— Бегом во дворец! Передашь кому следует! — вручив черепицу конвойному, приказал Ансин.

Конвойный перечить не посмел, схватил черепицу и быстро доставил ее по назначению.

А помощником председателя Государственного совета стал тем временем Токгок. Несмотря на болезнь, Токгок отправился во дворец, очень просил государя помиловать провинившихся. Да и у вана к этому времени гнев уже прошел. Он отменил казнь.

Министр Ха Кёндык обычно рассказывал, что в молодости ему удалось трижды избежать верной смерти только благодаря своему мужеству.

Когда ван Тхэчжон боролся в стране с мятежниками, один из моих приятелей заступил на дежурство во дворце. Я же, горя желанием по душам поболтать с этим приятелем, увязался вместе с ним. И мы так заговорились, что, когда я отправился наконец домой, дворцовые ворота уже закрыли на ночь. Выйти на улицу не было никакой возможности. В растерянности озирался я по сторонам, ища выхода, как вдруг на меня набросились несколько примчавшихся дворцовых стражников. Они крепко схватили меня и хотели тут же прикончить: в стране-то была смута! Однако, рванувшись изо всех сил, я выскользнул из рук стражников, помчался во дворец и вбежал прямо в покои самого государя.

— Какой прок от того, — крикнул я, увидя Тхэчжона, — что убьют такого молодца, как я?!

Ван Тхэчжон выслушал меня и приказал отпустить. Если бы я тогда не сохранил присутствия духа, не проявил мужества, то погиб бы непременно.

А вот еще. Как-то в юности отправился я с несколькими людьми на охоту в одно глухое ущелье. И вдруг носом к носу встретился со свирепым тигром! Бежать было поздно. Я крепко схватил тигра за загривок, пригнул его голову к земле. Все люди, которые были со мной, в ужасе разбежались, и как ни кричал я, чтобы мне помогли, никто не явился. А я с голыми руками — даже маленького ножичка не было. Глянув по сторонам, я увидел под скалой впадину, заполненную водой, и медленно, чхон за чхоном, стал подтаскивать к ней тигра. И я, и зверь от неимоверного напряжения были изнурены до крайности. Обильный пот заливал тело, и все же мне удалось дотащить сиволобого до впадины, сунуть мордой в воду. И тигру ничего не оставалось, как только пить и пить без конца. Вскоре брюхо у него раздулось до отказа, он ослабел совершенно. Тогда я стал хватать камни и палки, изо всех сил бить тигра, пока не забил его до смерти. И опять же, растеряйся я, прояви трусость — не бывать бы мне в живых.

А был еще и такой случай. Наше войско отражало нашествие врага, и я отправился на границу. Однажды конники варваров лавиной обрушились на нашу землю, обрушили на наших воинов дождь стрел. Впереди стояло несколько десятков больших деревьев. Исход сражения зависел от того, кто раньше до них доскачет и укроется за ними. Во что бы то ни стало я со своим отрядом должен был опередить варваров. В бешеной скачке мы домчались раньше врага до деревьев, укрепились в них. А вражеские конники доскакать не успели и были уничтожены. Победа досталась нам. Вот и тогда, не прояви я расторопности, не прими смелого решения, и гибель моего отряда вместе со мной была бы неизбежна.

Ха Кёндык по службе дошел до чина начальника ведомства и в свое время прославился как самый доблестный полководец.

Сангок дружил с Киу, князем Ли Хэнъа. Ли жил у южной стены города, а Сангок — у подножия западной горы, и расстояние между их домами было немногим более пяти ли. Нередко, взяв в руки посошки, они навещали друг друга либо обменивались письмами со стихами.

Сангок построил у себя в саду маленький флигель — кабинет для занятий — и назвал его «Висэндан» — «Домик здоровья». Собрав всех домашних мальчишек, он целыми днями занимался тем, что приготовлял всевозможные лекарства. А князь Ли сложил о Домике здоровья такое стихотворение:

Зашел как-то князь Ли в Домик здоровья. Сангок, выказывая ему всяческое почтение, приказал заварить чай и подать гостю. А в чайнике еще оставалась прежняя вода, и ее долили другой.

— Этот чай заварен на двух разных водах! — едва попробовав напиток, воскликнул Ли.

Оказывается, Ли Киу мог хорошо различать вкус воды. Самой вкусной он считал воду из речки Тальчхон, что протекает в Чхунчжу. На второе место Ли ставил воду Учжуна, притока Хангана, стекающего с гор Кымгансан. А на третьем у него была вода речки Самтха, бегущей со склона горы Соннисан.

Существует ныне предрассудок, будто шаманы и гадальщики могут слышать с неба голоса, вещающие о делах прошлого и предсказывающие будущее. Таких прорицателей в народе называют «тхэчжа» — «наследники».

Шел в мире слух, что есть один такой тхэчжа по имени Чандык, у которого будто бы имеется книга «Чистейшее зерцало судьбы», по которой он хорошо гадает. Наконец двор потребовал у слепца представить эту книгу. Однако Чандык заявил, что никакой книги у него нет. Слепца посадили в тюрьму, с пристрастием допрашивали, но ничего не добились. Тогда взялся за Чандыка геомант Ан Хёре, и ему только открылся слепец:

— Да, есть у меня книга «Чистейшее зерцало судьбы», — сказал он. — Только хранится она в доме моих родственников-простолюдинов в уезде Убонхён. В ограде того дома с восточной стороны имеется калитка, а перед домом растет большое дерево. А в самом доме находится большой глиняный кувшин, который накрыт маленьким блюдом. Если снять это блюдо и заглянуть в кувшин, то там и можно обнаружить книгу «Чистейшее зерцало судьбы». Если ты туда наведаешься и, встав перед тем большим деревом, выкрикнешь мое имя, то я непременно тебе отвечу!

Хёре поспрашивал у людей о семье Чандыка и выяснил, что у того действительно есть родственники в Убонхёне. Очень обрадованный Хёре помчался во дворец. Государь приказал Хёре немедленно отправиться в Убонхён в экипаже в сопровождении нескольких конных охранников. Проскакав целую ночь, Хёре примчался к описанному Чандыком дому. В самом деле, в ограде имелась калитка, обращенная на восток, а перед домом — большое дерево. Ворвавшись в дом, Хёре увидел большой глиняный кувшин, сбросил с него блюдо и заглянул внутрь. Кувшин оказался совершенно пустым, абсолютно ничего там не было! Хёре кинулся к дереву, выкрикнул имя слепца, но никто ему не ответил!

Очень расстроенный и рассерженный, возвратился Хёре в тюрьму к Чандыку, гневно на него напустился. А тот только и сказал:

— Вечно ты дурачишь людей своими геомантическими вычислениями. А теперь вот и я тебя одурачил!

У буддистов за большую добродетель почитается милосердие. Они никогда не убивают животных.

Однажды некий монах, побиравшийся в провинции Хванхэдо, столкнулся с диким кабаном, которого преследовали охотники. Разъяренный зверь выскочил неожиданно, а монах тут же подошел к нему и, тыча посохом на юг, воскликнул:

— Ай, беда! Ай, беда! Скорее беги в ту сторону!

Но кабан набросился на него и прикончил на месте.

Однажды, гуляя в уезде Ёндон, Ким Сисып добрался до Янъяна. Там, на башне, увидел он чьи-то стихи, написанные по-китайски.