Киров вернулся в ЦК поздно вечером. Он был бодр. Первый трудный день прошел удовлетворительно...

Из ВСНХ телеграммой сообщили: «Дизели завтра отправят Ленинграда. Насосы пришлет Ростовский совнархоз. Форсируйте строительные работы». Прислали телеграммы Тбилиси и Ростов.

Киров, прочтя их с улыбкой, взглянул на помощника:

— Вот что значит Советская власть! Сразу вся страна пришла нам на помощь. А что бы делали при капитализме? Где бы стали искать дизели и насосы? Молчишь? А вот построим социализм — тогда вся страна преобразится. И люди будут другими. Как заживем!.. Срочно вызывай Баринова и директоров заводов, надо договориться о спешном строительстве насосной. Пока трудно, будем строить артелью. В народе говорят: «С миру по нитке — голому рубашка».

На строительство были переброшены лучшие плотники, каменщики, бетонщики, подсобные бригады из молодежи. Работами руководили опытные инженеры. Строительную площадку осветили прожекторами — работали днем и ночью.

Киров почти ежедневно прилетал на насосную, следил за работами, подбадривал строителей. А когда начались монтажные работы, даже и ночевал здесь, помогая монтажникам как опытный механик. И строительство насосной было закончено за семнадцать суток. Намеченный жесткий план выполнили вдвое быстрее.

Вернувшись в Баку, Киров телеграфировал в Москву Ленину:

«Вода в Бакинском районе есть — будет и нефть в пределах данного нам задания».

Киров вернулся с промыслов вечером. Помощник, передавая почту, положил перед ним белый конверт, на котором крупными буквами в покривившейся строке было написано: «В собственные руки» и ниже: «Товарищу Кирову».

— Оригинально! — улыбнулся Киров. — Кто же это пишет?

— Может быть, секретное. Я не решился вскрывать.

— Посмотрим. — Киров отстриг ножницами кромку конверта, вынул и развернул лист белой, еще довоенной, бумаги, где крупно, неровными строками, но четким твердым почерком было написано:

«Уважаемый Сергей Миронович! Чувствую, что бакинские промыслы не погибли, а начинают оживать, расширяться.

Это радует меня, старого слепого геолога.

В меру моих сил хочу помочь молодой Советской стране. У меня разработан проект создания нового мощного нефтяного промысла. Но об этом я могу говорить только с вами. Если согласитесь меня выслушать — дайте знать. Готов приехать в любое время.

С уважением инженер-геолог

П. Потоцкий».

— Потоцкий... Вы слышали такую фамилию?

— Нет, Сергей Миронович. Я ведь здесь недавно. Вместе с Одиннадцатой пришел в Баку.

— Тогда соедините меня с Серебровским. Он, наверное, дома.

— Слушаюсь. — Помощник вышел и тут же, заглянув в дверь, сказал: — Серебровский у телефона.

— Александр Павлович? Ну, каковы дела?

— Поправляются, Сергей Миронович!

— Сам вижу, что поправляются. Только с промыслов... Здорово воодушевило промысловиков письмо Ильича. А что, есть ли сведения от американцев?

— Пока нет, — ответил Серебровский.

— Вдруг они раздумают?

— Нет, не раздумают. Во-первых, им это выгодно — получат валюту. А во-вторых, нельзя отказаться — придется платить большую неустойку.

— Ого. Выходит, ты хитрый, — расхохотался Киров. — Нашел управу на капиталистов?

— Иначе с ними нельзя, Сергей Миронович...

— Согласен. Правильно действовал... У меня есть к тебе еще один вопрос, Александр Павлович. Не слыхал об инженере Потоцком?

— О Потоцком? Как же. Это очень крупный геолог. Отлично знающий Бакинские нефтяные месторождения. Я бы давно его привлек к работе, да он совершенно потерял зрение.

— Знаю... Он в Баку живет?

— Да, в Баку. Сейчас дам адрес, — послышалось в трубке. — Запишите, пожалуйста.

Киров записал, поблагодарил.

— Спасибо, Александр Павлович.

— А что Потоцкий? Обратился за помощью? — спросил Серебровский.

— Да. В этом роде. Поговорим при встрече. Спокойной ночи!

