Ты сказала: "Сердце мое встрече нашей радо, Все мои желанья к тебе, страждущему, обращены". Знаю я — в словах твоих нет никакой основы, Но что делать? Хоть и ложь, а слушать — сладко. (Дж., с. 490) Из этих губ, из этого флакона с ароматной смесью, Когда, бывает, вдруг сорвутся нежные слова — От крошечности ротика алиф в словах произнесенных Сгибается дугой, как дал, и в виде) дуг слетает с губ. (Дж., с. 492) Кит'а ("отрывок") — основная "смеховая" форма у исфаханских поэтов. Раздел кит'а очень развит в их диванах: у Джамал ад-Дина — сто пятьдесят шесть кит'а, у Камала Нема гила — около четырехсот. Кит'а занимает особое место среди малых форм средневековой поэзии. Сняв для кит'а все запреты как в выборе тем, так и в выборе лексических и образных средств, литературная традиция дала этой форме почти беспредельную жанровую емкость. В диванах Джамал ад-Дина и Камала Исма'ила, так же как и у некоторых их современников, кит'а проявляет себя в большом разнообразии целевых установок: это кит'а восхваление; кит'а-эпистола — открытое письмо и бытовая записка; кит'а-назидание — морализаторская сентенция, притча, бася; кит'а-изречение, иногда лаконичное, как афоризм, и эмоциональное, как восклицание; кит'а — повествование и описание, своего рода картинка с натуры; кит'а лирическое — сетование и раздумье. Наибольшее число среди кит'а исфаханских поэтов составляют стихи шутовские и стихи-поношения. В изучаемых диванах отчетл'иво выделяется, количественно преобладая над другими, еще одна разновидность кит'а — своеобразное стихотворное прошение, прямо излагающее ту или иную конкретную просьбу, обращенную к меценату. Этой категории стихов исследователи до сих пор не уделяли внимания. Между тем очевидна необходимость выделить эти кит'а-прошения в особую, уникальную по своему характеру категорию стихов-документов. Эти деловые по существу тексты, написанные некогда поэтами в конкретной жизненной ситуации с чисто практической целью, подчиняющей себе задачи литературные, содержат данные об экономическом и социальном положении придворного стихотворца, об окружающей его бытовой обстановке, о господствовавшем взгляде на литературный труд, о полифункциональности придворной литературной службы. Основная тема кит'а-прошений — напоминание о просроченной выдаче годового жалованья, которое состояло, как явствует из текста прошений, из трех статей: нарядного платья (халата и чалмы), некоторой суммы денег и выдачи зерна, а также корма для лошади. Не менее часто, чем просьбы о выдаче годового жалованья, кит'а содержат напоминания об обещанном вознаграждении за поднесенные стихи. Темами отдельных прошений являются просьбы о разовых выдачах: вина (чаще всего) или дров, кит'а-прошения, выполняющие определенную деловую роль, были распространенным явлением придворной литературной жизни. Практика выработала для них свои законы жанра: первые строки — обращение к покровителю и панегирик, с главным акцентом на щедрость, справедливость и умение оценить талант, затем само прошение, изложенное таким образом, чтобы привлечь благосклонное внимание, но не разгневать мецената, а разжалобить или, лучше всего, рассмешить и вызвать желание одарить поэта. Вот как, например, в одном из кит 'а Камал Исма'ил жалуется патрону на стужу: О щедрый! Степень твоей мощи выше, Чем апогей вращающегося неба! Ты рядом с щедрыми другими — то же, Что вечная душа пред бренным телом. Когда льет слезы облако великодушья твоего, Надежды нива в светлой радости смеется. Настала стужа, да такая, что в носу Свистит пилою неустанной ветер. Небесная свеча слаба и еле светит, Как еле виден тусклый мой светильник. День съежился, как я, бедняк, от стужи, От нас едва ли половина осталась от того, что было ране. Во рту застывшая слюна — как лед, В дыхании студеном рот — как ледник. Дрожат все кости в перемерзшем теле, Выстукивают "тук-тук-тук", как зубы. Те, у кого есть шуба, шерстяное платье, Задравши нос, горды собою ныне... Пред адской стужею, что расщепляет волос, Что хлопок? — словно шерсть пред наковальней. Трясется подбородок мой, хоть у меня Вся шерсть, что есть, как раз на подбородке. Ты — солнце! Щедростью своей меня согрей — Я в шкуре собственной от стужи как в зиндане. (К., с. 485-486) Для кит'а-прошений сложились некоторые излюбленные поэтами художественные приемы, преимущественно юмористические. К таковым, в частности, относится обращение с просьбой о выдаче зерна от лица изголодавшейся лошади поэта. Следующее кит'а Джамал ад-Дина — образец такого шутейного прошения:
Есть у меня лошаденка по имени Вечный Пост, Недели проводит безмолвно в самом строгом посту. Днями она в бессилии, как барс утомленный, спит, Ночами стоит в карауле, как пес, сторожит дом. Безропотная годами, с понуренной головой. По временам она все же поклоны бьет до земли, Просит клочка соломы, страстно молит о нем. Сроки уж все миновали, соломы же нет как нет! Праздник у нас сегодня, волей-неволей каждый Рот свой едой оскверняет — пост-то ведь миновал. Если окажет милость нам господин мой щедрый, То ячменя и соломы нам соизволит дать. Или — пусть даст указанье, чтобы по шариату Велено было поститься и в этот праздничный день! (Дж., с. 402-403) Двор, по-видимому, поощрял это своеобразное искусство ловкого выпрашивания, в котором, несомненно, присутствовал угодный для слушателей элемент потешательства. Этот потешный жанр как нельзя более устраивал и стихотворцев, так как открывал перед ними желанные возможности не только поведать в удобной — шутливой — форме о своих действительных нуждах, но и иной раз мстительно подшутить над меценатом. Вот полный текст одного из прошений Джамал ад-Дина: О ты, великий! В постаменте твоей славы Даже начальная ступень — верх совершенства! И солнце счастья твоего — чета ль тому светилу, Что, миновав экватор, клонит лик к закату. После приветствий сказанных и восхвалений Дерзнет твой раб задать один вопрос — Не раз ты знати говорил своей: "Вот он — мой истинный везир Джамал". Так вот, веду я речь о том кувшине винном, Что положил ты сам мне- в жалованье за год. Год целый жду его — вот-вот вино прибудет, А ты шлешь воду — как понять прикажешь? Пока вино твое не видел, я не знал, Что может быть вода такой прозрачной. А тот, кто жалует таким вином поэта, И впрямь не кто другой, как каф и дал [107]. Да-да, конечно, ты такого не давал приказа, Возможно ль ждать такое от тебя! Иль, может, думал ты: пошлю поэту то, На что ни в одной вере нет запрета? (Дж., с. 395) вернуться Издатель дивана расшифровывает: "каф — это каталбан — "сводник, подлый человек", дал — это даййус — "рогоносец, негодяй"" (Дж., с. 395) |