Мы должны проверить.

Мы должны установить.

Мы должны внести.

И только когда я уже закричал, что у него есть лишь одна минута, всё завершилось выданным чеком. Забирая коробку, я бы ещё хлопнул дверью, но они были раздвижными и реагировали на движение, а жаль. Очень хотелось хлопнуть дверью. Воткнув заветную флешку из бархатной коробочки с атласной драпировкой, внутри отправил копировать, а сам, вырвавшись за пределы города, вдавил педаль газа до двухсот километров в час. Только едва увернувшись от медленно разворачивающегося дальнобойщика, съезжающего на неприметную развязку, я выдохнул и сбросил до ста двадцати. Грац проезжал, уже успокоившись и нагнав время с запасом, дождь стих и мне, можно было даже остановиться на кофе. Перекачка удачно завершилась и, прикупив на станции три флешки, продублировал информацию. Пришлось потратить ещё пятнадцать минут на отправление информации по флешкам.

К Венеции добрался чуть за полночь. Совершив все те же самые процедуры, что и в предыдущий раз, встретился всё с тем же мужчиной в сером костюме, но теперь укрывая меня зонтом от несуществующего дождя, проводил меня вовнутрь отеля.

Волнение возрастало с каждым шагом, с каждым движением.

Сейчас я отдам флешки. И? Он получит желаемое. И? И я уже не нужен. Найдут ли когда-нибудь моё тело в волнах венецианских каналов или они привяжут груз к ногам. Явно закапывать не будут, слишком уж здесь мало земли.

— Bone Note. — Приветствовал он меня на итальянский манер.

— Bone Note. — Ответил я почти эхом, словно бездушное эхо.

Он протягивает руку и заметно дрожащей рукой протягиваю синюю бархатную коробочку. Его пальцы сжимают мои, он смотрит мне пристально в глаза и улыбается.

— Вы боитесь?

— Да. — Пауза между его вопросом и моим ответом была колоссальной.

— Почему?

— Просто. — Я смог сказать лишь слово «просто». Возможно моё последнее слово, это «просто».

— Садитесь. Выпьете?

— Нет.

Он раскрыл коробочку, достал дизайнерскую флешку и ещё раз улыбнулся.

— Вы знаете, что здесь?

— Знаю. — И чуть сарказма проявилось. — Цифровая информация.

Он рассмеялся.

— А содержимое информации?

— Догадываюсь, но не смотрел.

Он махнул рукой, и высокий араб в тёмно-синем костюме внёс объёмный портфель. Вынув ноутбук, он нажал кнопку запуска, вставил флешку. Мы молча ждали некоторое время. Ему принесли какой-то напиток, но это не выглядело ни чаем, ни кофе, что-то не прозрачное переливающееся, прямо не жидкость, а перламутр.

— Всё верно. — Произнёс он, затем что-то ещё нажал и с ухмылкой поднял глаза.

Я молча смотрел на него не шевелясь.

— Информацию дублировали два раза.

— Да. — И как обычно, совершенно глупо я вскидываю голову, задирая подбородок. — Ноутбук в машине и ещё один ноутбук в Вене у моего поверенного лица.

Сейчас он потребует оба ноутбука и там будет ясно, что с них тиражировали информацию…, Мозг пульсирует и пульсирует, и пульсирует.

— Неважно, — Он резко меняется в лице, словно переключает режим следователя интерпол на заботливого исповедника. — Понимаешь, эта информация как эквивалент тратила.

Пожимаю плечами. Я не понимаю значения слова после «эквивалент».

Все эти назидательные беседы столько же бесполезны, как и объяснять подростку, почему курить плохо, если он уже начал курить, то явно не для того, чтобы навредить своему здоровью, а потому что вот это ему пришло в руки, потому что он пытался выжить и хватался за всё, вот и схватилось, потому что диктовал социум. А тут нотации, я выжить пытаюсь, а вы про то, что может быть, а может и не быть.

Человек в синем костюме, кивнул и не обсуждая мне было велено идти следом. Мы сидели за тем же столом, что и некоторое время назад. Началась снова продовольственная вакханалия, смог лишь немного съесть от салата, хотя за исключением двух объёмных стаканов кофе, за этот день ничего не ел. От голода обычно начинает болеть голова и появляется вялость, на одном адреналине держался.

