Я проследила за ее взглядом, вниз ... вниз... вплоть до мужчины, сидящего с самодовольной улыбкой и устремленным на меня взглядом, как хищник, заметивший добычу.

О, черт.

— Изабелла. — Холодный, маслянистый голос заставил тысячу невидимых насекомых забегать по моей коже. — Ты сегодня прекрасно выглядишь.

— Спасибо. — Моя улыбка была достаточно натянутой, чтобы сочетаться с корсетом викторианской эпохи. — Что я могу для вас сделать, мистер Блэк?

Виктор Блэк оценивал меня своими плоскими темными глазами. Он был генеральным директором Black & Co, медиакомпании, чьи таблоиды выставили National Enquirer похожим на пулитцеровский материал. Технически он принадлежал к вашингтонскому отделению Вальгаллы, но часто бывал в Нью-Йорке. К сожалению.

— Секс на пляже. — Ухмылка змеилась по его лицу. Армия насекомых плодилась и размножалась. — Мое любимое.

— Сейчас. — Я проигнорировала очевидный двойной смысл и принялась за приготовление напитка. Чем скорее я закончу, тем скорее смогу уйти от него.

Под тридцать, зачесанные назад волосы, броская одежда. Виктор объективно выглядел прилично, но что-то в нем всегда вызывало у меня мурашки. Может быть, дело было в том, как он смотрел на меня, словно представлял себе самые грязные вещи, которые ему могли сойти со мной с рук, или, может быть, дело было в безжалостных приставаниях, несмотря на мою очевидную незаинтересованность.

Тесса послала мне сочувственный взгляд с другого конца бара. Она знала, как сильно я его не любила, но он всегда настаивал на том, чтобы я прислуживала ему, когда он был здесь, так что она ничего не могла поделать.

— Какие у тебя планы на эти выходные? — Спросил Виктор. — Я пробуду в городе до понедельника, и я знаю о нескольких предстоящих интересных событиях.

Уверена, ты знаешь. Бьюсь об заклад, они включали в себя практически полное отсутствие одежды и большие надежды на его огромный член.

— Я работаю, — сказала я, что было правдой. Я получала самые лучшие чаевые по выходным, поэтому всегда соглашаюсь на пятницы и субботы.

— Уверен, ты могла бы взять отгул на ночь или две.

Моя улыбка могла заморозить внутренности вулкана, когда я протягивала ему его напиток.

— К сожалению, мне нужно оплачивать счета, так что нет, я не могу. — Это было настолько грубо, насколько я позволила себе быть по отношению к члену клуба. Большинство из них были достаточно мелочными и эгоистичными, чтобы кого-то уволили из-за плохого отношения — включая Виктора.

— Есть и другие способы оплачивать свои счета. — Виктор намеренно задел мою руку, когда брал у меня стакан. Дрожь отвращения пробежала у меня по спине. — Например, я могу быть довольно щедрым в определенных ситуациях.

Смысл его слов был ясен.

Волны тошноты метались в моем животе, как корабль во время шторма. Я скорее умру, блять, чем когда-либо позволю Виктору Блэку дотронуться до меня.

— Спасибо вам за мысль, но, как я уверена, вы знаете, отношения между членами клуба и сотрудниками является вопиющим нарушением правил Вальгаллы. — Мой ледяной ответ контрастировал с гневом, кипящим в моих венах. Мне хотелось выплеснуть ему в лицо ближайший бокал или, что еще лучше, влепить ему пощечину так сильно, чтобы это выбило все мерзкие мысли прямо из его головы, но, как я уже сказала, мне нужно было оплачивать счета и сохранять работу. — А теперь, если это все, у меня есть другие клиенты, которые требуют моего внимания .

Я сделала всего два шага, когда его рука сомкнулась вокруг моего запястья.

Тошнота усилилась в сочетании с приливом адреналина, который стучал у меня в ушах. Мне потребовалась каждая унция силы воли, чтобы не ударить его по лицу свободной рукой.

— Правила на меня не распространяются, — сказал Виктор небрежно, как будто он не держал меня в заложниках в комнате, полной свидетелей. Высокомерие ярко и холодно сверкнуло в его глазах. — Я могу.

