А я таращусь, на невинную ласку, захлебываясь в вопросах. Как у мужчин так легко получается? Как можно так издеваться над женщинами? Изменять годами? Выстраивать отношения на обмане? Целовать на день нескольких и ничего при этом не чувствовать? И секс, что у него с ней сегодня состоится не откликнется в нем. Не затронет ни одну струну его души. А по утру он ее выкинет, не вспомнив о ней ни разу. Моя женская природа не справляется с данным умозаключением. Я словно в потусторонний мир попадаю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Чужой и циничный.

Мир, смердящий деньгами и изобилием.

Где власть держащих превращают людей в рабов, при этом сами трансформируются в бездушных роботов.

И меня накрывает двойным страхом. Необъяснимым, но настолько пронизывающим, что Романов в гневе кажется любовной прелюдией.

— Она не любит сложностей, и откровенна в своих желаниях, — со стальным спокойствием заключает.

Чертов прагматик. Хренов правдолюб.

— Чему я не сказана рада. Тот, кто ищет всегда, находит то, что соответствует его внутреннему состоянию, господин Измайлов, — не остаюсь в долгу. Адресую внимание на его блистательную спутницу. Это выходит не специально. Никогда не судила человека по внешности.

— Экхарт Толле, госпожа Романова. Цитируете высказывания немецкого писателя. Но опять же не согласен. В большинстве случаев люди сами не знают, чем наполнен их внутренний мир и какие секреты он в себе таит, что ими движет. Судя по исходу вечера, ваше мировосприятие оказалось ошибочным, — удовлетворенно улыбается, так как удар попадает в цель. Кусаю внутреннюю часть щеки, чтобы не послать Измайлова на три веселые буквы. — А говорить на столь глубокую тему посреди улицы не имеет смысла.

— Тут вы правы мой друг подъехал, и нам пора прощаться, — услышав урчание двигателя мотоцикла, неподдельно радуюсь. Как же вовремя. Мой спутник торопливо приближается.

— Давид Алеанович, приветствую, — тянет правую ладонь Богдан.

— Назаров, — подозрительно косится на коллегу. Следует сухой ответ, продолжая удерживать рукопожатие. Во взгляде вспыхивает безошибочный опасный блеск в ночи. Он его поспешно прячет, но не ускользает от моего наблюдения. Ощупывает Богдана проклятыми обсидиановыми глазами, физически чувствую.

— Я заждалась тебя, — вкладываю смысл в сказанное.

— А я уже здесь. Рика нам бы поспешить, — понимая все без лишних слов говорит подошедший.

— Домой, я полагаю? — Продолжает истреблять оппонента.

— Отнюдь, — отвечаю немедля, забирая себе слово. — У нас турне по городу намечается. И еще Богдан приглашает за чашкой кофе встретить рассвет. Нам бы все успеть, — ставлю акцент на последнем, многозначительно улыбаясь парню. А вот сейчас попахивает дуркой. К чему разыгрывать фарс?

Это было бы логично в отношении Романова. Определенно объяснимо для самой себя.

Задеть мужское эго. Или что еще делают разведенные женщины.

Но к чему перед Измайловым ломать комедию?

Попытка показать что? Чтобы что, Рика?

Чего добиваюсь на самом деле?

— Угу, тогда поехали... Дорогая? — Подыгрывает Богдан, оставаясь невозмутимым на развитие абсурда. С готовностью киваю. Переплетая пальцы с парнем, цепляюсь за теплую ладонь будто ищу спасение, так как ноги более не держат в нескончаемой судороге.

— Турне. Значит, — тянет загадочно. Отчетливо вижу, как его зрачки расширяются, заполняя глазное яблоко чернью. — Завтра официальная сдача рекламного проекта, — сообщает бесстрастно. Потрясает неожиданной новостью. Мы переглядываемся с Назаровым. Богдан озадачен, как и я собственно. — Вам должны были сообщить, — пилит хищным взором обоих, и наши переплетенные ладони, в том числе.

— Что? Нет, — стопорится Богдан. У меня дар речи пропадает.

