Коллектив как на подбор состоял из вежливых предупредительных официантов. С левой рукой за спиной, в костюме, в белой рубашке с бабочкой, в белых перчатках, улыбчивые, они несли на подносах яства. Милые, приятные, но ненавязчивые молодые люди. Услужливые, но не до тошноты. Девушки-официантки были в чёрных юбочках, белых блузках с кремовыми бабочками и кремовых жилетках. Приятные, обаятельные, внимательные к клиентам.

На эстраде всегда кто-то из известных исполнителей пел, играл на музыкальных инструментах. Все они почитали за честь отметиться в «Каблучке» у Нолы.

На столе перед Борисом стояло три бокала, лежало три вилки, три ножа, всё это было для него одного.

Официантка принесла мясо с тонкой поджаристой корочкой сверху, розовое сочное внутри. Откупорила бутылку красного вина, налила его в бокал. Поправила цветы на столе, — срезанные розы с размером стебля семь сантиметров, практически одни головки, зажгла свечу, пожелала приятного аппетита и удалилась.

Мясо просто таяло во рту. «Как они его готовили?». Бахусов был пленён всем, — и обстановкой, и сервировкой, и обслуживанием, и кушаньем. Он знал, что это и есть тот мир, куда он стремился. Он хотел себе такой ужин всегда.

Получалось, что мясо с вином было вроде закуски, так как уже через пять минут ему принесли «шипучего», икру красную и черную в таком изобилии, сколько не мог он съесть заведомо и лососину.

Борис огляделся по сторонам, каждый гвоздь в «Каблучке» стоил немалых денег. На что ни падал взгляд, всё было баснословно дорого.

К Бахусову подошла другая официантка, в наряде, стилизованном под девочку-подростка. Она была в розовом коротком платье-маечке с огромным красным цветком, приколотым к левой груди, с большим белым бантом, похожим на раскрытые крылья бабочки, с ярким макияжем а-ля «ребенок украл и использовал мамину помаду». У неё в каждой руке было по большому блюду, в одном — тушёное мясо с грибами и картофелем по-домашнему в виде гарнира, а в другом — нарезанные овощи с зеленью.

Девочка-официант сладким голосом близкого человека сказала Боре:

— Вы не должны быть голодным. Знайте, что вы можете заказывать сегодня всё, что угодно, вам это ничего не будет стоить.

Она была приветлива и казалась доступной, и сама даже не намекала, а говорила об этом впрямую и не лгала. Но скорый на скабрезности и сальности Бахусов оробел, так как всё это было принадлежностью другого мира, до которого ему ещё необходимо было дорасти.

Он вспомнил, квартиру в обычном блочном доме на первом этаже, куда как-то принёс Льву Львовичу бутерброды. Мебели там не было, стояли одни столы, на которых небоскребами возвышались пачки наличных денег. И было много курьеров, которые набивали фибровые чемоданы с металлическими уголками этими деньгами. Обычные старые советские чемоданы, с которыми Борины родители в детстве ездили в пионерлагерь, а теперь в них хранились документы.

Никто не прятался от Бахусова. Приносит бутерброды Льву Львовичу, — значит свой. Тут же в открытую составляли списки нужных людей, кому в кратчайшее время нужно было подарить квартиру. Эти списки были не на одной и даже не на десяти страницах. Не эти бессчётные деньги до потолка, а ощущение свободы, царившее в этой «хрущевке» пленило Бориса.

Бахусов находился словно в сладком сне. Из грёз его вывела певица в платье с блестками, совершенно не похожая на Зинаиду Богдановну, появившаяся в свете софитов. И всё же это была она, его знакомая «Зина из магазина», помолодевшая лет на двадцать. Угарова пела песни из репертуара Аиды Ведищевой, Аллы Пугачевой, песни зарубежной эстрады. Её принимали не хуже звёзд. Борис видел, какими восхищёнными глазами на неё смотрели не только мужчины, но и женщины, какие овации устраивали. Угарова вся сияла в лучах направленного на неё света и была похожа в этот момент на мировую знаменитость. Со всех сторон слышались бурные аплодисменты и крики «Браво!», «Брависсимо!». А публика была избалованная, которую трудно было чем либо удивить.

К Борису подошла Нола, он машинально встал из-за стола. Хозяйка «Каблучка» вручила ему огромный букет алых роз и подвела к ступеням, ведущим на эстраду. Преодолевая застенчивость, Бахусов преподнёс цветы певице. Зинаида Богдановна приняла букет, но Бориса не отпустила, попросила всех присутствующих поприветствовать «мужественного молодого человека». С публикой она общалась свободно, как со своими ближайшими друзьями и Бахусова искупали в овациях.