— Отпусти ее, Виктор. — Знакомый ровный, аристократичный голос прорезал мое напряжение, как свежеотточенное лезвие сквозь шелк. — Это неприлично грубо обращаться так с кем-то, даже для тебя.

Лицо Виктора потемнело, но он был не настолько глуп, чтобы устраивать сцену с другим участником. Он отпустил мою руку и повернулся.

Кай стоял позади него, поправив булавку для галстука, аккуратно сложив носовой платок в кармане пиджака, и его глаза были твердыми, как алмаз, когда они пригвоздили другого мужчину к его сиденью.

Тепло разлилось внизу моего живота, стирая часть моего отвращения к прикосновениям Виктора.

— Приятно видеть, что ты пользуешься преимуществами нашей внутриклубной сети, — сказал Кай, его голос был обманчиво приятным, несмотря на тихую ярость, исходящую от него волнами. — Но я был бы неосторожен, если бы не напомнил тебе о нашей политике запрета домогательств. Нарушишь его, и твой доступ к сети будет прекращен. Нарушишь его не с тем человеком, и тебе навсегда запретят посещать Вальгаллу. — Вежливая улыбка, более холодная, чем самые северные уголки Арктики. — Ты знаешь, что происходит с отлученными членами церкви, не так ли?

Губы Виктора сжались. Я не знала, что случилось с бывшими участниками, с которыми общались, но угрозы было достаточно, чтобы успокоить его, несмотря на убийственное негодование, переполнявшее его глаза.

— Возможно, тебе следует сделать передышку в другом месте клуба. — Кай разгладил рукой свой галстук. — В музыкальном зале состоится прекрасное джазовое представление.

Я не расслаблялась до тех пор, пока Виктор не исчез через выход, оставляя за собой след сдавленной горечи.

Кай занял освободившееся место. В воздухе раздалось жужжание, и мое сердце скрутилось в положение, которым мог бы гордиться мой старый учитель йоги.

— Спасибо тебе, — тихо сказала я. — Ты не должен был этого делать.

Большинство людей встали бы на сторону богатого, влиятельного человека, даже если бы они были неправы. Другие просто закрыли бы на это глаза, особенно на такую мелочь как захват за запястье. Я была женщиной, представителем меньшинства и наемным работником. Я обладала наименьшим количеством власти в ситуациях, подобных той, что произошла с Виктором, и хотя то, что сделал Кай, было абсолютным минимумом в некоторых отношениях, печальная правда заключалась в том, что большинство не могло сделать даже этого.

— Не знаю, что ты имеешь в виду, — сказал Кай мягким тоном. — Я просто напомнил ему о правилах клуба в соответствии со своим долгом как члена управляющего комитета.

Улыбка тронула мои губы.

— Обременительная работа.

— Положительно изнуряющая. Но я стараюсь изо всех сил.

— Настолько изнурительная, что ты пропустил свою постоянную встречу здесь в прошлый четверг? — Слова вырвались сами по себе. Я хотела бы выхватить их обратно в тот момент, когда они слетели с моего рта, но было слишком поздно.

Остатки каменного выражения лица Кая растаяли, обнажив вспышку теплого удовольствия, от которого у меня поджались пальцы ног в ботинках.

— Снова следишь за мной, Изабелла?

Бархатистая манера, с которой он произносил мое имя, была почти неприличной, вызывая в воображении образы ленивых вечеров и шелковых простыней. О руках, скользящих вверх по моим бедрам, и поцелуях, спускающихся по моей шее, о его рте, творящем порочные вещи с моим телом, пока он входит в меня. Снова и снова, пока…

Блять.

Жар вспыхнул между моими бедрами. Мои пальцы сжались на стойке, но я отмахнулась от его вопроса и заставила себя не прерывать его понимающий взгляд.

— Только для того, чтобы я могла избегать тебя. Любой, кто ради забавы переводит классику на латынь, приводит меня в ужас.

В уголках его глаз появились смешинки, и мой пульс подскочил в ответ. В этот момент все превращалось в ситуацию Павлова. Каждый раз, когда Кай что-то делал, мое предательское тело реагировало так, словно в него ударила молния.