— Олежек, не убегай, иди сюда, — добродушно, но вместе с тем повелительно обратился Лев Львович к Шептункову. — Твоя макака успокоится и вернётся.

Хозяин обезьянки с видимым нежеланием исполнил приказ Ласкина.

В предбаннике за столом, уставленном изысканными напитками и яствами, сидела Ванда, укутанная в простынку и рассматривала следы от обезьяньих зубов, оставленные на её руке. Рядом с Улановской стоял Лев Львович и, морща лоб в гримасе сострадания, не знал, что предпринять.

— Постой, — вспомнил Ласкин, обращаясь к Шептункову. — Ты, кажется, был укушен собакой в прошлом году? Расскажи нам про бешенство.

— Да. Был укушен, — с готовностью подтвердил Олег, — и само собой, стал после это всё изучать о вирусе бешенства.

— Погоди. Скажи нам с официантской прямотой, с которой объявляешь счёт клиентам, может Ванда заразиться бешенством от укуса твоей Баси?

— Не то что от Баси… Вплоть до того, что тебя, то есть Вас, то есть, её клюнет бешеный воробей или бешеный голубь.

— Бешеный голубь? — усмехнулся Лев Львович. — Это хлёстко, по-официантски.

— Любые теплокровные переносят бешенство.

Ванда вытаращила глаза и открыла рот, готовая завыть, но Ласкин её опередил, пригрозив:

— Не вздумай закатывать истерики. У нас и так каждая минута на счету. Завоешь, не сможем тебя спасти. — И спокойно, обстоятельно спросил, обращаясь к фотографу. — То есть? Твои действия, Олежек, после того, как тебя укусила собака?

— Я ломанулся в нашу поликлинику, — стал рассказывать Шептунков. — Но дело в том, что я бежал по лесочку и всем показывал разодранную руку.

— И тебе давали деловые советы?

— Да. Встретил мужика с собакой. Раннее утро, семь часов. Он сказал, что в поликлиниках с укусами не принимают, надо бежать в травмпункт. Я спросил, где травмпункт, он мне объяснил. Ближайший при нашей больнице. И, естественно, я из леска бегом добежал до травмпункта. Я не ждал автобуса, я бежал…

— Быстрее лани и орла?

— Быстрее любого автобуса. И, пока я бежал, у меня с руки текла кровь. Я её не останавливал, чтобы собачья слюна ушла вместе в кровью. У меня в руке от собачьих зубов было три отверстия, три дырки.

— Всего три?

— Да, но глубокие-преглубокие.

— Ну и что? В травмпункте уже были люди?

— Никого не было.

— В смысле? Травмпункты, насколько я знаю, работают круглосуточно, и в них всегда дежурный врач.

— Да. Я как стал в дверь колотить, вышел заспанный мужик в белом халате. Спросил: «В чём дело?». Говорю: «Собака укусила». — «И что вы хотите?» — «Как что? Хочу укол от бешенства».

— А он тебе: «Станете колоть уколы от бешенства, не сможете полгода пить водку».

— Год, — поправил Шептунков.

— «Год не сможете пить водку. Лично я ни дня без спирта не могу прожить», — дурачился Лев Львович. — Ты говоришь: «Плевать, колите укол» — «Подождите. Надо сыворотку привезти».

— Не-не-не-не.

— У них всё это есть в наличии?

— Конечно.

— Значит, была сыворотка?

— Была и бесплатная.

— Бесплатная? О чём врач не забыл предуведомить, надеясь на финансовое вспоможение.

— Я и не понял. Я об этом не думал, мне всё бесплатно делалось. Я никому ничего не давал.

— Как сыворотка выглядит?

— Да никак. Берется простой шприц…

— Каких размеров?

— Обыкновенный. Самый стандартный шприц.

— Кубик? Два? Цвет жёлтый?

— Она открывает ампулу… Ну, всё, как обычно.

— Ах, даже в ампулах? Сыворотка собачья? От бешенства?

— Ну, конечно. Да, да, да.

— Почему она открывает? К тому времени, значит, и медсестра проснулась? Дверь открыл похотливый врач, а распутная медсестра в это время одевалась?

— Ну, очевидно, — осторожно посмотрев на Ванду, подтвердил официант. — И он её послал, чтобы она мне…

— Сделала укол от бешенства?

— Нет. Укол от столбняка. И первое, что меня спросили: «Есть ли медицинский полис?».

