‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Бешеный натиск языка в полости рта буквально расщепляет, я теряюсь, отключается восприятие яви.

И разорванная блузка не приводит в чувство. А освобожденная грудь мужчиной просится в его руки, и он не заставляет себя долго ждать.

Атакует полушария, сминает нетерпеливо, исключительно, для того чтобы прокрутить два соска единовременно.

— Ахх, — выдыхаю в огне. От цепкой хватки в глазах темнеет.

Оставляя губы в покое, Измайлов скользит устами по разряжённому телу, покрывает поцелуями, выводит маршрут к оголённым ореолам. И словно издеваясь алчно всасывает горошины, дует слегка, и по новой обсасывает.

Упираясь ладонями в стол, боюсь коснуться мышц, что являются воплощением гранита. Боюсь, что ладони не выдержат обжигающих мускул.

Он больше не кусает, не зверствует лишь легким касанием кончика языка оставляет влажные дорожки возвращаясь к скулам. Только от этого амплитуда тела в разы мощнее. Зашкаливает чрезмерно. Чувства на пределе.

— Великолепная, — хрипит мне в губы. И вновь сокрушает поцелуем. Глубоким и ненасытным. Разрывает языком зубы, щедро отравляя десна и неба.

Не отдаю отчета своим действия. Боже. Я сейчас сгорю. Мужские пальцы зарываются в волосы, мгновенно сжимая пряди на затылке, тем самым причиняя боль. Каменная грудь идет ходуном, будто преодолевает стометровку с препятствиями туда и обратно. Он напряжен. Буквально источает грех, стискивая ладонями ягодицы, вжимаясь меж ног, искушая внушительным достоинством.

Останавливает натиск поцелуя, но не отпускает губы, дышит рвано в рот.

— Хочу растерзать тебя членом. И *бать до потери пульса. Поехали в гостиницу, Аурика.

Сначала мне шарахнули по голове деревянным тараном, а затем в самый центр грудной клетки.

Вот именно такие идут ощущения.

Гостиница! Подтекст довольно прозрачный, мы взрослые люди. Что в принципе и следовало ожидать.

Однако настолько грязно и унизительно для меня звучит его предложение.

Где тотчас в памяти проигрываются слова Гамадрила:

«Когда охотник настигает добычу, трудно устоять. Тебе ли не знать, брат.»

Добыча.

Ассоциация лакомого куска мяса мне претит.

Еще тогда в ресторане оба продемонстрировали потребительское отношение к женщинам, где кроме ее промежности никакого интереса она не представляет.

А я без пяти минут распласталась капитулировав буквально.

Уверена, и номер всегда на такие случаи зарезервирован.

Начинает мутить. Мало того я примкнула к женам которым наставляют рога.

Так теперь и блудливой шлюхой на одноразовые потрахушки приглашают. Поздравляю Романова.

Мужчины. Похотливые кабели.

В голове мельтешат кадры, вот Степан тискает блондинку, смотрит с вожделением.

Бешеный Гамадрил чуть живьем не сожравший Нинель, и... ОН — истинный охотник живущий животными инстинктами.

И у каждого одно на уме — секс, власть, деньги. Отыметь любую, указанную пальцем в толпе и чем больше тем выше самомнение.

Но Измайлов хуже всех. Действует напролом. Спать с замужними женщинами для него не проблема.

И если более минуты назад огненные клубни меня фактически спалили до тла, то сейчас откидывает навзничь об толщу льда, а затем в морозную прорубь.

Отрезвляет моментально, кожа покрывается режущим инеем. Холод, в котором барахтаюсь затрудняет речь, лишь упираюсь ладонями в гранитные мышцы. Он сводит брови в непонимании, рассматривая пристально смольным взглядом и чернь похоти уходит на задний план.

— Что не так? — Не дает сдвинуться с места. Сохраняю молчание. Поспешно возвращаю бюстгальтер на место. Пытаюсь привести себя в порядок. Черт. Блузка испорчена. Заправляю остатки в пояс одежды. Широкая ладонь капканом ложиться на плечо, дергает на себя. — Что я такого сказал, Аурика? — Бросает нервозно.

