Я не последовал за Изабеллой после того, как она ушла. Инстинкт кричал мне утешить ее, но разум остановил мою руку. Прямо сейчас на нас было слишком много глаз; я не хотел рисковать, втягивая ее глубже в этот беспорядок.

Кроме того, мне нужно было успокоить около сотни других людей, прежде чем я смогу сосредоточиться на своей личной жизни.

Репортеры, члены правления, руководители компании, друзья и семья...мой телефон звонил без умолку с тех пор, как фотографии разлетелись по Интернету тем утром. Я не был кинозвездой или рок-звездой, но все еще было много людей, интересующихся жизнью богатых и скандальных. Бонусные баллы, если скандал повлиял на будущее одной из крупнейших и известнейших корпораций мира.

— О чем ты только думал? — Ярость моей матери перекинулась через черту, не остановленная тысячами миль, разделяющими Нью-Йорк и Лондон. — Ты понимаешь, что наделал? До голосования остались недели. Это может все разрушить!

Мигрень поползла по моему черепу и сдавила его. Я смотрел в окно конференц-зала Вальгаллы и мой желудок бурлил от коктейля эмоций.

Я не сомневался, что за этим беспорядком стоит Виктор Блэк. Национальная звезда была его публикацией, и этот ублюдок был достаточно мелочным и мстительным, чтобы послать кого-то следить за мной после того, как я задел его эго.

— Это невинные фотографии, — сказал я. — И это Национальная звезда. Никто не воспринимает Звезду всерьез.

Это было то же самое оправдание, которое я использовал ранее. К сожалению, мою мать было не так легко поколебать, как Паркера.

— Невинными были бы фотографии, на которых ты читаешь детям во Всемирный день книги, а не разгуливаешь по Нью-Йорку с этой женщиной, — холодно сказала моя мать. — Бармен? Правда, Кай? Я свела тебя с кем то вроде Клариссы, а ты выбрал заурядную золотоискательницу? Ради всего святого, у нее фиолетовые волосы. И татуировки.

Гнев преследовал мой стыд, испепеляя его в одной огненной вспышке.

— Не говори о ней так, — сказал я, мой голос был смертельно тих.

Моя мать на мгновение замолчала.

— Только не говори мне, что ты влюбился в нее. — Намек на насмешку прозвучал в ее словах.

Конечно, нет.

Отрицание вертелось у меня на кончике языка, но как бы сильно я ни давил, оно не сдвинулось с места.

Мне нравилась Изабелла. Она нравилась мне больше, чем кто-либо, кого я мог вспомнить. Но между подобными и падшими существовал огромный океан различий. Первый был безопасным, четко обозначенным путем. Последнее было внезапным, потенциально смертельным падением со скалы, и я не был готов совершить этот прыжок.

Я не знал, как классифицировать свои чувства к Изабелле. Все, что знал, это то, что мысль о том, что я никогда больше ее не увижу, ощущалась как зазубренное лезвие, пронзающее мою грудь.

— Мы все еще можем это спасти. Как ты и сказал, это Звезда. — Моя мать отошла от своей первоначальной линии допроса. Она не настаивала на вопросе Изабеллы, вероятно, потому, что боялась получить ответ, который ей не понравится. — Опирайся на ее ненадежность. Заверь правление. И, ради Бога, перестань встречаться с этой женщиной.

Моя хватка сдавила мой телефон.

— Я не собираюсь с ней расставаться.

Последние несколько месяцев были дерьмовым шоу. Изабелла была единственным светлым пятном в моей жизни прямо сейчас. Уберите ее, и…

Блять.

Я ослабил галстук, пытаясь ослабить внезапное давление в груди.

— Будь серьезен. — Моя мать перешла с английского на кантонский диалект, верный признак того, что она была в бешенстве. — Ты готов пожертвовать своим будущим из-за девушки? Все, ради чего ты работал. Твоя карьера, твоя семья, твое наследие.

Мои зубы стиснулись.

— Ты раздуваешь это из мухи слона. Это просто фотографии. — Причем даже не самые рискованные.

Черт возьми, мне следовало принять больше мер предосторожности. Я был высокомерен, беспечен. Так уверен, что никто никогда не догадается.

О чем я только думал?

В этом то и проблема. Я не думал.