— Ну, это вопрос второстепенный. Не имел бы, взяли б деньги и сделали. Куда кололи? В попу?

— В живот. И от столбняка — в живот.

— От алкоголизма тоже в живот делают, — со знанием дела сказал Лев Львович. — Ну, ну? Что дальше?

— Травмпункт формально работает до семи часов вечера. После семи только экстренные вещи. То есть мне назначили уколы на семнадцать часов. А до пяти в ресторане обеды, — не публика, а шваль. Хорошие клиенты только после семи приходят.

— Короче.

— Короче, я пришёл на работу и сказал начальству: «Меня укусила собака, мне надо явиться к семнадцати часам на укол в травмпункт».

— Каждый день пришлось кататься? Сорок уколов?

— Да, сорок уколов. Не помню, вроде каждый день мотался.

— Ты говоришь, изучал суть вопроса. Сколько делают уколов, в зависимости от того, куда укусили? Если обезьяна укусила за нос и за руку, сколько уколов?

— А неважно, — с простодушием недалекого человека сказал Шептунков, — если Бася её укусила в лицо, то ей бессмысленно делать уколы. Ванда умрёт всё равно. Ещё никого не спасли от укуса бешеного животного, если оно укусило в лицо.

Улановская впала в предобморочное состояние.

— Ну, а если твоя Бася не бешеная? — уточнил Лев Львович.

— А если не бешеная, то Ванду можно и не колоть. Я читал о вирусе бешенства, знаю, что он из себя представляет, как распространяется и прочее.

— Не отвлекайся. Вот укусила Бася Ванду за нос, и ты говоришь, что красавица, гордость города Варшавы, умрёт теперь в любом случае, если обезьяна бешеная. А если уколы сразу вколоть?

— Ей не успеют столько уколов вколоть. Она умрёт в течение десяти дней.

Улановскую трясло крупной дрожью от этих «сказок». Лев Львович её утешал:

— Успокойся. Мы всё это гипотетически. Обезьяна же не бешеная. Правда, Олег?

— А как мне в этом убедиться? — осведомилась Ванда.

— Да, как узнают, что животное не бешеное? — поинтересовался Ласкин.

— Надо предъявить в травмпункт обезьяну или собаку, там ей вскроют черепную коробку и посмотрят, бешеная или не бешеная.

— Неужели придётся убивать твою обезьяну?

— Надо взять мозговую ткань на анализ. Только по мозговой ткани, исключительно, — убежденно говорил Олег. — Понимаете, в чём дело? Анализы крови, слюны и так далее не дают ясного результата. Невозможно понять по этим анализам, бешеное животное или здоровое. Только анализы мозговой ткани.

— А кто будет убивать обезьяну? Кто будет этим заниматься?

— Вот в травмпункте этим и занимаются.

— Вскрывают мозг обезьянам?

— Вскрывают.

— Это ты фантазируешь?

— Правду говорю.

— Это очень ценная информация. Обезьяну твою мы убивать не станем. Или станем? Ванда, как ты на это смотришь? Может и уколы делать не будем? Или будем?

— Барбара за нос меня не кусала, только за руку меня цапнула.

— Хорошо. Если не за нос, а просто за руку укусила?

— Тогда ей могут уколоть для профилактики. Вот мне сорок восемь уколов сделали только потому, что укус был в левую руку. Если бы укусила за правую, кололи бы в два раза меньше. А если бы за ногу, то обошлось бы шестью уколами.

— То есть, собака кусает за ногу, и тебе колют всего шесть уколов?

— Да.

— А Шалопут, сказочник, врал, что ему сорок вкололи. Причём он нашёл в стеклянном медицинском шкафу большой шприц, и вколол их себе сам все сразу. «Температура под сорок, понос, рвота, но в мужском отношении после этого стал себя чувствовать восемнадцатилетним похотливым призывником».

— Сразу сорок уколов никто не делает. Да и невозможно. Делают по два укола в день, с интервалом по двадцать минут. Я приезжал к семнадцати часам, там общая очередь и очередь из тех, кто стоит на уколы от бешенства.

— Сколько в очереди?

— До четырёх человек, не больше. Очень удобно. Сделали, — вышел, и все ожидают второго укола.

— И через двадцать минут второй?

— Да. Двадцать минут ждёшь, и тебе второй укол лупят.

— Значит, тебе полный курс за двадцать четыре дня сделали?