— Я только ради тебя осмелилась снова запеть, — сказала Угарова после концерта. — Птица в клетке поёт только для солнца.

У Бориса кружилась голова. Настоящая, взрослая жизнь подходила всё ближе.

Бахусов учился в суворовском училище, но от армии «откосил». Отпустил себе бороду, свои пепельные волосы скатал в дрэды по последней моде.

Зинаида Богдановна стала рассказывать ему о себе и своих мужчинах.

— Первая любовь — сверстник. Познакомились и расписались ещё в консерватории. Он много обещал педагогам и мне, но быстро сдулся, не хватило характера и выдержки. Как теперь говорят, он «не умел держать удар». Привык только к попутному ветру. Первый встречный ветер, даже не шторм, не гроза, потопил все его честолюбивые мечты и устремления. Он как был подростком в плохом понимании этого слова, так им и остался. Николай Сергеевич Парь уже при первом нашем знакомстве во дворце культуры «Знамя Октября» это заметил, говорил мне, а я не слушала. А как поняла, что он прав, сразу аборт сделала. А голос у первого мужа был копия голоса Муслима Магомаева. Он только его репертуар и исполнял. По ночам слышишь серенаду Трубадура? Это мой бывший. Устроился на мусоровозку, контейнеры освобождает и голосит в это время почём зря. Кому теперь чего докажешь? Вторым был Николай Сергеевич Парь. Родила от него дочь Татьяну. Я говорила Николаю Сергеевичу: «Вы — мой ангел». А он смеялся и отвечал: «Ангелы, судя по изображениям, — молодые, крылатые, прекрасные юноши. У меня же нет ни крыльев, ни молодости, ни прикрас».

— Я ревную, — вырвалось у Бахусова.

— Не ревнуй, всё это в прошлом. И «попугай Магомаева», сволочь-алкоголик, свой талант пропивший и мой загубивший, и Николай Сергеевич, ангел-хранитель покойный.

— Он с тобой спал? — не скрывая ревности, спросил Борис.

— Если честно, уже и не вспомню, — извернулась Угарова. — В работу свою он был погружён. Вся эта «гонка вооружений» тогда была. Все спешили куда-то, а потом оказалось, что не надо было спешить. Всех обманули, в особенности, самых искренних. От этого они и поумирали. Всё это в прошлом.

— А Бунтов?

— Он со дна меня достал, к жизни вернул, суррогатной, но всё же. Не думай о нём. Он незлобивый, но своеобразный человек. У него свои тараканы в голове, неудачник он.

— А я — удачник?

— Безусловно. Если я в тебя влюбилась, можешь не сомневаться. В моей жизни так уж выходит, — чередуются неудачники с удачниками.

— Что нас ждёт впереди?

— Не надо об этом думать. Всё равно будет по-другому, не так, как видится сейчас.

Зина не всё рассказала Борису о своём последнем муже и о своей непристойной жизни после смерти Николая Сергеевича. Оно и понятно. Но мы приподнимем завесу тайны и ознакомим читателя с пропущенными страницами её жизни.

Автобусный парк сыграл важную роль в жизни и трудоустройстве наших героев. После закрытия Московского радиотехнического завода поработать там пришлось практически всем. Валера Бахусов трудился в ремонтных мастерских, Степан Леонтьевич Локотков был юрисконсультом автобусного парка, Юрок Дереза водил автобус, Нина Начинкина «обилечивала» пассажиров, Василий Грешнов с Гришей Бунтовым какое-то время работали на «аварийке», затем перешли в охрану. Жена Василия Наталья со своим высшим медицинским образованием, работала в парке медсестрой, штамповала по утрам разрешительные печати в водительские путёвки.

И Зина работала в автобусном парке билетёром, ходила по салону, «обилечивала» пассажиров. Вечером сдавала выручку в расчётную часть. Так вот Угарова на этой должности билетёрши пала очень низко. Выпивала с водителями в общежитии после смены, на ней, обнажённой, они играли в карты. Такую вот, униженную и оскорблённую, Гриша Бунтов и позвал за себя замуж. И этот благородный жест не остался незамеченным Ласкиным. Бунтову, вчерашнему уголовнику, — Гриша два раза сидел в тюрьме, — по малолетке, за хулиганство и в зрелом возрасте за воровство, занимавшемуся фарцовкой, дневавшему и ночевавшему в «приёмке» бывшего комиссионного магазина, Лев Львович доверил ключи от нового комиссионного, сделав его генеральным директором. Зинаиду посадили на приёмку товаров у населения.