Я был слишком отвлечен Изабеллой, и это вернулось, чтобы укусить нас обоих за задницу.

Мои мысли вернулись к записке, которую я получил в Саксонской галерее. Я отмахнулся от этого как от розыгрыша, но, возможно, в этом было нечто большее, чем я первоначально думал. Выбор времени казался ужасно подозрительным.

Будь осторожен. Не все являются теми, кем кажутся.

О ком они могли говорить? Виктор? Кларисса? Кто-то еще в галерее?

— Теперь это просто фотографии, — сказала мама, снова привлекая мое внимание к ней. — Кто знает, что еще выйдет наружу? Достаточно искры, чтобы разгорелся пожар, и любой скандал, каким бы незначительным он ни был, может лишить тебя решающих голосов.

Давление усилилось, затуманивая мое зрение. Я не мог сосредоточиться. Моя обычная холодная ясность исчезла, оставив после себя вихрь смятения. В моей голове звучали тысячи голосов, требовавших вытеснить остальных, как пассажиры, пробивающиеся в поезд в час пик.

Оставь ее себе. Держи ее.

— Я это исправлю.

— У тебя есть только…

— Я знаю, сколько времени у меня есть. — Я редко огрызался на семью. Азиатские дети просто не отвечали своим родителям, какими бы взрослыми или успешными они ни были. Но если я не положу трубку в течение следующих пяти минут, я взорвусь. — Как уже сказал, я это исправлю. Через две недели фотографии станут просто воспоминанием, и меня выберут генеральным директором .

Другой вариант был слишком ужасен, чтобы думать о нем.

Проигравший. Выполняющий приказы Тобиаса. Посмешище. Вкус пепла наполнил мой рот.

— Надеюсь на это. — Моя мать не признавала моей редкой потери самообладания; на карту были поставлены более серьезные вещи. — Или ты войдешь в историю как Янг, потерявший контроль над империей своей семьи. Помни об этом в следующий раз, когда тебе захочется побегать по городу со своей новой девушкой.

Повесив трубку, я отправил остальные звонки на голосовую почту и поехал на машине к дому Изабеллы. Я велел водителю следовать извилистым маршрутом на случай, если за мной все еще следили, но это не имело большого значения, даже если и так. Фотографии нанесли свой ущерб.

Изабелла выглядела удивительно спокойной, когда открыла дверь.

— Я в порядке, — сказала она, прежде чем я успел спросить. Если бы не краснота на кончике ее носа и вокруг глаз, я мог бы ей поверить. — Это просто работа. Я найду другую. Видишь? Я уже начала поиски. — Она указала на сайт по поиску работы, открытый на ее компьютере. — Подумываю о том, чтобы добавить фотогеничности даже на откровенных фотографиях в разделе специальных навыков. — Небольшое колебание выдало ее шутку.

Я не улыбнулся.

— Иза.

— Меня уже увольняли раньше. Не так много раз, как я бросала курить, но, знаешь, конечный результат тот же. — На ее лице появилось подобие улыбки. — Что такое еще один провал в бухгалтерских книгах? Это не значит..

— Иза.

— По большому счету, это не имеет значения. Единственная дерьмовая часть — это если Паркер занесет меня в черный список других баров. Она знает всех в индустрии ночной жизни Нью-Йорка. Я не думаю, что она...

— Изабелла. — Я раскрыл свои объятия. — Иди сюда, любимая.

Она замолчала, ее глаза остекленели. Ее грудь вздымалась от ее скороговорки, и она не двигалась в течение долгой, томительной секунды.

Затем ее лицо сморщилось, и она упала в мои раскрытые объятия с тихим рыданием, которое пронзило меня, как шрапнель. Я поцеловал ее в макушку и держал ее, пока она плакала, желая, чтобы я не чувствовал себя таким чертовски беспомощным.

Никто не был выше правил Вальгаллы, даже управляющий комитет. Я мог бы легко найти ей другую работу или оплатить ее счета, чтобы ей не пришлось искать новую работу, но это не прошло бы гладко. Она была слишком независима, чтобы принимать чью-либо благотворительность. Кроме того, я знал Изабеллу достаточно хорошо, чтобы понимать, что ее увольнение из Вальгаллы не было здесь коренной проблемой.