— Да, да! Обещаю твердо! — потрясенный услышанным, радостно воскликнул Ли.

Супруги искренно и горячо снова излили друг другу свои чувства. А потом, когда Ли сказал, что дом их разграблен разбойниками, жена успокоила его:

— Да мы почти ничего не потеряли — все самое ценное зарыто в одном ущелье!

— А где покоятся останки наших родителей? — спросил Ли.

— Там и лежат наши родители, — ответила женщина, — где приняли они смерть от разбойников!

Затем супруги опять заговорили о своей любви, отправились во внутренние покои. Здесь они возлегли на ложе и испытали точно такую же великую радость, как и в прежние дни.

А назавтра супруги отыскали место, где было зарыто их имущество. Здесь они откопали несколько слитков золота и серебра, другие ценные вещи. А потом собрали останки родителей обеих семей. Продав золото и драгоценности, супруги похоронили родителей всех вместе под деревом на склоне горы Огвансан. Они насыпали холм, совершили жертвоприношения душам покойных. Словом, все сделали, как положено по обряду.

После этого Ли не искал чиновничьей службы, постоянно проживал в доме семейства Чхве, ничто его не интересовало. В доме с супругами жили только слуги, сбежавшие в смуту, а теперь вернувшиеся обратно. Ли ни с кем не хотел видеться. Даже если приходили родственники с соболезнованиями или поздравлениями, он приказывал запирать ворота и не выходил к гостям.

Вот так, в покое и полном согласии, как две звучащие в лад лютни, прожили супруги несколько лет. Но вот однажды вечером обратилась супруга Ли к нему с такими словами:

— Супруг мой, трижды пережили мы с вами дни счастья. Было в нашей жизни и худое. И хотя счастья нам выпало больше, мы им не пресытились. Но теперь, увы, мы должны расстаться! — женщина несколько раз горестно всхлипнула.

— Что случилось? — испуганно воскликнул Ли. — Почему это мы должны расстаться?!

— Из потустороннего мира возвратиться невозможно. Однако государь небесный не оборвал сразу жизненную нить наложницы. За мою безгрешную жизнь он на время воссоздал мне призрачное тело, чтобы утешить безысходную печаль души. Но я не могу слишком долго оставаться на этом свете и смущать людей!

Женщина приказала служанке подать вино, а затем сложила стихи на мотив «Весны в Яшмовом павильоне» и в утешение супругу запела их:

С каждым словом Чхве глотала горючие слезы и допеть до конца не смогла. Вне себя от горя, Ли в отчаянии воскликнул:

— Так тогда уж лучше, жена моя, вместе давай уйдем к Девяти истокам! Да смогу я разве в одиночестве, в скорби прожить оставшуюся жизнь? Сколько горя было во время смуты! Родня и слуги разбежались, погибли родители, и кости их валялись в диком поле. Если бы не ты, жена моя, кто схоронил бы их? «Почитай родителей при жизни, — говорили древние, — а умрут — схорони их, согласно обычаю». Ты, жена, во всем исполнила свой долг, была искренно почтительна с моими родителями, любила их. Я так благодарен тебе за это! А за себя мне стыдно. Долго-долго хотел бы я оставаться в мире людей и только через сто лет вместе с тобой обратиться в прах!

— Господин Ли, муж мой, — сказала женщина, — вы не прожили еще назначенные вам годы. А я, наложница, уже записана в Книгу мертвых и не могу дольше оставаться на земле. Если упрямо цепляться за мир живых людей, то это будет нарушением воли Неба. Это было бы не только моим грехом, но повредило бы и вам, господин мой. Однако кости мои все еще разбросаны где-то. Если бы вы оказали великую милость — не дали бы им беспризорно валяться на ветру и солнце!

Супруги долго смотрели в лицо друг другу, и слезы неудержимо текли из их глаз.

— Желаю вам счастья! — воскликнула наконец женщина, постепенно она стала отдаляться и исчезла совсем.

А Ли потом собрал останки жены, захоронил их рядом с могилой родителей. После похорон он так затосковал, что сделался совсем больным и, проболев несколько лун, скончался.

И все, кто слышал о необыкновенной судьбе этих супругов, печально вздыхая, восхищались и преданностью их друг другу, и присущим им чувством долга.

Жил на свете бедный ученый по имени Вон Чахо, превыше всех достоинств ценивший в людях верность долгу. Характер он имел независимый, держал себя свободно, пренебрегал условностями, никогда не заискивал перед сильными мира сего, и потому не пользовался их благосклонностью; с юных лет вынужден был обходиться без государственной службы, как Ло Инь, и терпеть нужду, как Юань Сюань.

Жил он одиноко, утром выходил в поле и трудился там целый день, а вечером возвращался в свое убогое жилище и читал книги при лунном свете, проткнув пальцем дыру в бумажном окне. Особенно любил он исторические сочинения. И когда попадались ему на глаза строки о падении царства или крушении империи, он захлопывал книгу, лил слезы и сокрушался безмерно, словно был участником тех событий и не сумел предотвратить беду.

Однажды осенним вечером Чахо засиделся допоздна за чтением и не заметил, как наступила глубокая ночь. Усталый, прислонился он к стене и задремал. И вскоре почудилось ему, будто тело его становится невесомым, душа освобождается от земных забот, неведомая сила поднимает его ввысь и возносит на небо…

Вот оказался он на каком-то безлюдном берегу: перед ним извивается река, вдали высятся холмы. Тихо вокруг. Миновала третья стража. Луна освещает землю ярче, чем солнце днем; вода в реке блестит, как шелковая, легкий ветерок тонко свистит в камышах, роса окропила листья кленов. Впервые в жизни Чахо болезненно ощутил свое одиночество. Поднял голову, огляделся внимательно: река, холмы, клены — всё словно источало вековую неутоленную печаль. Тоска охватила его. Он вздохнул глубоко и стал читать стихи:

Читая стихи, бродил он вдоль берега, как вдруг услышал шум шагов — кто-то приближался к нему. Через несколько минут из зарослей камыша появился статный мужчина с узкой повязкой на голове — одет он был в простой халат, однако белое лицо и величавая поступь выдавали в нем знатного вельможу минувших времен. Незнакомец приблизился к Чахо, поклонился и сказал: