарпанный. Бежевые крашеные стены с чёрными штрихами в местах активной эксплуатации. Коричневые шторы, разнокалиберные светильники на пошарпанных прикроватных тумбочках. Наивно полагал, что подобное в провинциальных российских отелях, кои повидал не мало, но это Австрия.

— Вы говорили, секса не будет. — Заявляет Ганс.

«Что?» Вот такое состояние, когда ты балансируешь между ударить человека или смеяться в голос.

— Ганс, секса не будет, я вам гарантирую. Вы идёте в ванную, сейчас. Принимаете душ, сушите волосы, одеваетесь вот в это, и мы идём. — Вытряхиваю на кровать купленное в магазине, вплоть до носок и трусов.

Парадоксально, но с русского на английский ты транслируешь уважительно «вы», а по факту человека сам дешифрирует твои слова по своему принципу, говорил ему «ты» или «вы».

Судя, потому что Ганс не стал стесняться абсолютно, и здесь нужно добавить фразу «совсем», выходит, мои фразы он воспринимал на «ты».

Абсолютно не стесняясь, это то, что он раздевается полностью, без какого-либо стеснения или попытки уйти в ванную. А самое парадоксальное, что я не могу даже заставить отвести взгляд. Из-за любопытства смотрю даже не моргая. Он снимает одежду и это просто обычный мужик, с лохматой бородой и копной волос, грязными руками и красной мордой. Но в остальном это обычный мужик. С обычным мужским телом, бледной кожей, поросшей в интимных местах волосами. Никаких колтунов, шрамов, грязных пятен.

Пока шумит вода за стеной, чуть выдыхаю напряжение сегодняшнего дня, смотрю в окно Красивый вид на площадь, ощупываю резной деревянный комод.

— Можно я… — и дальше я не понимаю, что говорит Ганс, завёрнутый с полотенцем на бёдрах.

— Что? — Напрягаюсь в попытке понять.

Он повторяет, но снова что-то получается месиво из букв. И здесь язык жестов. Он показывает на бороду.

— Да, конечно.

Он роется в карманах, извлекает какой-то мешочек, уходит в ванную, а у меня перед глазами проплывают странные события, как некий алчный нищий человек, вооружившись мелким шестисантиметровым ножом, перерезает горло русскому иммигранту в трёхзвёздочном отеле.

Вот, это воспалённое воображение. Он просто коротко обрезал лохмотья волос на лице, чуть выбрив щёки и шею, обнажив контраст того, что было обветрено. Все эти процедуры заняли не меньше получаса. Мне показалось, что он там даже ногти подстригал.

И вот он обычный брюнет с волосами средней длины чуть с проседью, аккуратной щетиной, немного потрёпанный жизнью добродушный взгляд, веки, подёрнутые тонкой сеткой возраста и солнца, обветренный лоб, татуировка на плече. Мог же и сам привести себя в порядок? По сути, мне пофиг. Подталкиваю одежду. Но, мог же…

Светлые джинсы и рубашка в клетку придала ему образ чуть моложавого мужчины, а серый вязаный кардиган придал шарм программиста средней руки.

Тестируем образ на белбое.

Ганс проходит, молча кивает, выходит.

— Auf Wiedersehen. — Звучит ему вслед. — Это из какого номера? — Слышна украинская мова.

— Не знаю. При мне заселилась только парочка в сто четвёртый. Я тебе говорил. Вот эти. — Шепчет ему, завидев меня.

Подхожу к стойке, заказываю кофе навынос.

— Чёртовы извращенцы. Уже ничем не брезгуют, — бубнит новый персонаж с бейджиком «Портье». — Даже с бомжами спят, лишь бы секс.

— Ваш кофе. — Говорит на английском.

Беру бумажный стакан кофе, выкладываю монету в два евро и не сдерживаюсь.

— А тебе лицо не разбить об стойку. — Говорю на нецензурном русском. Нужно было сдержаться, но не смог. — Прекрасно понимаю, что нужно думать, прежде чем рот открывать, особенно при таких обстоятельствах, да ещё и про извращенцев. Оба парня остолбенев и, приоткрыв рты, смотря на меня.

Добиваю.

— А тело бомжа закопаете на заднем дворе. Ну, или можете запихнуть в мусорный бак.

Тот, что говорил про извращенцев, нервно сглотнул.

Интересно они сначала пойдут смотреть или сразу вызовут полицию и найдут только кучу грязной одеждой в кресле.

Сделав глоток кофе, театрально выхожу. Нельзя делать таких вещей никогда! Это сразу создаёт историю, которую запомнят, будут рассказывать, пересказывать. Ты выдаёшь себя, и из-за чего? Лишь потому, что «я не такой»! А ведь это обернётся вслед чередой проблем. Так, этот поступок в последний раз. В самый, самый последний раз. Никакой больше гордыни.