Киров положил трубку. «Потоцкий... Потоцкий... Кажется, о нем говорил Губкин». Киров полистал записную книжку. «Да, Губкин советовал обращаться к нему в случае крайней нужды. Видимо, это серьезный ученый». Киров вызвал помощника, протянул ему записанный на бумажке адрес.

— Вот, Николай Петрович. Это адрес старого слепого геолога Павла Николаевича Потоцкого. Прошу вас поехать к нему завтра с утра на моей машине и привезти в ЦК. Я буду ждать. Только, пожалуйста, проявите максимум внимания. Скажите, что я приглашаю его для беседы.

— Слушаюсь. Будет сделано, Сергей Миронович.

— Если захочет сопровождать жена или кто из детей — не препятствуйте. И оденьтесь, пожалуйста, в штатское, чтобы их не напугать.

— Понимаю.

— Скажите, чтоб приготовили чай, фрукты. Надо принять по-домашнему.

— Понял. Все сделаю, Сергей Миронович.

— Идите, да, пожалуйста, не перепутайте: скажите, что я не «вызываю», а приглашаю. Это очень важно...

Утром, приехав в ЦК, Киров сразу вызвал помощника.

— Ну что, привез?

— Привез, Сергей Миронович. Он очень взволнован. Говорит, не ожидал, что Киров откликнется, и так быстро.

— Хорошо. Проведи его. Будешь сидеть рядом и помогать.

— Есть!

Помощник вышел и ввел под руку высокого седого человека в черных очках.

Киров встретил у двери, крепко пожал руку.

— Рад. Очень рад познакомиться с вами, Павел Николаевич. Много хорошего слышал о вас от Серебровского и Губкина. Пожалуйста, присаживайтесь вот сюда, к столу. Попьем чайку, поговорим по душам.

— Благодарствую. Душевно рад, Сергей Миронович.

Киров и помощник усадили гостя к столу, подвинули стакан чаю в подстаканнике, печенье, фрукты.

Потоцкий не ожидал такого приема. Особенно растрогало старого геолога, что Киров подробно, словно у него было много свободного времени, расспрашивал о его жизни, о работе у Нобеля, о жене, о детях и внуках.

Потом заговорили о Губкине, об общих знакомых на промыслах и совершенно незаметно подошли к проекту Потоцкого.

— Вам, может быть, покажется моя идея странной и неуместной, — осторожно начал Потоцкий. — Тогда прошу сказать мне об этом прямо. Я не удивлюсь и не буду обижен. Я еще до революции делал попытку заговорить о своем проекте с нефтяными воротилами, но они отмахивались, отшучивались. Нам-де лучше иметь синицу в руках, чем журавля в небе.

— Конечно, синица в руках предпочтительнее летящего журавля, — усмехнулся Киров, — но мы, большевики, — большие мечтатели. Журавль в небе, если его каким-то образом можно приземлить, весьма неплохая идея.

— Вот как? Этого я не ожидал... — удивленно воскликнул Потоцкий. — Большевики всегда мне казались загадочными людьми. Признаюсь, мне по душе их стремление, их вера в будущее. Это, знаете ли, меня и заставило написать вам. Эх, думаю, куда ни шло. Капиталисты посмеялись над моей идеей — предложу ее большевикам.

— И отлично сделали, Павел Николаевич! — прервал его Киров. — Если сегодня нам будет не под силу поймать вашего «журавля», это будет сделано в ближайшие годы. Мы растем и мужаем. Будущее за нами.

— Я рад это слышать, Сергей Миронович. Баши слова ободряют мое старое сердце, заставляют его биться по-молодому. И если от аллегорий перейти к делу — мой журавль не парит в небе, а лежит на морском дне. Он утонул и был засыпан песком двести пятьдесят — триста тысяч лет тому назад.

— Я понял вас, Павел Николаевич! Вы предлагаете добывать нефть из морского дна! — воскликнул Киров.

— Да, верно, Сергей Миронович, — задумчиво заговорил Потоцкий. — Подобное предложение высказывалось многими геологами, а я предлагаю конкретный проект.

— Вот как? Это весьма интересно и заманчиво. Я слушаю вас, Павел Николаевич.