— Всего вам доброго, господин Измайлов, — наконец говорю, справляясь с внутренней вибрацией. — Сообщите Николаю Петровичу окончательный ответ по ролику. Мне пора, — наши лица разделяют сантиметры, и я четко вижу мелкие морщинки прищуренных глаз, густые ресницы, мелкие частицы и каждую пору. Контуры лица не приемлют отказа, тем более вторичного, кривит рот, видимо задеваю самолюбие. И просто чувствую на подсознательном уровне.

— Ответь на поставленный вопрос, — требует металлическим тоном.

— Предложение не интересует. Вот и все, — титаническими усилиями держу зрительный контакт.

— Вот как? Так выдай свое, — проходится мрачно по вырезу, физически ощущаю клеймящий мрак.

— Я не смешиваю работу с похождениями по гостиницам, — на что мужчина неестественно усмехается. Согласна. Самой смешно от сказанного. Вознамерилась разграничить то, что успешно в пух и прах стерто собственноручно.

— Зачем ты все усложняешь, Аурика? — все же увеличивает дистанцию. Отступает на несколько шагов назад. Пользуюсь, моментом оттолкнувшись от стола ухожу на безопасное расстояние.

— А как надо? Чтобы легко и просто?

— Когда все очевидно, то почему бы и нет, — теперь слова бьют в солнечное сплетение. Принимает напряженную позу, прячет ладони в карманы брюк. От мужчины пропитанной похотью следа не остается. Маска циника приходит на смену. — Одно другому не мешает, — добавляет сверху, отчего прикатывает мерзость.

— Я больше не желаю к данной теме возвращаться, господин Измайлов. Все сказано в прошлый раз. Прекратите, пожалуйста, выдавать того чего нет. Очевидно, — ставлю ударение. —Вы находитесь в глубоком заблуждение. Что сейчас произошло, большая ошибка и подобного не повторится, — пока храбро отстаиваю свою позицию, меня уничтожают тьмой. И я упорно верю своим высказываниям, так как ни под каким предлогом не намерена встречаться с человеком.

— Уверенна?

— Безусловно. Дайте мне спокойно доработать и закончить рекламную компанию.

— Свободна, — швыряет холодно и до отвращения жестоко. Чувствую себя, его секретаршей, которую норовили использовать в качестве тренажера. Точнее для снятия стресса.

— До свидания, — стараюсь держать лицо, придерживаться взрослой позиции. Уже у выхода бросает коротко.

— Стой.

Боже очередной раунд я не в силах выдержать.

— Слушаю, — держусь за ручку, срастаюсь с металлом.

Тыкнув по гаджету, ждет ответа абонента.

— Марк, подгони машину к черном входу. Да, прямо сейчас, — отключается. Пересекает пространство ленивой поступью, играет мускулами, грацией адского создателя. Что он задумал сложно понять. Но и, наверное, неважно. — Пошли, — выходит передо мной. Проходим мимо приемной. Далее по пролету коридора и с противоположной стороны кабинета, оказывается еще одна дверь с выходом на лестничную площадку отличающейся от прежней. Нажатием кнопки вызывает лифт, — Внизу тебя ждет машина, водитель отвезёт тебя куда укажешь, — первым нарушает молчание. Скидывает синий пиджак, протягивает небрежным жестом.

— Я предыдущий не вернула, — игнорирую, скрестив руки перед собой.

— Оставь себе, — раздраженно кидает на плечи одежду некой подачкой. — Ну или передай через Романова, — с каким-то ехидством бросает напоминание. Тот самый намек моего статуса, отсутствия нравственности и семейных ценностей. Вопреки тому, что выдала отказ. —Прикройся. Но не стоит прикрываться благородством, выстави счет бухгалтерии за нанесенный ущерб, — окидывает фирменной темнотой, настолько подавляющий, что желудок подпрыгивает к горлу и вновь тошнота возвращается.

Освобождает помещение оставив последнее слово за собой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Заявление на развод естественно не подала. Вернее, мой внешний вид поспособствовал этому.

Проклятье.

Нервно кусаю губы, заламывая пальцы.

Анализирую дичь. Оживляю сцену часом ранее. Меня охватывает новая порция мандража.