Сегодня она встретится с настоящим Маркусом, нравится ей это или нет.

От одной мысли, что ей что-то не понравится, сердце бешено колотилось. Как и от мысли, что он выбрасывает свою репутацию на помойку вместе с крошками от кокруфинчиков, потому что если она когда-нибудь выдаст его миру как обманщика до того, как он будет готов перед всеми раскрыться, до того, как сможет объяснить…

Она не станет. Она не станет. В этом он ей доверял.

Что до его фанфик альтер-эго… никакой пиар и никакие меры не спасут его карьеру, если об этом станет известно.

Может быть, со временем у него все-таки получится рассказать ей, что КнижныйЭнейБыНикогда это он. Но не сейчас. Еще нет.

– Ладно, сначала веселое, – ответила Эйприл. Она широко размахивала их сцепленными руками, и да, было заметно, что она употребила больше кофеина, чем обычно. Это было чертовски очаровательно. – Какой фильм из тех, в которых ты снимался, запомнился тебе больше всего?

Он хмыкнул.

– Это более сложный вопрос, чем может показаться. Я снимаюсь уже больше двадцати лет. Вариантов много.

Почему-то плохие роли вспоминались легче, чем фильмы, премьеры которых он посещал с искренней гордостью. И рассказывать про плохие веселее.

Походка Эйприл превратилась в нетипичное резкое подпрыгивание. С каждым пружинящим шагом волосы разлетались по плечам.

– Тогда расскажи мне все.

– Поскольку это может занять неделю, я сделаю выборку. Моим самым худшим фильмом был, наверное, эм… «Загнанный».

Проклятие, ему надо пошевеливаться, чтобы угнаться за ней.

Она задумчиво наморщила лоб.

– Ты играл парфюмера, да? Которого несправедливо обвинили в ужасном преступлении?

– Да. Талантливого парфюмера, которого прозвали Гончая за выдающееся обоняние, – уточнил Маркус, затем преувеличенно глубоко вдохнул через нос и продолжил: – Которое я потом использовал, чтобы скрываться от властей, пока искал настоящего убийцу своей жены.

– В общем, все как обычно И естественно, убийство жены служило ему мотивацией. Конечно, – произнесла она голосом таким сухим, как калифорнийские холмы в октябре.

– «Женщина в холодильнике»[18] в самом банальном виде. Постепенно я выяснил, что мои конкуренты вступили в сговор, наняли убийцу и подставили меня, надеясь навсегда убрать из парфюмерной индустрии.

– Осторожно, спойлеры, – пожурила она, подняв уголки губ.

Он фыркнул.

– В большинстве моих сцен я что-нибудь нюхал. Оказалось, это сложно показать так, чтобы было интересно для зрителей. Что несколько объясняет провал фильма… Боже, а рецензии. Эти рецензии. Не говоря уже про телефонный звонок от родителей после того, как они посмотрели фильм в местном кинотеатре. Хотя, как мне говорили коллеги, фильм вдохновил пародию для взрослых с весьма продуманным названием.

Он подождал в полной уверенности, что она догадается.

Она на несколько мгновений закусила губу, а потом просияла:

– «Трахнутый»!

– Браво, Эйприл, – выдал он, триумфально поднял их соединенные руки вверх и улыбнулся. – В том фильме тоже было много сцен с нюханием чего бы то ни было. И еще он принес больше денег, чем первоисточник. Возможно, и актерская игра была лучше.

Маркус хотел ее развеселить, но она не засмеялась. Вместо этого по не понятным для него причинам ее взгляд стал серьезнее, и Маркус повел плечами под тяжестью ее пристального взгляда.

– Ты шутишь, но, должно быть, много узнал о парфюмерном деле для роли, да? – наконец спросила она. – Я не так хорошо тебя знаю, но уже могу сказать, что ты профессионал. Ты болеешь за свое дело.

Почему от этих слов его сердце сжалось до боли, он не мог сказать.

– Вообще, да. – Прищурившись, он посмотрел вперед, где их ждала вода, голубая, прохладная и умиротворяющая. – Я посетил школу парфюмеров во Франции. Парфюмер мирового уровня может определить больше тысячи различных ароматов, в основном привязывая запах к особенному воспоминанию. Я немного работал над этим. Изучал историю ароматов. Смотрел, как женщина растирает амбру в ступке, просто ради интереса.