Мы ели молча, пили чай молча. И только после трапезы, которая закончилась почти в два часа ночи, мы пошли в другую комнату. Спальня. Все портьеры сомкнуты в единое полотно. Опять мрачные мысли.

Он открыл спортивную сумку, вот оно, вот сейчас, в такие моменты уже начинаешь чувствовать прорванную плоть брюшины от лезвия или холод от выстрела. Круго́м ковры…

— Это ваше. — Он протягивает объёмный конверт. Снимает полиэтилен, но удерживает всё же за край пакета. Беру бумажную сторону и у меня в руках конверт из светло-голубой бумаги плотно заклеенный. Пакет, оставшийся у него в руке, отправляется обратно в спортивную сумку.

— Пересчитай. — Улыбается шейх.

— Неприлично. — Ощущение тревоги чуть уменьшилось.

Он рассмеялся и крикнул, чтобы принесли кофе. Пока нам варили крепкий кофе, где плотной гущи примерно половина. Я подцепил край и, вскрыв конверт по шву, вынул деньги и стал пересчитывать. Оказалось, больше ровно на сто тысяч евро. Две фиолетовых ровные обёрнутые банковской лентой стопки.

— Лишнее. — Выложил на стол.

— Убери. — Шикнул он, а за спиной были уже слышны шаги цокающей обуви. Одним рывком накрыл стопки.

Перед нами расставили кофе на столе и тарелочки с пахлавой, и несколько вазочек с орехами, сухофруктами и рахат-лукум. Из всего этого я при всём желании не могу отказаться от фисташек и лукума. Отказался. От вида такого объёма денег и всего пережитого внутри был явный протест.

— Здесь… — Я вытащил злополучные стопки евро убедившись, что мы остались вдвоём.

— Там, столько, сколько я считаю нужным. Думаешь, я не смогу пересчитать деньги? Конечно, я знаю точно сколько там. Что ты собираешься делать дальше? — В ответ лишь пожимаю плечами, я не хочу этого разговора. Я не знаю, я не думал, я просто хочу всё завершить. — Будешь снимать порнофильмы и дальше?

Я молча смотрел ему в лицо. Смотрел и молчал.

— Думаешь, никто не знает? Можешь сменить три личности, — наверное, он хотел сказать личины, но я воспринял как личность. — Всё равно будут знать. Поверь, будут.

— Верю. Я верю. Я знаю.

— Всё решаемо.

— Everything can be fixed except death31. — Произнесли почти одновременно.

— Ты себя не недооцениваешь. — Он сделал мелкий глоток крепкого кофе без малейшей эмоции. — Возьми это. — Он пододвинул карточку, она оказалась плотным картоном, на котором был написан номер. Просто номер телефон ручкой. — Если нужно, позвони и скажи, что готов, я всё решу.

В ответ кивнул, не готов продолжать этот разговор. Мы ещё проговорили какое-то время, но скорее он говорил, я вымучено отвечал. В этом разговоре не было ничего содержательного, скорее просто болтовня, за исключением того, что он спросил, как звучит моё имя, которое я имею при рождении. Ухмыльнувшись, я проговорил.

— Когда позвонишь мне, назовёшь своё имя, и я всё пойму.

На прощание он обнял меня за плечи, нет, не так как это делал программист или студент, или продюсер Олег, а именно по-мужски, за плечи без какого-либо жеста, который можно воспринять в сексуальном контексте.

В Вене я был под вечер и вернувшись с полным рюкзаком конвертов, решил избавиться отчасти из них и завести Альфреду его долю.

Уже подходя к лестнице отеля через чёрный вход и едва дотронувшись до перил, стальной хваткой чья-то рука обхватила моё запястье.

— Нельзя.

— Что?

Голос зашипел в ответ, это был коридорный. Он поволок меня в сторону, мы завернули за лифт, он тянул меня к комнате, на двери которой красовалось Stuff. Мне это всё не нравилось.

— Что происходит?

— Молчите.

Мы зашли в комнату с металлическими шкафчиками и устремились вглубь. Кто-то вышел из туалета, и коридорный резко толкнул меня в тёмную комнату, закрыв дверь.

Кто-то, проходя, сказал на немецком, коридорный ответил ему, его голос звучал прямо у двери. Они рассмеялись, затем где-то хлопнула дверь и мне было велено быстро выходи́ть. Мы шли узкими коридорами некоторое время, и вышли на то место, куда приезжают машины на разгрузку.