— А ведь я четко дал понять вашему начальству, что утром жду детального отчета, — подчеркнуто произносит, и в тоже же время ровной интонацией. —Для моей компании это переломный момент и других отходных путей уже не будет. У вас все готово?

— Да. Безусловно, — лукавит Богдан. Безусловно основанная концепция рекламы создана и суть ее прозрачна, но ведь еще предстоит подкорректировать материал. С текстом поработать, и аранжировку музыки подобрать лучшим образом. Хотя для нас это пустячное дело, но уйму времени занимает. — Остались незначительные детали.

— Детали? — на красивом лице возникает подобие оскала. Словно происходит глухой щелчок в голове Измайлова. Но произведенный звук я ясно слышу. Ощущение, что хищник только ждал момента набросится. Раскатать парня в пух и прах. К тому же прилюдно. —Нельзя пренебрегать деталями, особенно незначительными, — окидывает Богдана пронизывающей темнотой. Она настолько зловещая, что у меня у самой в глазах темнеет. — Ты видимо не в курсе, что от маленького винтика зависит огромная система. Абсолютно во всем ломается целый порядок, только по причине недоработки мелочей. А еще халатным отношением и чрезмерным самомнением. И если изъять из твоего же мотоцикла «незначительную деталь», то сомневаюсь, что твоя голова останется целой, — впечатывает каждое слово.

— Я неправильно выразился.

— Давид, я замерзла, — встревает брюнетка, переминаясь с каблука на другой.

— Одну минуту, Лика. Дам совет на будущее, впредь, чтобы не выглядеть глупо подумай об уместности сказанного. А лучше промолчи. Молчание — золото помни об этом, — произносит, не скрывая издевки и полного превосходства. Дыхание Назарова учащается, сжимается рука в кулак. Отчего моя ладонь находится под натиском мужской силы. Всесторонне рассматриваю спутника, который сдерживается, стиснув скулы. В безмолвной мольбе призываю Богдана не вестись на преднамеренное оскорбление Измайлова. Боже, этот вечер вообще закончится сегодня.

— Спасибо. Учту на будущее, — возвращая слова, Богдан цедит с пульсирующей веной у виска. Разделяю позицию Измайлова, сама принадлежу к той категории людей, заостряющие большое внимание на деталях. Но в глубине души аплодирую коллеге и его отменной выдержке.

— Мне не свойственно делать скоропалительные выводы. И уж точно не желаю думать, что обманулся, в выборе вашей редакции, — более не обращает внимание на Назарова, сфокусировав на мне взгляд. Срабатывает моментальная реакция, внутри и снаружи тело вспыхивает пламенем. — Полагаю госпожа Романова, вы разумный человек, как и ваш коллега, а значит понимаете куда я клоню.

— Яснее некуда, — шевелю губами, осознав какую глупость ляпнула, подставив Богдана.

— Прекрасно. Раз мы все прояснили... Хотя есть еще один пункт, — видимо нас ожидает новая порция нравоучений. Невольно выгибаю бровь в молчании. Опускает взор, изучает несколько секунд мраморный пол, широкой ладонью поглаживая волевой подбородок. А затем резко впивается в человека напротив немигающей, откровенной и жуткой смолью. — Будь любезен довези даму до дома. В целости и сохранности, госпожа Романова у нас редкий экземпляр. Она слишком бесценна для нас, — что ни в коем случае изложенное нельзя интерпретировать комплиментом. Или заботой о моей безопасности. Не спешите с выводами. Под фразой «бесценна» трактуется семь миллионов долларов вложенных в рекламную компанию. Плюсом отдельная процентная ставка, предназначенная выплатой. Не более. — Мы договорились?!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я все понял.

— Не смею больше вас задерживать. Спокойной ночи, коллеги. Рад был беседе, — спускается по лестнице, задевая мое плечо крепким корпусом. Отчего прикрываю веки, меня вовсю пружинит и бьёт разрядом статического тока.

— До свидания, — тихо мямлю механически, хотя пожелания наверняка уже не слышат.

— Лика, продолжим вечер, — доносится эхом. — Как ты смотришь на то, чтобы встретить рассвет в моей постели?

— Богдан мне очень жаль, — наблюдаю за удаляющейся парой.