– Что такое амбра? – спросила она. – Мне всегда было любопытно.

Он ухмыльнулся.

– Твердые фекалии кашалотов, выброшенные на берег.

– Ты меня подставил. – Она сузила глаза, но ее губы дрожали. – Как не стыдно! Теперь мне придется перебрать свои духи и выяснить, сколько китовых какашек я годами брызгала на себя.

Ее сегодняшние духи пахли преимущественно розами. Его нос был не особо чувствительным, как выяснилось во время безмятежной недели во Франции, но он все же смог уловить след мускуса. И… еще чего-то, что настоящие парфюмеры без сомнения определили бы в одно мгновение.

Куда именно она наносила эти духи, он не должен задумываться.

– Так или иначе, это одна из запоминающихся ролей. Наихудшим сценарием был, наверное, «Одно колесо хорошо, но два все-таки лучше». – В ответ на ее озадаченный взгляд он пояснил: – Жизнеутверждающая история взросления проблемного моноциклиста.

Засмеявшись, она слегка замедлилась.

– Ничего себе! Ты умеешь кататься на моноцикле?

– Конечно, – важно ответил он, задрав нос. – Как любой серьезный артист.

Конечно, Холеный Золотистый Ретривер Маркус никогда не использовал бы это слово – артист. Даже сейчас оно странно ощущалось на языке. Оно было слишком важным, слишком благородным. Артист в отличие от актера требует уважения от мира в целом, а не просто от тех, кто вращается в индустрии развлечений. Артист обладает талантом, а не просто красивой мордашкой и способностью упорно работать.

Потянув его к краю тротуара, она встала как вкопанная.

– Но ты серьезный артист, Маркус.

Кофеин явно ударил ей в голову. Она говорила… почти сердито.

Он пожал плечом, примирительно улыбнувшись.

– Я стараюсь им быть. Не знаю, насколько успешно получается.

– Тебя выдвигали на кучу премий. Ты играешь главную роль в самом популярном телесериале в мире. Когда ты оставил Дидону и увидел этот чертов смертельный костер со своего корабля, мне чуть не потребовалось медицинское вмешательство из-за обезвоживания, так я плакала!

Она говорила медленно, словно с ребенком, и он инстинктивно ощетинился на этот знакомый тон. По крайней мере пока до него не дошел смысл ее слов. Тогда он покраснел от смущения и ковырнул носком ботинка трещину в тротуаре.

– Не все твои номинации были за «Богов Врат», – добавила она. – Была еще пьеса Стоппарда и роль астронавта.

«Звездный свет». Он играл единственного выжившего после аварии на борту Международной космической станции. Может, инди-фильм не имел такого успеха в кинотеатрах, как он надеялся, но да, той ролью он гордился, честно говоря.

Она шагнула ближе, так что они смогли переговариваться уже почти шепотом.

– Но откровенно говоря, самая изматывающая и впечатляющая роль, которую ты играл, не из этих. Не так ли? – Она упрямо подняла подбородок, по непонятным ему причинам ее тон оставался непреклонным и вызывающим.

Маркус с недоумением нахмурился.

Может, когда он играл Постума в адаптации «Цимбелин», учитывая трудности языка, но…

– Не уверен, какую роль ты имеешь в виду, – сказал он.

Когда Эйприл выгнула огненную бровь, он понял, что у него проблемы.

– Это роль Маркуса Кастер-Раппа. Представление длиною в жизнь. – Она положила ладонь ему на грудь, прямо над сердцем, как будто измеряла его. Может, так оно и было? – Самый поверхностный, самый недалекий актер на планете, который на самом деле ни то, ни другое. Внешне мелкий и сверкающий, как лужа, но глубокий, как Марианская впадина.

Глубокий? Он? Что за хрень?

– Объясни, пожалуйста, – попросила она вежливо, но это была не просьба. Это было требование. – Рано или поздно папарацци снова нас найдут. Прежде чем увидеть твое следующее представление, мне нужно понять.

Эти огненные волосы должны были его насторожить. Каким-то образом Эйприл оказалась его горнилом, сжигающим все, кроме правды. Она заставила его произнести эту правду вслух и очиститься перед нею.